Струны

Первая струна рвется еще в начале. Глаза у Халпаса горят огнем, безумным таким, немыслимым, по правде сказать, даже для Геенны неприлично ярким. Он сам невольно снова и снова списывает это на болезнь. Герцогу хочется скрипку не то что бы отложить, а разбить в щепки ко всем чертям, мать ее. Но пальцы... Пальцы его бессовестно предают. Со странно-надрывным скрипом лопается вторая струна. «Ему бабы не нужны», – всегда машет рукой Белиар. Не в том смысле, что герцог ими совсем не интересуется. Просто Халпас на кальяне своем женат. А так – вполне еще не безнадежен. Но он – безнадежен, хоть и умудряется как-то вот уже второй час сохранять целым тонкий смычок. Словно волшебная палочка в когтистых пальцах, он истязает беспощадно две оставшиеся струны, давит из них тоску, иронию едкую, и странную, свойственную всем вечным мечтательность, которая вопреки. Потому что мечтать, казалось бы уже не о чем. Халпас хмурится, губы прикусывает, и лишь на секунду их трогает полу-язвительная ухмылка. Лопается третья струна. На коленях у герцога кот лежит, огромный, серый. Со временем каждому обитателю Пандемониума начинает казаться, что все кошки после смерти попадают в Ад. Как бы то ни было, их здесь любят. Демон вздыхает. Курить смертельно хочется. Любые чувства – яд, отрава смертельная. Он этой отраве с мазохистическом удовольствием отдается без остатка. Скрипка этого хронически не выдерживает. Звенит и рвется струна последняя. Халпас каждую игру заканчивает одинаково.