На спор

– Анто-он! – я бежал, насколько это было возможно в толпе, которая заполняла сегодня торговый центр. Уворачивался от людей, держа в руках жутко мешающую детскую курточку, которую не так давно снял с племянника, чтобы тот не вспотел в помещении, а теперь этот засранец удрал!       Люди от меня шарахались, но лавировать все равно приходилось как слаломисту на спуске, а спину дорогого племянничка я уже давно потерял из виду. Вот попадись он мне только, выдеру как сидорову козу! Сестрица моя ненаглядная избаловала его донельзя, такого понятия, как слушаться взрослых, у него даже в отдаленных уголках мозга нет. – Антон! – снова заорал я, не особенно надеясь на успех, поэтому в общем шуме толпы и льющейся из всех динамиков какой-то в зубах навязшей новогодней песенки расслышать меня могли только те, кто был в радиусе метра. Зато несколько человек прямо по курсу торопливо отскочили в сторону, и я, наконец, увидел мелкого, несущегося прямо к выходу, прямо к вращающимся стеклянным дверям. – Антон, стой! – никакой реакции на меня, но вроде бы затормозил и метнулся в сторону, где Санта-Клаус в ярком красном костюме раздавал рекламные листовки. Пока я ликвидировал отставание, племянник успел уже забраться на руки к ошарашенному человеку. От растерянности тот выронил пестрые листочки, и они ровным слоем покрыли пол, пропитываясь грязной жижей, в которую превратился снег, принесенный с улицы ногами сотен людей. – Антон! – я подбежал и протянул руки, намереваясь забрать маленького паршивца. – Дедушка Мороз! – взвыл он. – Пожалуйста, сделай так, чтобы мама вернулась! – Антон, они вернутся, пойдем домой, – за час в торговом центре, куда я сдуру привел себя и ребенка в предпраздничный день, племянник успел вымотать меня до предела. С одной стороны, конечно, подарки нужно было купить, а оставить его не с кем. – Не-ет, – Антон обвил руками и ногами несчастного ряженого, – хочу, чтобы мама была дома! От действий мелкого ужасная фальшивая борода рекламного деда сбилась на бок, и я с удивлением и долей неприязни увидел под ней знакомое лицо моего однокурсника Равиля Гаевского. – Твой? – только и смог придушенно спросить он. Я согласился, что да, мол, мой. Не открестишься. – Антош, ну давай, слезай. Надо одеться, – от двери изрядно дуло, и никакие тепловые завесы не справлялись с морозцем, стремящимся пробраться в помещение, – и домой пора. Темнеет уже. – Не пойду! К маме хочу! – взвыл племянник и еще крепче вцепился в шею Равиля и, кажется, собрался разреветься. – Давай-ка оденемся, – Равиль сумел-таки оторвать одну руку от своего воротника, и я быстро натянул рукав куртки, затем то же самое мы проделали со второй рукой. Но все попытки оторвать маленькую обезьянку от волшебного деда закончились провалом: Антошка вцеплялся сильнее и рыдал на весь центр. – Давай я уж до дома вас провожу, – сдался Равиль, хотя в голосе мне послышалась затаенная радость.       Добираться до нашей квартиры, расположенной вроде бы и не так далеко, но очень уж неудобно, пришлось с пересадками. Пока подождали автобус, потом пока пересели на другой, в салоне которого не работала печка... В общем, дома совесть мне не позволила попрощаться с добрым Равилем на пороге – из теплой одежды на нем была разве что борода. Уставшего Антона удалось уложить спать довольно быстро. Утомлённый пацан, измученный длинным днем, дорогой и истерикой, выпил чашку какао и через десять минут довольно сопел в две дырочки. Оставалось укрыть его одеялом, подложить под руку любимую игрушку и зажечь ночник на всякий случай, и до утра можно быть уверенным, что ребенок не проснется.       Равиль обнаружился на кухне. Придвинув стул поплотнее к батарее, он пил чай, который сам себе и организовал. – Откуда ребенок? – насмешливо спросил Равиль, приподнимая кружку в шутливом тосте. – От сестрицы, вестимо, – ответил я, тоже наливая себе чай. Равиль вопросительно посмотрел мне в лицо. – А сама она где? – Отдыхает с мужем в теплых странах. Антоха заболел перед поездкой, и его не взяли, оставили с бабушкой, а бабушка попала в больницу позавчера, соответственно ребенок оказался на моем попечении, – пока я говорил, Равиль мелкими глотками пил из кружки. В какой-то момент наступила тишина, и именно его выбрал желудок гостя, чтобы заявить о себе громким урчанием. Ну вот, теперь его еще и кормить, совесть же не позволит выставить человека голодным. – Яичницу будешь? – обреченно предложил я, понимая, что утром придется завтракать манной кашей вместе с племянником. – А можно омлет? – наглость второе счастье, но я быстро сориентировался, вручив гостю миску, молоко и яйца: – Делай тогда сам, я не умею! Смотреть за действиями Равиля было даже где-то приятно. Обычная моя к нему неприязнь немного отступила и дала возможность любоваться широкой спиной, обтянутой белой рубашкой, и тем, что пониже спины, четко обрисованным «красными революционными шароварами». Все-таки он красавчик. Недаром все наши девчонки с потока прохода ему не дают: высокий кареглазый шатен с правильными чертами лица заставляет их сердечки биться быстрее. – Будешь? – поинтересовался Равиль, ставя шкворчащую сковороду на подставку для горячего.       Я подумал и не стал отказываться.       За окном стало совсем темно. В свете фонарей было видно, как по пустынной улице гуляет ветер, перенося с места на место кучи снега: метель разошлась не на шутку. Остро стоял вопрос, что делать с гостем: в своей символической курточке до дома он не доберется, да и где тот дом, кто бы знал. Значит, нужно или такси вызвать, или предложить переночевать, или покопаться и найти что-то из старых вещей, хотя при разнице в наших габаритах он на себя мою куртку не натянет. Пока я думал, Равиль еще раз вскипятил чайник и, довольно жмурясь, пил чай. – Слушай, – вдруг сказал он, – можно я у тебя до завтра останусь? А то денег на такси нет, а завтра с утра кто-нибудь из общаги привезет мою дубленку. – Вот тебе и раз: Равиль-то у нас в общежитии обретается, кто бы мог подумать! Правда я и не думал интересоваться, конечно. – Так можно? – нетерпеливо повторил он, не дождавшись ответа. Я кивнул, с некоторым опозданием подумав, что кому-то из нас придется спать на полу. Равиль оживился, темные глаза блеснули радостью и плохо скрытым торжеством. Я сделал вид, что ничего не заметил. – Ванная там, полотенце возьмешь салатовое, оно чистое, – сказал я и отправился в комнату готовить спальные места. Не знаю, что он там так долго делал, но выполз оттуда он почти через час. Распаренный и чем-то очень довольный. А вот два спальных места кое-кого не обрадовали. – Артем, – в десятый раз сказал взъерошенный после душа Равиль, – не вижу никакого смысла тебе спать на полу. Кровать достаточно широкая… – Давай не будем больше говорить на эту тему, – устало ответил я. – Спи. – Артем… – Равиль, не делай вид, что не знаешь о моей ориентации, – как можно суше сказал я, стараясь не рассмеяться, – вот и представь, каково это – оказаться в одной постели с парнем моей мечты, – посмотрел на «мечту» сквозь полуопущенные ресницы – на его лице появилась откровенная радость, и поспешил добавить: – которого хочется трахнуть до звёздочек перед глазами…       Так, теперь опустить голову, закусить губу, являя собой памятник всем скорбящим о несбыточном. Жаль, нельзя посмотреть на выражение лица Равиля, а то он сразу поймет, что я тут комедию ломаю и просто-напросто знаю о споре, о том, что он должен меня соблазнить и трахнуть до Нового Года. По идее, после таких моих слов любой уважающий себя натурал должен заткнуться, замотаться в одеяло и прижать самое дорогое к стенке, а в идеале вообще бежать как можно дальше, сверкая пятками, но на кровати тишина, слышно только чуть сбившееся дыхание. – Может быть, мы могли бы попробовать, – неуверенно и с большими паузами между словами произнес Равиль, – я иногда думал, как оно может быть… Только я буду сверху! Ага, вот прямо так сразу и сверху! Размечтался! – Равиль, – я поднялся и сел рядом на край, – дело в том, что я еще никогда не был снизу, – вдохновенно вру я, – а ты не умеешь быть топом. Поэтому предлагаю, если ты на самом деле хочешь попробовать, для начала побудь снизу, а потом, когда поймешь тонкости, я смогу довериться и тебе… Интересно, что за чай мы пили? Не иначе как туда по ошибке добавили каких-нибудь галлюциногенов, или они там сами проросли, еще на стадии роста листьев на чайных кустах. Грибы какие-нибудь. Ведь не могут нормальные люди вести такие разговоры на трезвую голову, не могут. – То есть ты предлагаешь поменяться? – после паузы уточняет Равиль.       Кивком подтверждаю его гениальный вывод и легонько провожу кончиками пальцев по его руке от запястья к локтю. Он вздрагивает, но не отстраняется. Осмелев, целую в шею, слегка касаясь губами: мне немного страшно, потому что в любой момент Равиль может передумать. Говорить о том, что нужно подготовиться, боюсь – сбежит же, а мне сейчас уже на самом деле хочется его, месть отошла даже не на второй, а на десятый план. Хорошо бы ему налить чего-нибудь, водки хотя бы, но важно не упустить момент, отстранишься, дашь время подумать, осознать ситуацию – и возврата не будет. Даст Бог, возбуждение все-таки затуманит ему мозги и все пройдет без осложнений, то есть я отделаюсь легким испугом и бить меня не будут. Ну или не очень сильно.       Процесс укладывания Равиля на спину напоминает сложный танец: шаг вперед, два назад, круги, повороты… Я чувствую его неуверенность и возбуждение. Глаза закрыты, и только по изменяющемуся дыханию можно понять, что из того, что я делаю, нравится, а что нет. Заласкиваю, отвлекаю, а сам медленно продвигаюсь вниз, боясь спугнуть слишком откровенными жестами, хотя будь на его месте кто-то другой, уже давно бы присунул. Когда мои пальцы смыкаются на его члене, понимаю: все, обратной дороги нет! Я сам уже на грани, у последней черты, и если в ближайшем будущем так ничего и не случится, то я обкончаюсь прямо так, как перевозбудившийся подросток, без дополнительной стимуляции.       Обхватываю губами головку, посасываю и на контрасте резко заглатываю на всю длину, вызывая вскрик. Удовольствие перекрыло дискомфорт от проникновения пальца, а потом уже он сам насаживается и едва слышно хнычет, прося еще. Раскатать резинку по члену секундное дело, даже дрожащие руки не помеха… А вот сейчас можно получить в глаз: то, что я пропихиваю в него теперь, гораздо больше, чем пара пальцев. Ожидаемо пытается спихнуть меня с себя, но я вдруг превратился в осьминога и вцепился всеми конечностями в свою жертву, продолжая медленно входить. – Потерпи, потерпи, сейчас будет хорошо, – вру я жарким шепотом, и он затихает, напряженно застыв.       Пара минут на то, чтобы дать Равилю привыкнуть, и потом уже совсем теряет значение все остальное – главное быть в нем, главное получить разрядку. Такого охуительно горячего и охренительно тугого любовника у меня никогда не было! Пытаюсь довести его до разрядки рукой, но он почти не возбужден, а ждать и терпеть нет никаких сил. Ничего, я сделаю ему самый шикарный минет, какой только смогу, и на этой мысли срываюсь, не сдерживаясь, кричу и падаю обессиленный на влажную от пота грудь Равиля. Сил нет, эйфория и яркий свет заполняют меня и хотя, я и пытаюсь слезть с него и тоже подарить наслаждение, но руки-ноги как будто чужие и совсем не слушаются отдаваемых им команд. – Ну что моя очередь? – слышу чуть напряженный голос возле уха. Не айс, после такого оргазма подставить зад не самое приятное дело, но в ответ только сдавленно мычу – пусть делает, потерплю. С трудом сваливаюсь на бок и ложусь на живот, чуть раздвигая ноги. На большее все равно сейчас не способен. – Блять! – взвыл Равиль, по наивности попытавшийся сесть и рухнувший обратно. – Давай на завтра отложим, – предложил я, сдавленно хрюкнув от смеха в подушку, и под шипение Равиля, накинул на нас одеяло, прижавшись к теплому боку. Думать об утреннем выяснении отношений не хотелось. Хотя я и твердо знал, что без вопросов выполню свою часть обязательной программы, но простит ли меня Равиль – вопрос оставался открытым. Усилием воли отгоняю печальные мысли и закрываю глаза, мысленно попросив боженьку сделать так, чтобы все было хорошо.       В первый послепраздничный день я ехал в универ сдавать экзамен. Слепящее солнце на лазурном небосводе, хрустящий свежевыпавший снег под ногами как нельзя лучше соответствовали моему настроению, такому же яркому и праздничному. Племянник вернулся на попечение родителей, бабушку выписали из больницы – подозрение на аппендицит не оправдалось. Равиль… Равиль теперь живет со мной. Стоило только подумать про него, как на лицо сама собой наползла счастливая улыбка: кто бы мог подумать, что все так сложится? И что тот спор был лишь способом подобраться ко мне, а то он не знал, как сделать первый шаг. Хотя вот без дорогого племянничка фиг бы мы смогли быть вместе. Так что ребенок заслужил самого лучшего робота, или о чем он там мечтает.       Осталось только одно маленькое дельце.       Я шел по коридору, высматривая нужную компанию. В рекреации, возле окна расположилась группка парней из параллельной группы, Равиль стоял лицом к коридору, в отличие от остальных. Завидев меня, он громко сказал: – Кстати, гоните выигрыш, – и протянул руку. Парни как-то неловко зашевелились, поглядывая на мирно стоящего меня, улыбочка на губах спокойствия им не добавляла. – Гоните, гоните, – подтвердил я, с удовольствием наблюдая за пунцовеющими щеками и ушами спорщиков. В ладонь Равиля стали ложиться голубые тысячные купюры. – Ну что, теперь в детский мир? – он улыбнулся мне, спрятал деньги в карман и протянул мне руку. – Ага, – усмехнулся я в ответ, протягивая свою. И так, держась за руки, чувствуя за спиной пораженные взгляды, мы покинули стены универа. Нужно было купить Антошке игрушку. Заслужил!