Баскская кровь, испанское сердце

Снег приятно похрустывал под ногами, город казался белым, укрытым теплым покрывалом, в рассеянном луче уличных фонарей кружились пушистые хлопья, Бильбао казался игрушечным и прекрасным, Нервион уснул под толстой коркой льда... Только вот у этой предрождественской прелести был один минус - она существовала только в воображении Андони Ираолы. На самом же деле температура была немного ниже двадцати - и это в середине декабря! - в свете пресловутых уличных фонарей вела хоровод противная морось, холодными иголочками коловшая лицо, асфальт блестел от влаги после прошедшего дождя, а Нервион все так же неспешно нес по городу темную воду. Бильбао - север Испании, но юг Европы, поэтому что осень, что зима - разницы никакой, разве что самую капельку холоднее становится на душе. Андони уже привык: как тут не привыкнуть, если живешь здесь с той самой поры, как приехал играть за молодежку «Атлетика». Андони Ираола Сагарна - чистая баскская кровь, сквозящая в имени, в твердой линии подбородка, в бархатной черноте глаз и вопросительном изгибе губ. Темноволосый гипускоанец, которому уже как-никак тридцать один год и который совсем не вечная машина. Такой возраст - ерунда, как раз самый расцвет сил, но не для футболиста. Тридцать один - ближе к закату, чистую баскскую кровь может сцапать в гостеприимные объятия какой-нибудь английский клуб, у которого нет толку, но есть деньги, а вот у «Атлетика» их совсем нет, а есть талант и невероятная внутренняя мощь. Да только кому это, скажите на милость, интересно, хоть «Атлетик» и набрал ход, входя в четверку, если уже в зимнее трансферное окно к этой распродаже потянутся руки спортивных директоров с зажатыми в них купюрами?! Андони Ираола Сагарна врет себе, ведь прекрасно знает, что его не продадут. Контракт подписали не так давно, а такие отступные никому и не нужны. Не продадут его - продадут кого-то другого, молодого, талантливого, чтобы он почивал на лаврах, передавая старым товарищам привет. Вот как Льоренте... Все знали, что он не задержится в Эускади, потому что не место таланту в середине турнирной таблицы Ла Лиги, а кто же знает середину?! Есть «Реал», есть «Барса», а еще мадридский «Атлетико» в фавориты приписался - надо же, и этот клуб был когда-то всего лишь столичным филиалом «львов»! Все в мире - его мире, завязанном на футболе - меняется, обрастает слухами, движется, но он не меняется сам. Андони Ираола Сагарна остается в Стране Басков и никуда уже не денется оттуда. Только бы не сдуться, как Йесте. В Катаре жарковато, все-таки... На углу улицы, по которой он шел, стояла одинокая церквушка, из которой звучала музыка. Туда входили люди - начиналась вечерняя служба. Зайти исповедоваться, что ли? Aita gurea, zeruetan zerana, santu izan bedi zure izena*, и прости нам грехи наши, и прости мне мою самую страшную ошибку - я, Aita gurea, парня люблю, видишь ли, гореть мне в аду... Сола, которому в его двадцать семь меньше всего подходит благостное «Энрике» и совершенно идеально к лицу задорное «Кике». Итак, Кике - Сола Клементе! - баск, в котором от баскского только происхождение родителей, а сам он испанец настолько, насколько вообще испанец может быть таковым. Вечное «mañana», жвачка - вишневая, и никак иначе, непрекращающиеся вечеринки, твиттер, нисходящая улыбка. Странно, что такой человек может вообще находиться в суровой и консервативной Эускади: ему бы куда-то в Севилью, не на побережье холодной Атлантики, а в средиземноморскую вечную фиесту, загорать на пляже, кутить, наслаждаться жизнью и подальше бы от Бильбао, подальше от Андони. Но вот он здесь, совершенно рядом, Кике Сола, который, наверное, никогда не поймет, как больно на баскском может звучать весна – «udaberri», как это слышать свою жизнь в песне на родном языке, а родной-то не испанский совсем. Ему не понять, и как раз поэтому две такие противоположности оказались рядом, как магнит. Они совершенно не понимают друг друга, но в этом вся прелесть - в отсутствии глубины там, где одна должна быть. Никаких истерик по поводу «У нас что, только секс?», никаких обязательств - чистая физиология без малейшего оттенка чувств. Как капля нефти в безгранично чистой воде Атлантики - капля Солы в широкой душе Андони. Андони уже поворачивал ключ в двери своего дома. Так пусто. Жена позавчера хлопнула дверью и уехала к подруге в Виторию. Да и пусть бы там осталась. Пустота в доме, пустота в голове, совершенная пустота - как ветер с пиренейских предгорий. Он захлопнул дверь и прошел в холл, даже не включая свет. Уселся на диван, достал из кармана телефон. На заставке у него с незапамятных времен стояла командная фотография Атлетика, старая-старая, где еще и Льоренте, и Мартинес, и Аморебьета... Разумеется, там не было даже духу Солы. Прекрасное было время, если не считать «Атлетик» в самом низу таблицы. Отличное время - без головной боли в лице человека-с-вишневой-жвачкой-и-ветром-в-голове, с кучей друзей, которых сейчас слышно только в телефонной трубке, время, когда жить было легче. И вдруг - как обухом по голове - тридцать лет, один матч за сборную, игра за середняка чемпионата и порядочная семья. Муж, жена и любовник. Любовник мужа. Его любовник. Дождь снова начался. Он лил настолько сильно, что через открытое окно Ираола слышал щелчки увесистых капель об асфальт. Щелк-щелк-щелк - почти в ритм с ударами сердца. Стук в дверь. Андони лениво потащился к двери. Неужели Итсиар вернулась так рано? Ну, и на том хорошо: хоть ужин горячий будет. Но на пороге не она, а мокрый до нитки, в компании с не проходящей улыбкой, Кике. - Хочу тебя... - выдохнул, не успев даже сбросить куртку. Предсказуемый, предсказуемый Кике. Всегда начинает с одного и того же. Вишнево-мятный вкус во рту, а губы - искусанные, мягкие, теплые - отрывками оказываются то на шее, то где-то на скуле, то прямо на его губах... Порыв ветра распахнул окно. Мелкие капельки долетели до напряженной спины Андони, склонившегося над Солой. Холодок в жарком сплетении тел немного вернул Сагарну к реальности, но уже было никак не остановиться. Ливень продолжал бушевать. Кике уйдет, как только дыханье вернется в ровный ритм, быстро оденется, поцелует Ираолу куда-то в область подбородка, и это касание губ будет пахнуть, конечно же, снегом и вишней. И снова жизнь пойдет своим чередом: у Андони - бесконечный цикл поиска чего-то правильного, чистого и родного в себе, цикл ностальгии о прошлом и жалости по упущенному времени, а у Энрике - улыбка, твиттер и завтра. Все завтра. Жить завтра, любить завтра - сегодня только высокий потолок дома Андони и теплые руки на спине. О том, что будет завтра, он и подумает завтра. И хоть ты кипи, хоть холодей в жилах, чистая баскская кровь - испанское сердце никогда не станет до конца твоим. ____ * - первые слова молитвы «Отче наш»