Прозрения и сны

Личный дневник, 9 ноября 2262 года. «Я снова возвращаюсь мыслями к летней операции и снова не могу заставить себя не думать о ней как о провальной. Что бы я ни писал в отчётах, что бы ни говорили мне в моё оправдание – я не могу и дальше прятать голову в песок, обвиняя всех, кроме себя. Всё это – гибель нескольких ищеек, телепатов из сопротивления, гибель Байрона – всё это моя вина. Неверно спланированная операция, неверно расставленные приоритеты, возможно. Слишком личное отношение, которое профессионал не может себе позволить. И в итоге я не сумел добиться ни тех целей, что преследовал сам, ни тех, что должен был преследовать. И теперь я имею то, что имею – Байрона больше нет, а остатки телепатского сопротивления сорвались с цепи и его именем взрывают базы Корпуса. В этом есть горькая ирония – ведь Байрон пытался решать проблемы, не прибегая к насилию. Но, как и любая крайность, его пацифизм оказался глуп и беспомощен. И ядовит для его последователей. Мне следует снова попытаться понять, как вышло, что он стал таким. Ведь это я растил его, воспитывал, а значит что-то, что толкнуло его на этот путь, есть и во мне. Если я сумею понять, что это, возможно в дальнейшем я сумею избежать многих ошибок». В комнате было совсем темно. В последнее время ему не хотелось зажигать свет. Темнота успокаивала. Помогала спрятаться от самого себя. Она же являла ему ту пустоту, в которой он теперь находился. Оставаясь один, не будучи занят подготовкой к операции, Альфред старался максимально занять себя чем угодно, только бы не думать. Но разум, привыкший постоянно всё анализировать и структурировать, не давал ему покоя ни на минуту, даже если он силой заставлял себя сосредоточиться на чтении или другом деле. В конечном итоге он понял, что если не станет хотя бы записывать свои мысли – рано или поздно они дурно скажутся на работоспособности и это неминуемо станет заметно руководству пси-полиции. А нестабильные телепаты никому не нужны, это Альфред хорошо помнил. Как и то, что однажды уже чуть было не стал таким после убийства Стивена Уолтерса. Он не сомневался, что в его личном деле это указано и второго промаха ему не простят. Пси-полиция была его жизнью. Всем, что у него когда-либо было и будет. Неожиданно ему стало очень холодно. Странно, ведь в комнате поддерживалась постоянная комфортная температура – как и во всех жилых помещениях Корпуса. Альфред сел в кресло у отопительной панели. Сейчас он ярче, чем когда-либо, ощущал, что остался совсем один. Надежды на возвращение Кэролин в мир живых не было. Байрон погиб. А больше у него на этом свете не было ни одного по-настоящему близкого человека. В том смысле, в каком он сам понимал эту самую близость. Другим Альфред всегда казался человеком замкнутым и не нуждающимся в компании. Впрочем, он сам привык считать, что это так. Но жизнь раз за разом сталкивала его с людьми, которые становились для него больше, чем просто студентами, заключёнными, одноклассниками и так далее. Жизнь заставляла Альфреда принять тот факт, что он такой же человек, как и остальные, и что он так же не может быть свободен от потребности в человеческом тепле, внимании, понимании. Возможно даже любви. И что работа не сможет заменить ему всего этого, даже если он заполнит ею все двадцать четыре часа в сутках. Неудовлетворённые потребности туманят разум и мешают принимать обдуманные решения. Они превращаются в неутолимую жажду, в манию, а это не совместимо ни с его работой, ни с той жизнью, к которой он привык. Альфред откинулся в кресле. Он поддался этой мании во время охоты на Байрона. И упустил его. И виноват в том, что Байрон убил себя, потому что за несколько часов до этого не сумел правильно подобрать слова, чтобы до него достучаться. А ведь он бы мог. Это же был Байрон. Байрон, которого он знал вдоль и поперёк, которого он учил и формировал фактически своими руками. Даже понимая всё это, раскладывая по полочкам, даже принимая свою вину, он всё равно не мог избавиться от гнетущего чувства, угнездившегося глубоко внутри него. Не мог просто взять и пойти дальше. Альфреду казалось, что это чувство ломает его изнутри. Он знал, что никто больше не догадывается о его состоянии. Он хорошо умел скрывать свои чувства и мысли. Хотя для телепата, живущего среди телепатов, это было ой как не просто. Однако Альфред справлялся. Но сейчас, вот в этот конкретный момент, он понимал, что очень многое готов отдать только за то, чтобы рядом был кто-то живой. Просто кто-то, кому он нужен. Кажется, всё равно уже, как. Как символ, как учитель, как любовник. Как друг, что в его жизни бывало ещё реже, чем всё вышеперечисленное. Только бы снова это почувствовать. Он с досадой стукнул навечно сжатой нерабочей рукой по подлокотнику кресла. Эти мысли и чувства были ему отвратительны. Альфред чувствовал себя слабым и никчёмным. Но они были так настойчивы и так привлекательны, что он сдавался. Раз за разом сдавался и… Поэтому Лорен сегодня придёт снова. Он всё-таки согласился тогда, после их последнего возвращения с «Вавилона 5». Лорен оказалась даже смелее, чем он думал. Обещанный массаж она, между тем, тоже сделала. Когда позже, на рассвете, она уснула, Альфред долго сидел рядом и смотрел на неё. Лорен улыбалась во сне, обнимая одной рукой подушку. И если бы её улыбка была торжествующей, ему бы совершенно точно это не понравилось. Но нет, Лорен оставалась Лорен, и улыбалась она всё той же полудетской наивной улыбкой хорошей ученицы. Утром Альфред сварил ей кофе, и они пили его, молча глядя друг на друга. Лорен, кажется, ждала, что он скажет ей что-то вроде: «Вам не о чем беспокоиться, потому что ничего не было», и совсем не хотела это услышать. Но он этого не сказал, потому что было бы очень глупо отрицать то, что всё-таки случилось, и к тому же понравилось им обоим. Он вообще ничего не сказал ей. Но они ведь телепаты, поэтому иногда в словах нет никакой нужды – всё понятно и без них. В тот же день Альфред подал официальную заявку на перевод Лорен в статус его ученицы. У неё действительно был хороший потенциал для пси-копа. Этот потенциал нужно было развивать, и Альфред не думал, что может доверить это кому-то ещё из своих коллег. Таким образом, Лорен получила доступ к любым документам, которые могли теоретически понадобиться в расследованиях. То есть ко всему архиву, исключая те его части, которые были открыты только высшему руководству и старшим офицерам с доступом класса «А». С тех пор она подолгу пропадала там, изучая личные дела беглецов и рапорты об операциях Альфреда. Он знал это. Помимо того, что мисс Орен, ведавшая всеми делами архива, сообщала ему о каждом случае, когда кто-то требовал его дела, Лорен сама и не думала скрывать своего интереса к его работе. Альфред гадал, что тут на первом месте – желание изучить его как человека, или желание с помощью его опыта лучше понять работу пси-копов. А впрочем, это не важно. Что бы она ни ставила на первое место – её обучению это, так или иначе, поспособствует. Теперь Лорен приходила в его комнату со стопкой папок под мышкой и усаживалась на диван читать. Альфред готовил чай и устраивался рядом с какой-нибудь книгой из своего собрания. Её чай чаще всего безнадёжно остывал, потому что она забывала о его существовании – и Альфреду приходилось напоминать ей о том, что чашка стоит прямо перед ней на журнальном столике. Не вслух, конечно, он отчего-то не хотел нарушать тишину, в которой они сидели. Тогда Лорен поднимала глаза от очередной папки и улыбалась ему, а затем всё-таки брала в руки чашку и так же задумчиво пила, продолжая читать. Он качал головой, как ему казалось, укоризненно, и снова опускал глаза в книгу. Иногда Альфред включал Стравинского и наблюдал, как Лорен задумчиво покачивает головой в такт музыке, не отрываясь, впрочем, от чтения. Так они могли сидеть часами и совершенно не чувствовать усталости или неловкости. А потом… Потом всё получалось как-то само собой. Возможно, дело было опять же в телепатии, в том, что какие-то сигналы они посылали друг другу, даже не используя образов или слов. Лорен откладывала свои папки в сторону, Альфред гасил свет в комнате. А потом она обнимала его, едва различимая в темноте. Лорен была молода и красива. В отличие от него, как регулярно напоминал ему ехидный голос с задворок сознания. И Альфред решительно не мог понять, почему ни разу за всё время, что они спали вместе, он не почувствовал от неё отвращения или жалости. А ведь он бы почувствовал – что такое блоки юной пусть даже и П12, в сравнении с его многолетней выучкой. И такой же многолетней паранойей, снова напоминал ему внутренний голос. Особенно паранойей. Но нет, ничего, ни единого повода заподозрить её в чём-то. Даже тогда, когда все блоки падали, и они растворялись друг в друге. Хотя на всякий случай, каждый раз глядя на неё спящую, Альфред напоминал себе, что не стоит расслабляться и вполне возможно всё это скоро кончится. Как бы ему ни хотелось обратного. Просто потому, что ничто хорошее в его жизни не имело привычки длиться достаточно долго, чтобы он привык к этому. Что совершенно не изменилось с момента их первой встречи, так это то, как она к нему обращалась. Альфреду так и не удалось убедить её, что называть его на вы и «мистер Бестер» в контексте их отношений несколько… странно. Постепенно он привык к этому и всё-таки перестал чувствовать себя школьным учителем, совратившим старшеклассницу. Вчера Лорен пришла со стопкой личных дел пациентов клиники реабилитации нестабильных телепатов. - Мистер Бестер, помните тот случай на Вавилоне 5? Джонатан Харрис и его две личности с разными П-уровнями? Я нашла десять аналогичных случаев. Знаете… меня так с тех пор и не покидала мысль, вопрос – а каким образом получается так, что у одного человека оказываются два разных уровня телепатии, если нам известно, что этот уровень зависит от генетической предрасположенности? Альфред с интересом перебирал принесённые ею папки. Несколько имён были ему знакомы – двое, Линда Шелтон и Таави Рууту, были беглецами, он лично доставил их в лагерь перевоспитания, ещё трое, Айзек Уилбер, Пенелопа Бёрк и Марсель Мартинес, трудились административными работниками базы на Марсе и пострадали при нападении повстанцев. Уровни у них были от П4 до П9, а у вторых личностей – как на подбор, от П10 до П12, причём самый высокий, П12, достался мистеру Рууту, изначально имевшему неуверенный П4. Эти вторые личности у всех них проявились спустя примерно пару месяцев после стрессовой ситуации – поимки или нападения. Возможно, однако, что они сами ощутили это раньше. Альфред знал о том, что множественные личности формируются при неспособности человека самостоятельно без ущерба для себя справиться с травмирующей ситуацией, однако сам по себе этот синдром крайне редок. Он поднял глаза на Лорен. - И какие у тебя появились предположения? - О, я думаю… Лорен замялась, беспокойно сминая в руках снятые перчатки. - Я думаю, что дело не только в генетике. Возможно, генетически определяется сама возможность для человека быть телепатом. А вот уровень больше зависит от его психики. Высокий уровень телепатии – достаточно тяжёлое испытание, не все могут вынести его и не сойти с ума. И мне кажется, именно поэтому многие из тех, кому Корпус искусственно повышал уровень, в конечном итоге погибали, так и не сумев проявить своих обновленных способностей. - А это интересная идея. У тебя очень светлая голова, Лорен. Теперь нужно изучить все эти дела и сравнить характеристики всех личностей, получивших более высокий уровень телепатии. И да, мне кажется, нужно уделить внимание и тому, в результате чего расщепление личности вообще случилось. Лорен моментально покраснела и смутилась. - Спасибо, мистер Бестер. Я всё сделаю. - А может быть, сделаем это вместе? Мне кажется, что так у нас больше шансов ничего не упустить. Здесь важная каждая маленькая деталь. И следующие несколько часов они читали бумаги «двойных» телепатов, делая заметки по ходу чтения. По всему выходило, что новые личности в целом были более адаптивными, более агрессивными и решительными. Это было вполне логично – их задачей было выживать. Они показывали, в среднем, более высокую скорость реакции и обработки информации. Обследования мозга и ЭЭГ, всё это наглядно демонстрировало, что уступая права своей новой личности, телепаты становились совершенно другими людьми. Альфред отложил последнюю папку. - И, тем не менее, мы наблюдаем сходные личностные качества у многих низкоуровневых телепатов. Но они родились со своим низким уровнем и продолжают с ним жить. Стивен Уолтерс, если верить его файлу и… моим личным впечатлениям, был именно таким. Но его П8 так и остался П8 до самой смерти. Он оперся локтями о колени и обхватил сжатую в кулак нерабочую кисть другой рукой. Взгляд Альфреда задумчиво скользил по бумагам на столе. Лорен молча кусала карандаш, которым вела пометки и тоже думала. Она знала, кто такой был Стивен Уолтерс. Почти все юные пси-копы знали, кто такой Стивен Уолтерс – лидер Сопротивления, подхвативший бразды правления после смерти семейства Декстеров. Человек беспринципный и жестокий, годами, да что там, десятилетиями водивший пси-полицию за нос. До тех пор, пока молодой Альфред Бестер не сумел хитрым образом добыть его сигнатуру из разума одного из его ближайших приспешников, а потом вместе с отрядом подразделения Сигма с самой Наташей Александер во главе не провёл блестящую операцию по поимке и обезвреживанию его и всей его банды. Впервые Лорен услышала эту историю ещё подростком, случайно подслушав разговор наставников, и, честно говоря, не особенно в неё поверила. Уж очень книжной она выглядела. Бестер в этой истории представал эдаким рыцарем со сверкающим значком и пламенем истины во взгляде. Слишком уж смахивающим на агитационный плакат вроде тех, что были развешаны по стенам в библиотеке Младшей Академии. Но сейчас – сейчас Лорен верила всему, что тогда услышала. Особенно после того, как они увидела Альфреда в деле, тогда, на Вавилоне. Собственно, после этого она не постеснялась признаться вслух в том, что поверила в героев. Альфред уловил её мысли – Лорен иногда думала слишком громко и слишком ярко, чтобы этого удавалось совсем не замечать. Он невесело улыбнулся уголком рта, глядя на те картинки, что крутились у ученицы в голове. Конечно, никто, кроме него, не знал, как всё было на самом деле. Что не было тогда, в тех мрачных и грязных катакомбах никаких героев. А был только отчаянно сражающийся Уолтерс, давно попрощавшийся с остатками здравомыслия, каждую минуту своей жизни винящий себя за то, что фактически предал доверие своих самых близких друзей, потеряв их сына. Уолтерс, смертельно раненный и убитый тем, кого за эти годы он отчаялся уже найти. Уолтерс, до последней секунды не ожидавший, что Альфред, или Стивен, его и в самом деле застрелит. И он, Альфред Бестер, всё-таки раз и навсегда Альфред Бестер, который никак не мог прекратить нажимать на спусковой крючок ППЖ. Альфред Бестер, лишившийся в тех катакомбах руки, которую ему больше удавалось разжать. Альфред Бестер, на самом деле лишившийся гораздо большего – стабильности, понятности и логичности своего мира. Альфред Бестер, выбравший Корпус, выбравший Альфреда Бестера вместо Стивена Декстера. Впрочем, обо всём этом теперь не знал никто. А тогда догадывалась разве что Наташа Александер. Всего лишь догадывалась и строила предположения, у неё ведь не было ни единого факта, способного пролить свет на истинные причины того, что молодой способный пси-коп неожиданно оказывается в состоянии тяжёлого шока в больнице после далеко не первого в своей жизни убийства. Но Наташа Александер была давно мертва, и теперь его тайне не угрожало ничто. И в глазах Лорен он так и будет героическим копом, недрогнувшей рукой убившим коварного беглеца. И сожалеющим о нём разве что как о своём собрате, избравшем неверный путь, который и привёл его к трагическому концу. - Кажется, мы с тобой отвлеклись, Лорен. Альфред улыбнулся, а Лорен моментально вспыхнула, гадая теперь, не успел ли он прочитать что-то из её размышлений. - И-извините, я и правда задумалась и отвлеклась. - Это не страшно – время позднее и ты устала. Мне кажется, нужно отложить наши изыскания. Сейчас мы уже ничего не надумаем. Лорен метнула на него быстрый взгляд, удостоверяясь, что он действительно не рассержен и не разочарован. Не обнаружила ничего из этого и немного расслабилась. Робко придвинулась и коснулась рукой его колена. Он снова улыбнулся. - Продолжим думать завтра. На свежую голову обычно приходят дельные идеи. - Да, конечно. Я… Она смотрела на Альфреда, снова тем же обожествляющим взглядом, которого он не любил, но в её исполнении находил даже в чём-то трогательным. Наверное, всё дело было в искренности Лорен. Как всегда. Альфред как всегда не ответил ни телепатически, ни вслух. Он просто кивнул, а она счастливо улыбнулась. Свет погас по движению руки, а уже через пару мгновений Лорен перебралась к нему на колени, обнимая его за шею и целуя в губы. В эту ночь Альфред уснул очень крепко и глубоко, хоть и беспокойно. Во сне он видел бесконечный тёмный коридор со множеством ответвлений. У коридора не было ни начала, ни конца, но Альфреду нужно было пройти его, потому что он точно знал, что там, в самом конце, будут ответы на все его вопросы. Он чувствовал кого-то впереди, кого-то, кто каждый раз успевал скрыться за поворотом, маня его за собой. В разуме этого человека он слышал музыку – тягучую индейскую колыбельную, такую знакомую ему. Только он никак не мог вспомнить, где же мог её слышать. Альфреду казалось, что он вот-вот нагонит неуловимого незнакомца, его шаги слышались всё ближе, его дыхание, эта музыка – они были совсем рядом, и он уже почти бежал, не обращая внимания на то, что в коридоры становятся всё теснее и мрачнее. Неожиданно Альфреду открылся огромный зал, в центре которого спиной к нему стоял тот самый незнакомец. Музыка теперь звучала отовсюду, она плыла в воздухе подобно густому туману, заполняя собой всё. Человек начал медленно поворачиваться и в глаза Альфреду вдруг ударил такой яркий свет, что он проснулся, резко сев на кровати. Некоторое время он пытался отдышаться и прийти в себя. Сон был слишком реален, ему давно не снилось ничего подобного. Музыка… Она всё ещё звучала в его голове. Альфред провёл рукой по лицу. Просто сон. И даже бессмысленный. Не стоит внимания, совершенно не стоит. Он посмотрел на Лорен, спавшую справа от него. Коснулся рукой её лба, аккуратно считывая её сны. Ничего особенного, обычные сны. Ей снилось лето и каменный мост над небольшой рекой. И он рядом с ней. Всё в порядке, никаких коридоров и индейских колыбельных, обычные сны обычной девушки. Альфред медленно вздохнул и лёг обратно. Чтобы настроиться на сны Лорен и осторожно войти в них ему не требовалось даже особенно напрягаться. Поэтому уже через пару минут он снова спал, чувствуя, как летний ветер из снов Лорен ерошит его волосы. Всё утро, после традиционного кофе в компании Лорен, он размышлял о своём странном сне. Альфред редко запоминал свои сны, он даже подозревал, что они ему почти не снились. Иногда он, как и прошлой ночью, присоединялся к сну того, кто спал рядом с ним. Так было в детстве, когда он долго не мог уснуть, и позже, когда он жил с Алишей. Даже сны Байорна он иногда ради интереса читал, когда случалось спать с ним в одной комнате в маленьких колониях во время командировок или прямо в корабле в космосе. В его сны Альфред, однако, ни разу не вмешался. Байрону часто снились полёты и далёкие планеты, иногда даже не существующие. Альфред неизменно умилялся тому, что у его протеже такая богатая фантазия и какая-то детская невинность, буквально сквозившая во всём. Чужие сны давали Альфреду много интересной информации о тех, кому снились. К тому же, это было просто достаточно интересно. Телепатия, всё-таки, отличная вещь, здорово облегчающая жизнь в самых разных ситуациях. Так вот, этот сон… Совершенно точно его сон, но откуда теперь взялось это странное ощущение, что кто-то специально показал ему его? Будто кто-то что-то хочет ему сказать. Альфред задумался. Сон мог быть как-то связан с делом, которым они с Лорен занялись, с «двойными» телепатами и попытками понять, чем же всё-таки обусловлен П-уровень кроме генетики. Может быть, его собственное подсознание просто среагировало на напряжённую умственную работу перед сном, показав ему яркую символичную картинку? Но тогда, почему раньше такого с ним не случалось? Никогда, ни после серьёзных потрясений, ни от большой заинтересованности в чём-то, он не видел настолько ярких и странных снов. Даже Байрон Альфреду не снился, несмотря на то, что он до сих пор помнил последние минуты жизни своего ученика так ясно и чётко, будто тот погиб только вчера. Но материала для размышлений было крайне мало, поэтому он решил, что следует дождаться следующей ночи. Возможно, он сумеет увидеть больше. Или же странные коридоры и то, что в них скрывалось, больше никогда не будут его беспокоить. День выдался свободным, и Альфреду было решительно нечем заняться. Чтение не увлекало, он несколько раз брался за разные книги, и каждый раз откладывал их после одной-двух прочитанных страниц. Все рапорты были давно аккуратно написаны и отосланы. Ежедневник показывал издевательски пустую страницу, а Лорен должна была появиться не раньше шести вечера. Целый день наедине с собой, ну надо же. Когда в последний раз у него такое случалось? Альфред не помнил. Предприняв последнюю попытку почитать, он всё-таки оставил это, увы, бесперспективное занятие, и вышел в сады Корпуса. На Марсе за зеленью следили особенно тщательно – помимо возможности для сотрудников Корпуса расслабиться и погулять в приятной атмосфере, сады имели и чисто утилитарное назначение. Благодаря ним под куполом дополнительно поддерживался оптимальный состав и влажность воздуха. Конечно, это была не Женева, где Альфред всегда мог уехать в горы и побыть там наедине с собой и завораживающе прекрасной природой. Но всё же сады помогали отвлечься от ржаво-красного пыльного уныния марсианского пейзажа за пределами купола, который ему слишком часто приходилось созерцать в окне. Альфред забрёл поглубже в заросли и сел на скамейку. Где-то недалеко цвело что-то определённо инопланетное – он не узнавал запаха, но тот был весьма приятен. Неожиданно он подумал о том, что возможно стоило бы подарить Лорен цветы. Ей было бы приятно. Хотя это могло усложнить их отношения, выбив из привычного хода, к которому Альфред привык, и который избавлял его от необходимости думать лишний раз о том, что вообще происходит, зачем ему это надо и не следует ли прекратить это прямо сейчас. Помнится, ты клятвенно обещал себе отказаться от всего индивидуального в пользу всеобщего или как ты там говорил, не упустил шанса напомнить его внутренний голос. Что-то было насчёт того, что не следует думать о себе как о чьём-то конкретном любовнике, отце, друге и так далее, а нужно стать эдаким духом Корпуса. Бывает же Святочный Дух, ты читал о нём у своего любимого Диккенса, а ты будешь Дух Корпуса. Возможно, о тебе даже сложат пару сказок. Но скорее всего они будут либо очень скучные, либо очень страшные. А сам ты будешь являться юным телепатам, чтобы предупредить… Так, стоп. Хватит. Альфред ненавидел свои редкие приступы самокопания. Ненавидел это мерзкое, грызущее его изнутри как назойливый короед чувство, что что-то в своей жизни он сделал неправильно. И что этого чего-то было слишком много, чтобы вообще этой самой жизни радоваться. Лорен послужила катализатором для очередного витка размышлений о жизни. Все его привязанности всегда заставляли его чувствовать себя не в своей тарелке. Он переставал быть тем Альфредом Бестером, которого знали и боялись даже коллеги, а становился каким-то неуверенным трепетным желе. Альфред фыркнул и потёр нерабочую руку. Нет, на работе это, конечно, не сказывалось, но время, ею не занятое, часто отравляло начисто. Вот как сейчас. К вечеру настроение у него испортилось окончательно. Настолько, что это заметила даже Лорен. Что-то спрашивать у него она, конечно, не рискнула, но весь вечер бросала на него обеспокоенные взгляды. Альфред усилием воли взял себя в руки, выругав мысленно за несдержанность. Посмотрел на Лорен. Улыбнулся ей. И неожиданно понял, что улыбается вполне искренне. Решение пришло само собой и оказалось очень простым. Да, он не любит Лорен, он всё ещё любит Кэролин. Но Кэролин больше нет, и ему от неё остались только воспоминания. А он не сможет жить только воспоминаниями, как и всем, ему нужно человеческое тепло и эмоции. Своих было маловато, но эмоций Лорен ему хватало с лихвой, она щедро делилась ими с ним. А самой ей от него, кажется, кроме самого факта его существования и собственно её обучения было не нужно ровным счётом ничего. Кто выигрывает от того, что у них что-то вроде отношений? Они оба. Значит можно считать, что всё в порядке и перестать искать в происходящем какой-то подвох. - Я совершенно забыл сегодня о чае. Кажется, выходные и отсутствие работы разрушительно влияют на меня. Он засмеялся и Лорен, расслабившись, присоединилась к нему. Чай они, против обыкновения, заваривали вместе. Заодно Альфред обучил её некоторым тонкостям этого дела, которых она не знала. И которые тут же под его чутким руководством применила на практике. Затем Лорен, осмелев, устроилась с чашкой на полу у его ног. Нарушать правила так нарушать! Он не был против. - Знаете, я весь день думала о том, что мы с вами вчера выяснили. Не понимаю, почему, но меня не оставляет какое-то ощущение, будто телепатический дар нам как бы… Она потёрла пальцем кончик носа, подбирая подходящее слово. - Посылается. Когда мы к нему готовы. Как будто именно поэтому генетика так часто даёт сбой и у двух высокоуровневых телепатов рождается низкоуровневый, как случилось в семье Александеров. А потом сила Литы Александер несмотря на то, что генетически это не было никак обусловлено на тот момент, вырос до неопределяемых величин. Лорен покачала головой. - И мы до сих пор не знаем, как это произошло. Только то, что это было как-то связано с ворлонцами. А ведь она не сошла с ума, как многие из тех, кому удалось таки повысить уровень при помощи экспериментальных методик, да и вообще практически не изменилась, до тех пор, пока Байрон… Она осеклась и прикрыла рот рукой. - Простите. Я не хотела…, - произнесла девушка упавшим голосом. - Всё в порядке, Лорен. Не стоит беспокоиться. Ты можешь упоминать при мне Байрона. Это… То, что произошло, было тяжело для меня, но я справился. Альфред действительно не хотел, чтобы она беспокоилась. Он отставил чашку, протянул руку и погладил её по щеке. Лорен, снова расслабившись, благодарно прильнула к его ладони. - Жаль, что мы не можем изучить Литу. Насколько я знаю, она погибла при последней атаке на Корпус. Видишь ли, Лорен, в твоих размышлениях есть здравое зерно. Вопросами П-уровня и происхождения телепатии занимались многие. Выдвигалось множество теорий, от простых и понятных, до заумных и почти фантастических. Ни одна из них не давала полного обоснования нашего феномена. Я встречал упоминания о том, что свои изыскания вёл даже директор Вацит, однако никаких записей о результатах не сохранилось. Ему помогала Наташа Александер, бабушка Литы. Мне доводилось работать вместе с ней во время одной из операций. Тогда она уже возглавляла подразделение Сигма. Уверен, она попала туда не случайно. Но никаких подробных записей о её участии в исследованиях Вацита тоже не осталось. Либо же они засекречены, но я сомневаюсь в этом. Я имел доступ к экспериментам по усилению телепатов и по развитию устойчивой способности к телекинезу, но все они опирались на привычные старые данные о генетической предрасположенности и так далее. Ничего нового. Но что-то подсказывает мне, что Кевин Вацит и Наташа Александер что-то узнали. Что-то, что предпочли хранить в секрете от всех. Интересно было бы знать, почему? Альфред задумчиво гладил волосы Лорен, которая осторожно устроила голову у него на коленях. Он вспомнил, как в далёком детстве его среди ночи вызвал к себе директор Вацит. Тогда он показался Альфреду странным стариком, говорящим загадками. Теперь, вспоминая ту встречу, он думал о том, что Вацит интересовался им не просто так. Покойный директор лично наблюдал зарождение самой системы Корпуса и никогда не делал ничего просто так. Альфред вспомнил его лицо. Лицо человека, который знал что-то очень важное, одну из тайн бытия, но при этом не был безумцем. До самой своей смерти директор Вацит сохранял острый и ясный ум, чем вызывал невольное восхищение у всех, кто с ним работал, ведь лет ему было гораздо больше ста. Но почему, если он сумел узнать что-то о происхождении телепатов, почему он не рассказал это всему Корпусу? Почему оставил их слепыми котятами тыкаться то в тот, то в другой угол, раз за разом терпя неудачи и теряя добровольных и не очень добровольных подопытных в процессе экспериментов? Ведь зная, как телепатия зародилась, они сумели бы определить, как именно нужно действовать, желая усилить свой дар. Это стало бы ключом ко всему. Альфред вздохнул. Увы, это были очередные вопросы без ответов. - Может быть, и мы с тобой когда-нибудь узнаем то же, что узнали они. Тем более, что ты очень смышлёная и у тебя живой ум. Это очень помогает мне, Лорен. Он ободряюще улыбнулся ей, а девушка зарделась от похвалы. - Спасибо, мистер Бестер. Я очень надеюсь, что вам никогда не придётся во мне разочароваться. - Сомневаюсь, что придётся. Против всех правил, посуду этим вечером они не убрали. А уснуть Альфреду удалось только почти под утро. Во сне он снова оказался в знакомом коридоре, окутанном звуками индейской колыбельной. Теперь перед ним была дверь. Он коснулся её створок и ощутил приятную шероховатость старого дерева. Альфред толкнул дверь и перед ним открылся тот самый зал, в котором его в прошлый раз ждал незнакомец. На сей раз, он стоял к нему лицом в самом центре огромной комнаты. Альфред приблизился и с удивлением узнал в незнакомце Кевина Вацита, только теперь он был значительно моложе. Но его глаза, их выражение – это осталось прежним. Бывший директор Корпуса кивнул ему. - Здравствуй, Альфред. Мы увиделись снова и я рад этому. - Вы мне снитесь. Вацит склонил голову на бок. - Сны – гораздо более сложная вещь, чем тебе может показаться, Альфред. В своё время именно сны сослужили мне очень хорошую службу и помогли приблизиться к пониманию многих вещей. Во сне мы обращаемся не только внутрь себя, но и вовне – ко всей огромной Вселенной. Только вот далеко не всегда нам удаётся понять то, что она отвечает на наши вопросы. Он замолчал, изучая Альфреда. - Ты вырос. Изменился. Я чувствую в тебе много горечи, и это напоминает мне меня. Хоть я и научился закрывать свои чувства и переживания от всех, включая себя, я понимал, знал, что происходит внутри меня. Как и ты, я пережил смерть женщины, которую любил. Как и ты, я хотел принести благо телепатам, раскрыть их предназначение и помочь им выполнить его. Я вёл хитрые игры ради себя и будущего Корпуса с того самого момента, как сумел приблизиться к сенатору Кроуфорду. Как и ты, Альфред, я был телепатом, так что это точно так же напрямую касалось меня самого и моей судьбы. - Но ведь вы… Вы были директором Корпуса, а им может стать только нормал, - опешил Альфред. Вацит усмехнулся. - Я нарушил правила. Я нарушил их ещё когда был мальчишкой – тесты не сумели определить мою телепатию. Потому что мой уровень был выше, чем максимально доступный для других телепатов. Мне бы многое хотелось рассказать тебе, Альфред, но у меня не так много времени, чтобы всё успеть. Альфред молчал, впервые в жизни не зная, как себя вести и что говорить. - Ты и твоя юная ученица задумались о том же, о чём думал я когда-то. О том, что всё это, мы, наш дар, всё это сложнее, чем кажется на первый взгляд. Вы правы, Альфред. Мы были созданы и созданы с конкретной целью. Но больше это не имеет никакого значения. Та цель, ради которой нас создавали и многие поколения совершенствовали, больше не имеет значения. Война кончилась, они, все они, ушли. Теперь, Альфред, мы предоставлены сами себе. Вацит приблизился к Альфреду и положил руки ему на плечи. - Ты – моё наследие. Корпус хорошо воспитал тебя, я могу гордиться тобой. Но я хочу попросить у тебя прощения. Я избрал для тебя такую судьбу. Судьбу идеального дитя Корпуса, его воплощения. Я знал, что ты вырастешь именно таким, каким ты стал. Всё же, в тебе течёт моя кровь, Альфред. Он улыбнулся. Альфред почувствовал, что ноги у него стали ватными и чуть было не подкосились. - Но… но как? - Вспомни, Альфред. Это будет трудно, но ты справишься. Вспомни – это было в самом начале твоей жизни. Он положил ладонь Альфреду на лоб и тот вспомнил. Светло. Тепло. Спокойно. Он чувствует детей вокруг себя. Чувствует присутствие медсестёр. Безопасность. Над его кроваткой склоняется старческое лицо. Вацит. Он что-то говорит. Нет, не говорит. Он думает. А Альфред слышит это. Слышит и запоминает. Пусть даже пока ему не понять слов – он улавливает смысл и настроение. Он всё запоминает, просто некоторые воспоминания лежат слишком глубоко и об их существовании трудно вспомнить без серьёзной необходимости. «Прости меня, Фиона», говорит Вацит. Фиона. Его мать звали Фионой. Образ, вставший перед глазами старика, когда он назвал это имя. Да, это была его мама. Перед глазами Альфреда замелькали образы родителей, такие яркие, такие живые. Он не видел их уже долгие годы. Он сам отказался от них, признав Корпус своим единственным родителем. Альфред зажмурился, чувствуя, как глаза обжигает слезами, и опустил голову. Индейская колыбельная гремела в его сознании военным маршем. Вацит снова крепко держал его за плечи. - Фиона была моей дочерью. Она не знала об этом, да и сомневаюсь, что ей было нужно это знать. Она и твой отец погибли в борьбе за свой мир, каким они его видели. Ты попал в Корпус. Я стёр твоё имя и дал тебе новое. Впрочем, ты знаешь об этом. И твоя рука. Ты спрятал всё, что узнал от своего крёстного, в своей сжатой руке. Я знаю это. Но теперь ты должен принять себя и своё прошлое. Пусть даже такое маленькое. Оно ведь больше не имеет значения. Ты уже стал тем, кем ты стал, тебе нет нужды скрывать его даже от самого себя. Вацит отстранился. - Я давно хотел увидеться с тобой. Наверное, мне следует попросить у тебя прощения. Но ты не хуже меня знаешь, что такое дорога к цели. И чем приходится ради неё жертвовать. Мне жаль твоих родителей. Но я не мог поступить иначе. Зал медленно таял, Альфред погружался в кромешную тьму. - И всё же… Прости меня, Альфред. Стивен. Я забыл о том, что люди остаются людьми, даже если рождаются телепатами. Прости меня за это. И за твоих родителей. Альфред проснулся от того, что кто-то осторожно трогал его за плечо. Над ним склонилась обеспокоенная Лорен. - Вы что-то говорили во сне. И вы… Лорен коснулась его щеки, и он понял, что она мокрая от слёз. Ему стало стыдно. Разреветься из-за сна! Пусть даже и такого странного. - Да, мне… Мне снились мои родители. Альфред сам не понял, зачем сказал это, но это явно успокоило Лорен. Ведь это было так просто и понятно. Она обняла его, подчиняясь какому-то инстинктивному порыву. Альфред обнял её в ответ и с удивлением понял, что так ему становится легче. Сон. Вацит. Не может быть, что всё это на самом деле. Но воспоминания о том, как Вацит разговаривал с ним, лежащим в колыбели, они были настоящими. Он знал это. Неужели, всё действительно так? И старик нашёл какой-то способ прийти к нему? Когда-то давно люди верили, что с помощью снов мёртвые могут общаться с живыми. Но он всегда считал это скорее сказками. У Альфреда не было сил об этом думать. Он устроил Лорен поудобнее на своём плече и попытался снова заснуть. Неожиданно девушка приглушённо вскрикнула. - Ваша рука! Альфред открыл глаза, скосил взгляд на левую руку, лежащую поверх одеяла. Она больше не была сжата, ладонь была расслаблена, а пальцы всего лишь чуть согнуты. «Твоё прошлое больше не имеет значения». «Прости меня, Фиона». «Прости меня, Альфред. Стивен». - Я прощаю, - прошептал он, не сводя взгляда с руки. Лорен едва ли услышала, что он сказал. Она ошарашено гладила его пальцы. - Это же прекрасно! Это так прекрасно! Но как?.. Альфред горько улыбнулся. - Когда-нибудь я расскажу тебе, Лорен. Когда-нибудь, когда буду готов. Не сейчас. Он не был уверен, что собирается выполнять это обещание. «Прошлое не имеет значения». Неважно, откуда они пришли? Неважно, зачем они? Хорошо. Значит важно только то, что их ждёт. Он позаботится об этом. Как всегда. Как и было задумано. Альфред покрепче прижал к себе девушку и улыбнулся в темноту. - Нам нужно поспать ещё хотя бы немного. Завтра предстоит много работать. Спи, Лорен. Всё хорошо. Спи. Личный дневник, 11 декабря 2262 года. «Завтра мы с Лорен и двумя стажёрами вылетаем на Землю. У меня появился шанс вступить в переговоры с одним из лидеров восставших. Сейчас мне нужны все телепаты, независимо от их уровня. Я снова постараюсь донести до них простую мысль – Корпус никогда не отказывается от своих детей. И что Корпусу тяжело наблюдать, как его дети сражаются между собой. Есть кое-какие идеи, как донести это до них. Я не перехожу на сторону Сопротивления, нет. Я не верю в методы Байрона. Но я должен собрать Семью вместе. Во имя нашего общего блага».