Second Time Coming

После того, как наступил конец света, Чанмин прошел пятьсот и еще семьдесят девять километров. Не было никакого другого способа определить, насколько хорошо мир справился со своим концом, и Чанмин не хотел знать, сколько времени уже прошло, или как много людей он уже потерял. Вот чего он действительно не мог избежать - это пейзажей, которые, несмотря на повсеместные разрушения оставались такими же, и дорожных знаков, которые было невозможно игнорировать. Сейчас голубой, упавший и затоптанный указатель говорит ему, что он находится около своего родного города. Конец света. После того, как наступил конец света, Чанмин прошел пятьсот и еще семьдесят девять километров, но, конечно же, все эти километры привели его именно туда, откуда он начал. Вероятно, это небеса так над ним насмехаются, думает он. Чанмин хмурится, пряча нос еще глубже в шарф, и переступает с одной гудящей ступни на другую. Пока он молчит, шок сползает с лица Юнхо и оставляет на нем только безрадостное смирение. Чанмин видит, как знакомо никнут его плечи - однажды это произошло именно из-за него, и внезапно он чувствует себя пойманным между иррациональной надеждой, что не только он способен так действовать на Юнхо, и болезненным чувством вины. "Ну, тогда пойдем, что ли," - отрывисто говорит Юнхо. Он поворачивается на каблуках и идет непонятно куда, не ожидая ответа. Чанмин следует за ним на автомате, так, как он делал, когда был еще ребенком - словно они вернулись в те времена. "Куда мы идем?" - спрашивает Чанмин, когда становится ясно, что Юнхо не собирается нарушать неловкую тишину, повисающую между ними уже второй раз. У Чанмина нет сил с ним ругаться. От холода его лицо болит, почти так же сильно, как и ноги, почти так же сильно, как сердце. "О, Чон Юнхо, ну не так же быстро, твою мать." Юнхо останавливается и оборачивается, чтобы смерить его взглядом. Когда он качает головой и что-то бормочет себе под нос, Чанмин неловко разглаживает полы своего рваного пальто и запускает пятерню в разлохмаченные волосы. "Что? Я пришел сюда, и это было не очень-то, мать твою, близко," - заводится он. "А я не об этом," - говорит Юнхо. Его голос, который Чанмин теперь может расслышать, стал грубее и суше, чем раньше. "Ты ничуть не изменился, да?" Чанмин пожимает плечами, когда Юнхо на шаг отступает в сторону. "Я пришел обратно, и я прошел весь путь обратно. Может быть, поэтому." Это определенно не звучит как то, что стоило бы говорить. Их прошлое всем своим весом опускается на плечи Чанмину, но это не то, что он действительно имел в виду, и Юнхо знает его достаточно хорошо, чтобы это понять. Юнхо морщится в болезненной усмешке. "Наверное." Они останавливаются в магазинчике, его окно разбито, и внутри все заметено снегом. Юнхо перешагивает через разбитые стекла, Чанмин морщится, но следует за ним. Осколки кажутся очень острыми под тонкими подошвами его ботинок. Чанмин поднимает бровь, когда обнаруживает, что стеллажи пусты только наполовину, и оставшиеся товары аккуратно упакованы. Все супермаркеты и магазины, мимо которых он проходил, были разграблены подчистую, и иногда там даже попадались кровавые пятна, оставленные голодающими и отчаявшимися, как в комиксах про войну, которые он раньше читал. А этот, несмотря на разбитые окна, выглядит точно так, как должен выглядеть нормальный магазин. Юнхо идет по нему, как постоянный покупатель, собирая с полок упаковки с раменом и бутылки с соджу, и бросает их в пластиковую корзину. "Твое здоровье," - говорит он, перебрасывая бутылку Чанмину, и тот почти роняет ее из одетых в перчатки рук. Фыркая, Чанмин открывает бутылку и отбрасывает крышку. Алкоголь холодный, как лед, и сладкий, Чанмин делает большой глоток и смакует тепло, пробегающее по горлу к самому центру его существа. Юнхо оборачивается на его удовлетворенный вздох и улыбается. "Неплохо, да?" Говоря, он направляется к выходу из магазина, и, проходя через него, задевает корзиной подоконник. "Окно разбито специально, потому что электричество закончилось неделю назад, а так еда не портится, и алкоголь остается холодным." "Оригинально," - признает Чанмин, потому что он соскучился по тому, как от алкоголя кружится голова, потому что он пока так и не понимает, как им следует себя вести друг с другом. "Еще какие-то фокусы?" Юнхо пожимает плечами. "Хочешь выпить на детской площадке?" "Да, конечно. Не то чтобы я куда-то спешил," - отвечает Чанмин, несмотря на все пятьсот и еще семьдесят девять километров, оставленные позади. "У нас есть все время в этом долбанном мире," - соглашается Юнхо. *** Чанмин начинает пить на качелях, потом перемещается на горку, и в конце концов устраивается в пластиковом туннеле в полутора метрах от земли. Юнхо лежит напротив, прислонившись спиной к такой же изогнутой поверхности. Это смешно - двое взрослых мужчин их габаритов в этих штуках для детских игр, но у них получается. Колени Чанмина прижаты к груди, а шея Юнхо изогнута таким образом, что совершенно точно будет болеть с утра, думает Чанмин. Он закатывает глаза и тянет руку к этому идиоту, собираясь ухватить его за лодыжку и потащить, чтобы он сполз чуть ниже и занял более удобное положение. Пивные банки повсюду, они держат их в руках, на коленях, а часть просто валяется вокруг. Сопротивляемость Юнхо алкоголю, как обычно, никакая, так что он осиливает только одну - а остальные подталкивает к Чанмину, пока его щеки не становятся ярко-красными, а дыхание - хриплым. У Юнхо может быть, и никакая сопротивляемость алкоголю, но у Чанмина-то всегда была печень как у бога. "Из-за чего... пиво, ты..." - ну ладно, может быть, как у полубога. Чанмин сглатывает, язык кажется ватным, и пытается снова. "Из-за чего ты хочешь меня напоить?" Юнхо хмурит брови, как будто робеет из-за того, что был пойман. "Почему ты вернулся, Чанмин-а?" "О, нет, давай сменим тему." Затылок стукается о пластик позади. Это одна из тех вещей, которые он ненавидит в Юнхо - Чанмин уже давно не ребенок, и в целом даже умнее него, поэтому Юнхо не стоит пытаться с ним играть. Но даже если он ребенок и все-таки не умнее, Юнхо все равно не стоит этого делать. Так устроен мир. Чанмин скашивает глаза. "Почему бы тебе самому не ответить на вопрос?" "Если ты ответишь на мой вопрос, это будет ответ на твой вопрос в ответ на мой вопрос, поэтому мне не нужно будет отвечать на твой вопрос." "Окей, оу, черт," - говорит Чанмин после паузы, - "давай не будет делать этого прямо сейчас." С невеселым смешком Юнхо поднимает свою банку. "Вот и я о том." Пиво - это не единственное, что заставляет щеки Чанмина гореть. Ледяной ветер задувает в крошечную дырку в пластике прямо рядом с его лицом. Он молчит, только шуршит тканью, пытаясь сильнее запахнуть куртку и закутаться в шарф. Ему не хочется двигаться, несмотря на погоду. В таком состоянии он мог бы и замерзнуть на этой детской площадке. Это не кажется такой уж плохой идеей - он играл здесь еще когда был ребенком, тогда площадка казалась огромной, и ему всегда было тепло, так как он постоянно бегал, и погода не имела значения. Юнхо тоже часто играл здесь - Чанмин помнит ярко-желтые резиновые сапоги, которые были на нем, когда они встретились в первый раз. Юнхо уронил его в песочницу. Засранец. Он заплакал, он тогда много плакал, поэтому его маме пришлось... "Я хочу зайти домой попозже,"- внезапно произносит Чанмин. "Вероятно, я вернулся именно поэтому." "А." Это все, что говорит Юнхо. Чанмин сводит брови так, что становится понятно, что он в любом случае разберется, что это значит. "И я знаю, что это заняло много времени... охуенно много," - Чанмин выкидывает руку вперед, пиво выплескивается прямо Юнхо на бедро. Тот недовольно фыркает, отводя в сторону банку с пивом и встряхивая руку. Чанмин даже не замечает. "... охуенно далеко, я был на самом деле очень далеко, понимаешь?" "Я знаю, я помню, как ты уходил." Юнхо вздрагивает, сжимая губы. Слишком пьяный, нет, просто немного выпивший, Чанмин забывает это отметить. Его заносит, почти прорывает. "И мне пришлось идти, так охуенно далеко, и нет людей, нет людей, чтобы вести долбанные поезда, правда? Но видишь, мне пришлось, без вариантов, потому что я обещал, что увижу ее..." Чанмин внезапно останавливается и замирает, Юнхо закрывает глаза. "Мама, черт, потому что я обещал с ней встретиться как будет конец семестра, но был еще и конец света, а я обещал, моя мама, моя семья, блять. Блять." Ничего не говоря, Юнхо наклоняется, чтобы отодвинуть в сторону все пустые банки, которые валяются вокруг них. Чанмина трясет, он продолжает бормотать что-то про обещания, про семью и необходимость быть мужчиной, про сестру и то, что, если ты все-таки дошел, но оказалось слишком поздно, его слова наскакивают одно на другое, мешаются в непрерывный поток, пока не иссякает и он. К тому времени, как Юнхо дергает его за воротник, чтобы привлечь к себе, Чанмин уже прячет лицо в ладонях. Чанмин по-прежнему остается единственным, кто издает какие-то звуки, но теперь вокруг не кажется так невыносимо тихо. *** Когда Чанмин открывает глаза, первым, что он видит, оказывается длинная шея Юнхо. Он упирается подбородком в ладони, а локтями - в колени, чтобы прикрыть голову Чанмина, а Чанмин прижимается щекой к животу Юнхо, и его ноги вытянуты вдоль туннеля. Чанмин хмурится, а потом начинает дрожать. Кожа на веках и щеках, которая была мокрая от слез, теперь болит, как ужаленная, несмотря на все попытки Юнхо согреть его. Он ругается сквозь зубы, и Юнхо вздрагивает, прежде чем посмотреть вниз. "Когда они?.." - Чанмин сдавленно замолкает. Он поднял голову настолько высоко, что теперь может уронить ее с достаточно сильным ударом, который, вероятно, позволит избавиться от пульсации в затылке. Но и это не помогает. Все, чего он добивается - того, что Юнхо теперь тоже больно. "Погоди, черт, я реально хочу это знать?" Чанмин чувствует, как Юнхо пожимает плечами. "Не знаю. Предполагаю, тебе нужно какое-то время, чтобы подумать." На мгновение все, что Чанмин может чувствовать - это скучивающиеся от боли мышцы, которые ноют, когда он пытается снова сесть. "А я хочу пойти домой?" Юнхо снова пожимает плечами, и это вызывает в Чанмине вспышку раздражения, но он уверен, что это просто из-за собственной беспомощности. "Я не знаю, реши сам." Юнхо молчит и только крутит в пальцах тонкий воротник пальто Чанмина. "Может быть. Вероятно, да?.. Моя задница уже слишком сильно болит." Чанмин фыркает и протирает глаза. Они совершенно точно красные, они болят, и, вообще-то, Чанмин не может думать хотя бы о чем-нибудь. Юнхо потягивается, и при этом движении его спина отчетливо хрустит, а щека Чанмина упирается ему в бедро. Чанмин морщится. "Да какого хрена. Пойдем." "К тебе?" - Юнхо неловко выбирается из туннеля, переставляя свои слишком длинные ноги. Его брови сходятся у переносицы. "Или ко мне?" Чанмин смотрит вниз с самого высокого места на площадке, и на его лице отражается усиленная работа мысли. Только он думает не столько о том, как ответить на вопрос, сколько о том, достаточно ли он строен, чтобы поместиться в туннель, по которому можно спуститься вниз. Недостаточно. Конечно, он очень худой, но по-прежнему взрослый мужчина, и его ноги с трудом втискиваются в туннель до середины бедра. Его задница даже не касается начала туннеля, и, конечно, это будет гораздо больше похоже на неудобное протискивание, чем на захватывающий спуск. Юнхо издает фыркающий смешок, который больше похож на лай, чем на смех, и просто спрыгивает вниз. Потом он поднимает голову на Чанмина, хмурясь, когда тот моргает ему в ответ. "Ну, давай уже," - говорит он, и, когда Чанмин спрыгивает, он берет его за руку и тянет за собой. Чанмин опускает глаза на их сцепленные ладони. "Ты же не... Подкатываешь ко мне или что-то такое?.. Потому что сейчас не самый лучший момент." Взгляд, который Юнхо кидает на него, определенно означает, что Чанмин слишком не в себе из-за шока и горя, и поэтому Юнхо просто проигнорирует этот выпад. Он выпускает пальцы Чанмина на мгновение, чтобы взять его выше, за запястье, твердой хваткой. Обратный путь проходит без осложнений, но чертовски медленно, потому что Чанмина тошнит от всего сразу - вины, тоски, похмелья. С другой стороны - а другие стороны очень важны, когда наступил конец света, и очень сложно хотя бы придумать, ради чего вообще стоит жить дальше - это позволяет ему не поднимать головы, почти не открывать судорожно сжатых глаз, так что он не замечает, насколько изменился его гостеприимный, родной город. Он полностью полагается на Юнхо, рассчитывая, что тот доведет его до дома и проследит, чтобы он не вляпался во что-нибудь по пути. Юнхо, к своей чести, хорошо справляется с ролью лидера, приноравливаясь к темпу, в котором идет Чанмин, и убеждаясь, что он по-прежнему в состоянии держаться на ногах. Вокруг темно, все фонари на улицах разбиты, и Юнхо спотыкается пару раз, но уверенно ведет Чанмина за собой на протяжении всего пути. Когда Чанмин все-таки открывает глаза, он все равно не поднимает головы. Так что он снова смотрит на их сцепленные руки. Большой и указательный пальцы Юнхо обнимают его запястье легко, и еще остается свободное место. В основном это потому, что желудок Чанмина с трудом справляется с концом света, и места, откуда можно доставать еду, как-то очень быстро заканчиваются, но еще это потому, что Юнхо, очевидно, стал только крупнее за то время, пока Чанмина не было. Это странное чувство для донсена, но тем не менее, оно именно такое. Чанмин не чувствует себя повзрослевшим, потому что он всегда был тем, кто постоянно о чем-то усиленно думает, даже до того, как он выяснил, что это относится к чему-то, что делают "взрослые". С другой стороны, Юнхо никогда не был худеньким по сравнению с ним. И это не может иметь отношения к тому, насколько шире стали его плечи, или к тому, настолько более плотным и одновременно более гибким он стал, но все же имеет. Парадокс, думает Чанмин, и не может найти что-то общее между Юнхо, которого он оставил, и Юнхо, которого он нашел. Эта мысль занимает его всю дорогу домой. *** За исключением того, что кое-какая мебель стоит не на своих местах, а также слоя пыли, покрывающего каждую доступную поверхность, дом Чанмина не особенно изменился. Кроме сломанного замка на входной двери (Юнхо пожимает плечами в фальшивом извинении - я должен быть проверить) все осталось таким же, каким было, когда Чанмин уходил после прошлогодних праздников. Чанмину приходится заставлять себя не идти на автомате на кухню, где должна была бы быть его мама, охраняя холодильник. Он не останавливается около гостиной, чтобы поздороваться с отцом, и по пути наверх к своей комнате, Чанмин не заглядывает к сестре, а значит, она не кричит на него, чтобы он выметался. Через мгновение Юнхо следует за ним со стаканом воды в руке, и находит Чанмина сидящим на кровати с унылым видом. Если бы это было год назад, Юнхо нерешительно присел бы рядом. Если бы это было два года назад, он бы поставил стакан с водой на столик рядом с кроватью, потом бы вышел. Если бы это было три года назад, он бы встал на колени перед ним, и обнял его, чтобы прижать губы к виску. Но сейчас не год, не два и не три назад, поэтому Юнхо просто стоит рядом с Чанмином, чувствуя себя неловко и время от времени поднимая глаза, чтобы поймать его взгляд. "Ты так и собираешься просто сидеть здесь?" - в конце концов спрашивает Юнхо, сжимая стакан с водой в руке, а потом поднимает его и приставляет стеклянный край к губам Чанмина. "А ты так и собираешься просто стоять здесь?" - спрашивает в ответ Чанмин, после того как делает глоток и Юнхо убирает стакан. "Это зависит от того, будешь ли ты в порядке, если останешься один." Чанмин не отвечает, потому что он уже достаточно взрослый, чтобы понимать, что это не тот случай, когда стоит врать о чем-то подобном. Пока он раздумывает, Юнхо вздыхает и тянет его за руку, чтобы начать снимать тяжелую верхнюю одежду, которая до сих пор еще осталась на них обоих. Он отбрасывает тяжелые пальто и свитера в угол, а потом берет из шкафа две пары домашних штанов и кидает одну Чанмину. Вторую он натягивает на себя, пока Чанмин не издает ни звука, чтобы возразить. "Если тебе будет что-нибудь нужно, я буду внизу," - говорит ему Юнхо. Он ждет, а потом вздыхает, когда Чанмин кивает в ответ, но не делает больше ничего. "Эй,"- говорит он, приобнимая Чанмина за плечи одной рукой. Чанмин пытается увернуться, но Юнхо не обращает внимания, собираясь и дальше не обращать внимания на то, что усиливает напряжение между ними. Юнхо - это Юнхо-хен, и он собирается и дальше вести себя именно так. Он мягко поднимает Чанмина и аккуратно прижимает к себе. Он чувствует, как Чанмин хмурится ему в шею, и не может сдержать улыбку. "Я буду в порядке, если останусь один," - бормочет Чанмин после паузы. Он не двигается. "Ты можешь идти обратно или делать что угодно, что хочешь делать." "Ну, не то чтобы я занимался чем-нибудь важным." - Юнхо качает головой, а потом отступает на шаг назад. Чанмин грустно смотрит на его плечо, его рот сжат в тонкую линию. "Я буду внизу, хорошо?" "Хорошо." Он молчит, разглаживая ткань на рукаве Юнхо. "Спасибо, хен." *** В доме три спальни и гостевая комната, но когда Чанмин выходит из своей, он находит Юнхо спящим на диване. Скорее всего, это что-то типа преувеличенного почтения к мертвым, думает Чанмин, приседая на корточки рядом с Юнхо, и он не может понять, как ему нужно реагировать на то, что Юнхо обслюнявил одну из их семейных подушек. Но с гостевой-то комнатой что не так? Чанмин помнит, как он смеялся над нелепым лицом Юнхо, которое было у него во сне, и с тех пор оно не стало лучше. Его глаза полузакрыты, и его рот широко распахнут, а тонкая ниточка слюны опускается прямо на подушку. Это очаровательно, кивает сам себе Чанмин, перед тем как прикрыть глаза Юнхо собственной ладонью, вытереть уголок его рта и надавить на подбородок, чтобы его поднять. И что теперь? Чанмина пробирает дрожь. Пол под его ногами очень холодный, и он видит тонкий слой изморози на каждом оконном стекле. Здесь до сих пор есть электричество, и переносной обогреватель в его комнате по-прежнему отлично работает, так что же случилось с батареями по всему дому? Может быть, Юнхо экономит электроэнергию, но для чего, Чанмин не может даже предположить. Он снимает с плеч тонкое одеяло, которое захватил из своей комнаты, и набрасывает его на Юнхо, а потом выходит из гостиной. Может быть, плита все еще работает. Она электрическая или газовая?.. В итоге Чанмин завтракает раменом, который Юнхо взял из магазина, приготовленным в талом снеге из двора, потому что трубы заморожены. Чанмин находит керосиновую горелку на месте микроволновки, но она горит неохотно и керосин в ней быстро заканчивается, так что его рамен местами хрустит, недоварившись. Впрочем, пока это позволяет желудку Чанмина не переваривать самому себя, это еще неплохо. Почти. Еще одна упаковка? Прислонившись к столу, Чанмин ждет, пока вода закипит и пока ему не начнет казаться, что даже та компания, которая у него есть - это снова нормально. То, что другой человек рядом, что он дышит, что он живой и знакомый, кажется сюрреалистичным. Чанмин не знает, что с этим делать. В его голове есть голоса, которые звучат совсем не так, как звучит голос Юнхо, но он единственный, кто здесь может говорить. Юнхо бы никогда не стал обвинять его в том, что он не защитил свою семью, или - несмотря на все преувеличения - не был способен спасти их, или был способен спасти только себя. Чанмин уже знает, что конец света вытаскивает наружу все самое плохое в людях. Юнхо - не незнакомец, чьи безликие обвинения Чанмин легко может парировать. Юнхо - не незнакомец, поэтому Чанмин знает, что если он и правда был слишком слаб, чтобы предотвратить уничтожение собственных близких, тогда Юнхо будет достаточно жесток, чтобы Чанмин это понял. "Ты только что съел все наши запасы?" Чанмин поднимает голову и видит Юнхо в дверном проеме, одной рукой он удерживает одеяло, а другой трет глаза, чтобы проснуться. Чанмин не делает никаких резких движений, продолжая перемешивать рамен, пока еще он сидит между Юнхо и кухонным столом, прикрывая от его взгляда все пустые упаковки. "Нет?" Уголок рта Юнхо изгибается, он совсем не впечатлен. "...Я оставил несколько для тебя, конечно," - говорит Чанмин, серьезно оглядывая кухню. И он чувствует только легкое разочарование, когда Юнхо берет предложенную миску, потому что позади него ровно пять пустых упаковок из-под рамена, и состояние его желудка колеблется где-то между "приятно наполненный" и "готовый разорваться". Юнхо по-прежнему ест как кто-то, кто готов напасть на Чанмина и отнять то, что он ест - оказывается достаточно милым знать, что некоторые вещи не меняются. Когда Чанмин думает, что, вероятно, это он был тем, кто отнимал у Юнхо еду все то время, пока они были молодые, поэтому неудивительно, что против него срабатывал подобный защитный механизм. Ну что же, это чуть менее весело. Он фыркает, и Юнхо оборачивается на звук. "Что?" - требовательно спрашивает он. У него по подбородку течет бульон, и Чанмин морщит нос в отвращении. "Тебе, наверное, пять лет," - говорит он. Он прислоняет палец к подбородку Юнхо, чтобы вытереть бульон. Они замирают, слишком хорошо понимая, что сейчас происходит, а потом Юнхо выдавливает благодарность и возвращается к рамену. "И что ты теперь собираешься делать?" Отставляя миску, Юнхо опирается на столешницу. "Не знаю, так далеко я еще не заглядывал." Ну, вообще-то, заглядывал, но эти мысли затрагивали людей, которых больше не существует. Юнхо, вероятно, не стоит об этом знать. "Думаю, я пойду обратно в постель." "Серьезно?" Юнхо идет за ним из кухни так близко, что когда Чанмин неожиданно оборачивается, они почти стукаются головами. Юнхо вздрагивает, но Чанмин игнорирует и это тоже. "Ты можешь предложить что-то еще, чем мне стоило бы заняться?" Глаза Чанмина вопросительно округляются, и, вероятно, прожигают дыры у Юнхо прямо в душе. Он тушуется, потому что ему никогда раньше не приходилось отвечать на вопросы, произнесенные таким тоном. "Хочешь выпить на детской площадке?" И сразу же ему хочется взять эти слова обратно, потому что Чанмин весь будто бы поникает. Его плечи опадают, голова опускается, и глаза тускнеют. Разочарование заставляет Юнхо задохнуться, но он по-прежнему не знает, что сказать. Чанмин говорит ему: "Может быть, в другой раз, хен," - и на этом они расходятся. *** Вечером Юнхо приходит домой с тремя новыми упаковками сухой лапши, консервированного мяса и новой канистрой керосина для горелки. Сейчас это можно считать новым вариантом роскоши. Он захватил даже выпивку, бутылку настоящей водки, а на что-нибудь еще с достаточно высоким уровнем алкоголя уже не хватило рук. А потом он роняет все одновременно, потому что видит дверь в комнату Чанмина, стекло из которой валяется осколками на полу. Он преодолевает расстояние до нее за три шага и... "Чанмин?!" Чанмин не поднимает взгляд, но Юнхо уже все равно. Он хватает его за плечи и трясет до тех пор, пока Чанмин не обмякает в его руках. Как только Юнхо убеждается, что с ним все нормально - руки расцарапаны, волосы взлохмачены, глаза снова красные, но все остальное в порядке - Юнхо вздыхает с облегчением. Падая на кровать рядом с Чанмином, он осматривается, чтобы оценить ущерб и понимает, что от комнаты остались одни развалины. Дверцы шкафа сорваны с петель, зеркало разбито, и - Юнхо знает, что на это должно было потребоваться недюжинное количество сил, - сломан даже толстый деревянный остов кровати. Сломанные доски больно упираются в его задницу даже через матрас. Плечи у Чанмина очень острые, а у Юнхо жилистые руки, но Чанмин думает, что даже несмотря на это, его объятия - это самая успокаивающая вещь на свете. Конечно, если не учитывать тот факт, что сравнивать сейчас особо не с чем. Юнхо начинает говорить, потому что он никогда не знает, когда стоит заткнуться, и хотя прошло уже очень много времени с тех пор, как он имел дело с более-менее полными ответами, к которым привык, он все равно пытается. Он просто говорит все, что приходит ему в голову, и направляет монолог в ту или иную сторону в зависимости от реакции Чанмина, напрягается он в его руках или обмякает, расслабившись. А потом ему приходится вытаскивать оттуда их обоих, потому что уже начинает темнеть, в комнате холодеет, а его рот пересыхает. При выходе из комнаты, по пути вниз, поднимая оброненные у двери покупки, Юнхо не прекращает разговаривать, делая исключение только для того, чтобы быстро глотнуть пива. Когда они выходят за дверь и пересекают заснеженную мерзлую дорожку рядом с домом, Юнхо переходит на числа, потому что они безопасны и не значат ничего серьезного. Он говорит, от семи миллиардов осталось семь миллионов, кажется, что это много, но на самом деле выжил только один человек из тысячи, все зависит от того, под каким углом ты на это смотришь. "Ну, наш город всегда был маленьким, да?" - он идет быстро, руки его заняты пакетами, и Чанмин держится за полы его пальто. "Так что у нас осталось меньше десятка человек." Он перечисляет их, имена незнакомы Чанмину. Юнхо не упоминает, как некоторые из них сломались, чувствуя себя не столько выжившими, сколько брошенными, и не упоминает, как ему пришлось хоронить трех из них в неглубоких могилах. Вероятно, это не так и важно сейчас. "Ты вонючий лицемер," - говорит Чанмин, когда они доходят до дома Юнхо, потому что его гостиная очевидно была когда-то разгромлена, а потом приведена в порядок. Диван стоит на ножках, но обивка порвана, а экран телевизора разбит. Стены и пол изрезаны. Когда Чанмин топает каблуком, дерево стонет в ответ и гнется. "Ты же не мог все это сделать сам, хен?" Не извиняясь, Юнхо просто наклоняет голову ниже и ведет Чанмина в сторону кухни. Кожа на лице у Юнхо горит, дом кажется ровно таким же пустым, каким был все эти месяцы. Он складывает пакеты на кухонный стол и слышит в голове голос матери, который упрекает его за бардак на кухне. Юнхо привел кого-то домой, и не соизволил ее заранее предупредить. Стирая с лица гримасу боли, он оборачивается к Чанмину. "Ты голоден, да?" "Не особенно," - отвечает Чанмин. "Не может такого быть, ты всегда голоден." И с этими словами Юнхо приступает к приготовлению ужина. Он кипятит воду, открывает консервы, надрывает упаковки, достает бутылку водки и передает ее Чанмину, который берет ее в руки и делает большой глоток "Я помню, хен, что ты всегда ведешь себя как дерьмо, когда сердишься." Чанмин не совсем в том состоянии, чтобы контролировать то, что говорит, но он говорит все равно, чтобы погасить огонь, которым загорается пищевод. "Но, очевидно, это не сработало. Это твой новый ход? Играть в хозяюшку и быть противным заботливым хеном? Проходит секунда, и Юнхо кидает в Чанмина чашку, которую держит в руках. Чанмин уворачивается, а потом с рычанием бросается на Юнхо. Юнхо всегда был подвижным и сильным, но Чанмин здорово заматерел, пока его не было в городе, и им везет, что к концу потасовки ничего не оказывается разбитым. Они застывают на полу, пытаясь не двигаться и тяжело дыша, все в синяках и царапинах. "Давай не будем начинать это снова," - хрипит Юнхо. Когда Чанмин не отвечает, он заглядывает ему в лицо и морщится. Чанмин замечает, вытирает пот со лба и возвращает ему взгляд. Он открывает и закрывает рот, но не издает ни звука. Глотка Чанмина уже болит от крика, его глаза опухли, а сердце как будто бы пропустили через мясорубку. "Чанмина, а, Чанмина," - шепчет Юнхо. "Ты..." Внезапно Чанмин переворачивается, прячет лицо в плечо Юнхо и начинает кричать. На таком расстоянии (или, скорее, его отсутствии), крик оглушает и дезориентирует Юнхо настолько, что он вздрагивает, но все равно переворачивается и придвигается ближе. Крик превращается в ругательства, потом в бессвязный поток слов, а потом замолкает, и Чанмин просто сотрясается в бесшумных рыданиях. Юнхо принимает все это как должное, а когда Чанмин утихает и уже просто дрожит, он отводит его в кровать. Даже если щеки мокрые у них обоих, все равно рядом нет никого, чтобы это заметить. *** "Ну ладно, я и так постоянно слишком много сплю," - говорит Чанмин первым делом с утра. "Так что, мы собираемся придумать какой-нибудь охуенный план и решить, что будем делать дальше, да?" Вероятно, есть какая-то отдельная причина, по которой Чанмину обязательно сидеть на Юнхо верхом, когда он говорит это, но это совершенно точно не самая лучшая идея, и Юнхо определенно не волнуют никакие, даже самые уважительные причины. Он пытается перевернуться и получает за это удар в солнечное сплетение. "Эй, ты меня слышал? Мы решаем, что делать дальше," - ворчит Чанмин. "Думаю, тебе стоит проснуться для этого." "...и мы собираемся делать все это как... мы?" - чуть слышно спрашивает Юнхо. Чанмин замирает на мгновение, прежде чем откатиться на другую сторону и сесть на пятки. Воздух устремляется к животу Юнхо, холодный и кусачий. "Ты не должен... Я просто подумал, что, у тебя уже есть планы?" Ох черт, будь хеном, будь хеном. Юнхо вытирает слюну с подбородка краем одеяла и тянет Чанмина вниз, так что в итоге они оказываются лежащими плечом к плечу, и Юнхо обхватывает запястье Чанмина ладонью. "Не, это не то что я имел в виду," - говорит Юнхо. У него пересыхает во рту, и он сглатывает. "Просто... ты знаешь, я не могу, я не знаю, как отсюда уйти." "О." Чанмин делает паузу. "Это именно то, что я имел в виду, когда говорил, что мы слишком много спим." "Ну, сейчас-то это может быть даже полезно," - отвечает Юнхо, даже не пытаясь начинать вставать. "Что ты хочешь сказать?" "Я говорил тебе, я пришел сюда. Пешком. Собственно, все, но это заняло чертову кучу времени." В кровати у Юнхо не так много свободного места, так что когда Чанмин пытается устроиться удобнее, он заканчивает тем, что заезжает локтем Юнхо прямо под ребра. Это оказывается даже больнее, чем обычно, из-за их вчерашней потасовки. Юнхо закашливается и сталкивает Чанмина с кровати. "И что ты видел?" Даже не двигаясь, Юнхо может видеть, как меняется выражение лица Чанмина. "Я к тому, что нам нужно знать, что происходит, прежде чем что-то решать, так ведь? Так что стоит хотя бы сопоставить факты, которые у нас есть, нет?" Так что Чанмин начинает рассказывать. Очень сухо, безэмоционально, все его долгое пешее путешествие сводится к статистике, такое-то количество километров, такие-то разрушенные города, такое-то количество человек, оставшихся в живых. Так проще - рассказывать о том, как он проснулся в пустой комнате в их общаге в 7:15 утра, но не о часах, которые он провел, выкрикивая имя Кюхена. Рассказывать о разрушенных и зачищенных городах, но не о чьих-то домах, которые выглядят как поля кровавых сражений, о том, как он шел по пустынным улицам, но не о самоубийствах, которые происходили вокруг. "А те, кто выжили?.." Рот Чанмина кривится в некрасивой усмешке. "А что было с ними здесь?.." Вспышка отчаяния и ярости мелькает в глазах Юнхо. От цивилизации остались одни обломки, и он думает обо всех ужасных словах, которые кидали ему в лицо, о том, как тихо сдавались оставшиеся, как его оставили совершенно одного - то ли бесцельно что-то искать, то ли умирать. "Не очень хорошо," - в итоге произносит он. Чанмин смотрит в потолок, на уродливые темные пятна. "Аналогично и с остальными." Юнхо хмыкает. "Не очень-то ценная информация," - подытоживает он. Если везде все так же, как здесь, то нет особого смысла куда-то идти, верно? "Может быть, мы могли бы..." "Мы не останемся здесь, хен." Чанмин хмурит брови. "По крайней мере, нам нужно вернуться в город, где собираются люди. Кто-то должен лучше знать, что происходит." "Ты пришел из города," - соглашается Юнхо, так же хмурясь. "И ты ни черта не знаешь." "Я глупый студент колледжа. Окей, я проиграл в видео игры всю ночь перед..." Чанмин сглатывает. Он запускает руку в волосы небрежным жестом, который говорит сразу обо всем. "Может быть, я просто не встретил нужных людей. Если это природная катастрофа, то только географы должны знать, что происходит, так? Черт, если это инопланетяне, тогда нам нужно искать астрономов или астронавтов... о, хен, иди в жопу, я к тому, что десять миллионов человек все-таки остались в живых, и ну хоть кто-то должен знать, что происходит." "...и, в конце концов, мы найдем кого-нибудь, кто знает, что делать дальше," - медленно выговаривает Юнхо. Это имеет смысл, это кажется логичным, но изнутри все равно что-то его грызет, дергает где-то глубоко в душе. "Но... но кто-то может вернуться." Чанмин фыркает. "Сейчас? Ты шутишь, да? Если бы кто-то мог вернуться, они уже тысячу раз это бы сделали." И тогда Юнхо мягко говорит: "Ты вернулся." Чанмин выдыхает с тихой усмешкой. Его рука выскальзывает из руки Юнхо, а потом он снова переплетает их пальцы. "Но, хен, я... ну..." Что я?.. Мне было куда возвращаться? Было некуда больше пойти? Сначала не хотел возвращаться? Последнее - это, вероятно, худшее, что вообще он может сказать. Чанмин сглатывает и пытается хорошо подумать, чтобы выбрать лучший вариант. "...Но я уже здесь. И я никого не встретил по пути." "Но... но мог бы." "Ладно." Они долго молчат, а потом Чанмин говорит. "Я подожду с тобой, если хочешь." Юнхо начинает что-то говорить, а потом замолкает. Чанмин наблюдает за ним краем глаза. Потом Юнхо фыркает, не в силах сдержать смешок. "Нет, это глупости, ты, ха, ты - в порядке. В порядке. И мы пойдем. Куда-нибудь." Его большой палец с силой вжимается в ладонь Чанмину, так что тот сжимает его ладонь в ответ и не отпускает до тех пор, пока Юнхо не делает это первым. *** На кухне бардак. "Это отвратительно," - подчеркивает Чанмин. Смеясь, он поворачивается к Юнхо и добавляет, - "ты отвратителен. Я не знаю, как ты столько времени выживал без меня." "Я тоже без понятия," - так же весело отвечает Юнхо, потому что Чанмин собирается навести порядок на его кухне, и в то же время собрать все то, что им понадобиться в дороге. Юнхо держит в руках пакет для мусора и пытается быть полезным, не делая абсолютно ничего до тех пор, пока Чанмину не понадобиться что-нибудь выкинуть. Он слоняется по комнате, пока Чанмин командует ему, что делать, и пытается смириться с этой странной ситуацией. Их сборы оказываются непростыми по двум причинам: 1. Им сложно быстро передвигаться, потому что они одеты в тяжелую зимнюю одежду. Это исправляется легко - Юнхо снимает свое пальто и запрещает Чанмину сделать то же самое, потому что в доме все-таки слишком холодно, удостаиваясь разочарованного взгляда. Но больше Чанмин не делает ничего, и этого достаточно. 2. Обычно Чанмин придумывает великолепные планы, но учитывая новые и настолько необычные обстоятельства, он совершенно не представляет, что нужно взять с собой, а что нужно оставить. Все кажется ужасно полезным и абсолютно бессмысленным одновременно, Чанмин запутывается в собственных попытках предугадать их будущее. Снаряжение, которое может им понадобиться, и вещи, которые Чанмин таскает отовсюду, накапливаются вокруг их рюкзаков двумя кучами. Этого достаточно, чтобы оборудовать форт, и еще останется на боеприпасы. Юнхо закусывает губу и пытается пережить организационную суматоху. "Так нельзя," - в конце концов во весь голос объявляет Юнхо. Он дергается, когда Чанмин из своих завалов кидает на него убийственный взгляд. "Ладно, ладно. Давай посмотрим, чем я могу помочь." В итоге Юнхо принимается отнимать у Чанмина вещь за вещью, чтобы запихнуть их куда-нибудь, где Чанмин догадается посмотреть в последнюю очередь. Когда они заканчивают, рюкзаки, заполненные одеждой и вещами первой необходимости, оказываются почти такого же размера, как и они сами. Они добавляют даже клейкую ленту и стеклорез, Юнхо кажется, что он собирается в самый захватывающий поход в своей жизни. "Хорошо," - говорит Чанмин. Ухмылка на его лице почти может считаться удовлетворенной. "А теперь - продукты." "Что?.." - Юнхо окидывает сумки смятенным взглядом. "Мы же идем пешком, ты помнишь об этом, да? Как мы собираемся унести столько..." "О, хен, не беспокойся об этом," - Чанмин снисходительно пожимает плечами. "Я успел научиться целой куче фокусов." Пока Чанмин решает задачу утрамбовывания рюкзаков, Юнхо собирается на улицу, чтобы пройтись до магазина за запасами продуктов. "Какие-то пожелания?" - спрашивает он на выходе. "Сигареты!" - кричит ему Чанмин из гостиной. Пораженный, Юнхо возвращается. "Ты теперь куришь?" Неверие звучит в его голосе - он хорошо помнит все гримасы отвращения на лице Чанмина, когда он почти заимел эту привычку сам. "Ну, не будь идиотом, хен. Сейчас это как валюта." И, после паузы, - "и захвати презервативы тоже." "...валюта?" "Да, а что?.." "А," - доносится до Чанмина ответ, и тому, вероятно, только кажется слабый след разочарования в голосе Юнхо. Ловя кураж, Чанмин кричит ему: "Что, ты хочешь чего-нибудь от меня? Тебе нужно только попросить!", - но Юнхо уже ушел, поэтому Чанмин начинает чувствовать себя глупо. Он сглатывает комок в горле и прячет его глубоко внутри. Когда Юнхо возвращается, Чанмин лежит на диване, уставившись в потолок. Юнхо садится на пол и опирается спиной о подлокотник, на котором лежит голова Чанмина. "В общем," - начинает он, - "я взял сигареты. И презервативы. Консервы, шоколад, воду и все остальное." "Это хорошо. Я проверю, не забыл ли ты что-нибудь," - отвечает Чанмин. Проверка пакетов занимает у него десять минут после того, как он вскакивает с дивана. "Потому что ты эксперт, да?" - Юнхо наблюдает, как Чанмин внимательно перебирает то, что он принес, и каким-то магическим образом вмещает в рюкзаки, которые совершенно точно были абсолютно полными. Ха. "Не припомню, чтобы ты таскал с собой столько всего, когда пришел." "Ну, я использовал большую часть." И было тяжело все это с собой носить. Он слишком устал тогда, чтобы идти дальше, и не видел необходимости брать с собой так много. Чанмин косится на то немногое, что они решили унести. Для путешествия, которое будет длиться месяцами, у них достаточно еды и остального только на неделю, но это на самом деле все, что реально стоит брать с собой. Он трясет головой. "Думаю, что нам совершенно точно будет где пополнить запасы." "О, ну ладно." Юнхо помогает Чанмину застегнуть молнии на рюкзаках. "Все посыпется наружу как только мы попытаемся их открыть, ты же это понимаешь, да?" Чанмин кидает на него острый взгляд, когда отставляет рюкзаки в сторону. Он делает глубокий вдох, и Юнхо напрягается, но Чанмин говорит только: "Мы и правда делаем это?" "Ага." Голос Юнхо звучит легко, но его сердце сжимается при мысли о том, что нужно уходить. Он практически уверен, что он больше не вернется домой, по крайней мере, если и вернется, то очень нескоро. Но он напоминает себе, что возвращаться не к чему и не к кому. Но на всякий случай спрашивает еще раз: "Хочешь передумать?" "Не," - на секунду на лице Чанмина появляется это странное выражение, обида пополам с раздражением, и его нижняя губа выступает вперед. Он делает шаг к входной двери, и Юнхо следует за ним, смущенный. "Просто... я же только пришел! И мы идем обратно в тот город, из которого я ушел?" "Мы всегда можем отложить, не обязательно уходить прямо завтра." "Это то, чего ты хочешь?" "...нет. Нет, оставаться нет никакого смысла." "Ну ладно. Тогда до завтра, хен." *** Машина, которую они выбирают, маленькая и насыщенно лавандового цвета. Чанмин морщится, показывая, что считает цвет девчачьим, но выбор у них небольшой. Есть и другие автомобили на окраине города, где нет брошенных машин, которые могли бы преградить им путь, но Чанмин признает их не подлежащими использованию, когда заглядывает под капоты и осматривает двигатели. Юнхо не верится, что он может знать и такие вещи, но он думает, что, вероятно, скоро ему придется это признать. С пассажирского сидения он смотрит, как Чанмин забирается в водительское кресло. Когда он устраивает ноги под приборной доской, пластик трещит под жесткими отворотами его сапогов. Чанмин пинает ее пару раз, а потом сползает вниз. Его голова исчезает под рулевым колесом. "Что ты делаешь?!" - Юнхо видит искры рядом с тем местом, где должна быть голова Чанмина. "Стартер барахлит," - доносится его нечеткий ответ, - "просто надо... а!" Машина оживает. Чанмин выныривает из-под руля и, усаживаясь, давит на газ, чтобы увеличить обороты двигателя. Ухмылка на его лице становится маниакальной, когда они выезжают на дорогу. "Это сойдет за фокус?.." Юнхо почти не хочет об этом думать. "...и на кого, черт побери, они учили тебя в колледже?" "Ну, эм, я думаю, что пока можно некоторым образом считать, что на ассистента механика," - отвечает Чанмин. Он закатывает глаза, когда Юнхо оборачивается на него. "Да как бы там ни было, хен. Куда мне ехать?" Они едут прямо почти до полудня. Окна в машине были разбиты, поэтому Чанмин выдавил их до конца еще перед тем, как они поехали, так что теперь их волосы похожи на сено. Юнхо убирает их с лица и жалеет, что не посетил парикмахера перед тем, как ни одного из них не осталось. Может быть, Чанмин сможет помочь ему с этим попозже. А сейчас он выгружает запасные батарейки и пластиковые бутылки с бензином из багажника. Он запихивает их в их нынешнюю машину и удовлетворенно хлопает по капоту. "Вот так. Если она не решит сломаться к чертям окончательно," - он бросает на нее долгий взгляд, - "ее должно хватить еще хотя бы на пару городов." И ее бы хватило, если бы не упавшее дерево, преграждающее им путь в следующем городе. Чанмин пытается применить свой фокус к другой машине, которая больше похожа на грузовик, чем на легковой автомобиль. Он покрыт пылью, и зеленая краска с боков совсем облупилась, а в кабине пахнет жареной курицей, но постель позади чистая, так что они остаются там на ночь. "Мы не идем в город из-за чего-то конкретного?" - спрашивает Юнхо, наблюдая за тем, как Чанмин прилепляет на себя пластырь, задрав свитер и футболку. "Там могут быть люди..." "Они там есть," - отвечает Чанмин. Он поднимает голову в небо, как будто хочет посчитать звезды у них над головами. "Именно поэтому мы туда и не идем." Юнхо думает о доносящемся до них зловонном запахе гнили, о закопченных зданиях, и молчит весь остаток ночи. Эта первая ночь за пределами родного города выматывает ему все нервы, и когда он закрывает глаза, сомнения начинают грызть его изнутри. "Юнхо. Юнхо-хен," - шепчет Чанмин рядом, - "ты в порядке?" Когда Юнхо не отвечает, Чанмин перекатывается на его половину и берет его за руку. Он утыкается подбородком Юнхо в плечо и мягко говорит, - "Я знаю, это сложно. Не переживай, ты привыкнешь." Юнхо не уверен, что правильно понимает, о чем он говорит, только подозревает. Это смущает, но Юнхо думает, что такие мысли - не для него, поэтому он закрывает глаза и решительно выбрасывает их из головы. Он просыпается, чувствуя, как его нос болит от утреннего мороза, но в остальном ему тепло, потому что Чанмин сопит прямо поверх его живота, утыкаясь лицом в его кофту. После месяцев пробуждений в одиночку тело Юнхо протестует - ничего такого не должно было случиться, но тепло проникает ему прямо между ног, и у него встает так, что это становится даже больно. Тут же он начинает очень хорошо чувствовать, как волосы Чанмина щекочут ему подбородок, как его рука сжимает отворот его кофты, как переплетены их ноги. Запаниковав, Юнхо делает глубокий вдох и тянет кофту наверх, холодный воздух кусает его за голую кожу... "Хен?" Юнхо дергается, его щеки горят, и быстро поправляет штаны. Чанмин не замечает, слишком занятый протиранием глаз со сна. Он сидит слишком, слишком близко, и Юнхо не может удержать смех. "С добрым утром, Чанмин!" Честно? Начало дня оказывается вполне многообещающим. И все действительно складывается хорошо, они доезжают до следующего города без особых проблем, и он оказывается пустым, но спокойным. В этом крошечном городке всего один магазин, и большая часть ассортимента уже испорчена или превратилась в кашу, но им удается найти пару банок тушенки и пачку макарон. Сытый Чанмин - это счастливый Чанмин, и когда они умудряются заблудиться стараниями Юнхо, несмотря на то, что там одна дорога, на которой невозможно потеряться, Чанмин добродушно позволяет ему списать это на неопытность. Он не говорит, что дороги одинаковые везде, он вообще не очень много говорит. Чем дольше они уходят, тем тише он становится. На самом деле, он оказывается действительно полезным и берет на себя ровно половину всех хлопот. Это непривычно, и Юнхо задумывается, является ли это очередным знаком того, что Чанмин повзрослел. Однажды Юнхо поймет все странные манеры Чанмина делать все шиворот-навыворот. Он рассортирует все привычки, которые Чанмин приобрел в колледже, он разберется, что является уникальными особенностями Чанмина, а что он подцепил уже после конца света. Но сейчас он оказывается совершенно ошеломлен, когда наблюдает, как Чанмин раскладывает содержимое их рюкзаков на полу. Они в том же самом городе, где точно так же, как и раньше, ничего нет, и им абсолютно нечего добавить к своим запасам, поэтому нет никакой необходимости разбирать вещи. Когда Юнхо говорит это вслух, Чанмин в последний момент удерживается от того, чтобы презрительно поднять бровь, чего Юнхо от него и ждет. Он наклоняет голову, пряча ухмылку. "Мы уже близко," - говорит Чанмин. В его глазах мелькает вспышка - решимости?.. отчаяния?.. - и ее почти невозможно разглядеть. Когда Юнхо все-таки пытается, Чанмин вздрагивает и хмурится сильнее. Он берет часть их запасов у Юнхо из рук, чтобы самому упаковать их обратно. "Давай я," - бормочет он, и Юнхо не возражает. *** Когда у него в голове все-таки что-то щелкает, расставляясь по местам, он не ждет никакого правильного момента. "Ты мне ничего не должен," - внезапно говорит Юнхо. Чанмин в замешательстве поднимает на него взгляд от банки с супом. Несмотря на это, Юнхо практически на сто процентов уверен, что Чанмин хорошо понимает, о чем он. "Ты не должен делать все это для меня. Я могу позаботиться о себе сам, или я смогу научиться это делать. Ты мне ничего не должен," - повторяет Юнхо, - "потому что я сам, в первую очередь, не держу на тебя зла." В итоге Чанмин издает какой-то тихий звук, но когда он уже почти открывает рот, чтобы что-то сказать, Юнхо забирает у него из рук банку, чтобы начать ужин. И вместо всего, что собирался, Чанмин говорит: "Не возражаешь, мы сегодня откроем две?.." Юнхо поднимает бровь. "Ты и твой аппетит," - говорит он тоном, который совсем не звучит как обвинительный. "Конечно. Которую?" Немногим спустя Чанмин признается себе, что все-таки действительно понял, о чем Юнхо говорил. И тогда, когда они уже лежат плечом к плечу, он решает ответить. "Юнхо-хен," - шепчет он, потом дожидается, пока Юнхо повернется к нему лицом. Чанмин продолжает смотреть в окно в потолке, где булавочными уколами мерцают звезды. Но он всегда был очень прямолинейным, поэтому он говорит: "Знаешь, я не жалею, что ушел." "...Я тоже не жалею, что ты ушел," - в конце концов отвечает Юнхо. Он подкладывает руку под голову, чтобы лучше видеть Чанмина. Вокруг достаточно лунного света, чтобы его профиль был обрисован очень четко. "Чанмин-а, я знаю, почему тебе пришлось уйти, и я уже сказал, что не держу на тебя за это зла." "Я знаю. Хен, ты даже слишком милый," - говорит Чанмин. Он пытается смягчить голос, чтобы это звучало шуткой, но это по-прежнему звучит очень честно, Юнхо-хен всегда был слишком мил с Чанмином, так же, как и он сам. "Я просто... я подумал, что мне нужно повзрослеть и это должно произойти без тебя. Хен, мы же были вместе всю мою жизнь! Думаю, я просто боялся так и остаться в твоей тени." Чанмин замолкает, чтобы сглотнуть. Он слишком хорошо чувствует взгляд Юнхо, который жжет его. "Поэтому, когда меня приняли в колледж, я подумал, что должен... должен оттолкнуть тебя и все такое." И он снова замолкает. Юнхо так близко, что Чанмин может отлично чувствовать, как он напряжен, как он еле заметно вздрагивает. Этого мало, и Чанмин переворачивается к нему лицом, чтобы лучше видеть, и они оказываются еще ближе. Его глаза раскрываются шире, когда он встречает взгляд Юнхо, и Чанмин чувствует, что именно сейчас настало время для любых признаний насчет того, что он понял с тех пор, как ушел, и в итоге он говорит: "Прости. Мне действительно жаль. Мне не... мне не стоило делать тебе больно. Прости." Юнхо долго молча смотрит на него, выражение на его лице невозможно было бы прочитать, даже если бы не было так темно. Чанмину хочется поежиться, но вместо этого он прямо смотрит на Юнхо в ответ. По крайней мере, это самое малое, что он может сделать. И внезапно Юнхо хихикает. Вся неподвижность слетает с него, он снова оживает, и у него такое счастливое, радостное и живое лицо, что Чанмин не может даже вздохнуть. "Я целую вечность ждал, пока ты это скажешь," - признается Юнхо шепотом. "В смысле, сначала было ужасно - ты, придурок, не думай, что я тебе еще это не припомню, - но, наверно, я должен быть догадаться, и я понял через какое-то время, но зная тебя, зная... Я понял." И Юнхо бросает говорить и просто треплет Чанмина по волосам, как будто ему совершенно неважно, что будет потом. Вероятно, еще слишком рано раздражаться из-за этого, думает Чанмин, но его это и правда не раздражает, поэтому он не возражает. "Я просто хотел, чтобы ты знал. Прости. Я не имел в виду ничего такого, я не должен быть... Не надо ненавидеть меня за это, ладно?" Юнхо прищуривается. "Ты, придурок," - перебивает его он, - "я никогда не переставал заботиться о тебе." "О," - Чанмин чувствует, как его сердце начинает танцевать какой-то нелепый танец. Это также странно, как если бы он вдруг решил сделать что-то такое сам. "Я... Оу. Хм." И внезапно его заливает краска. Кашлянув, Чанмин подбирает к себе ноги и сжимает ресницы. "Ладно. Теперь, когда это все, я... Спокойной ночи." Юнхо смотрит на взъерошенные темные волосы у него на голове и ему хочется взъерошить их еще больше. Вместо этого он говорит: "В конце концов, я думаю, что тебе удалось повзрослеть," - и прижимает подбородок к его макушке. "Спокойной ночи, Чанмина." Им еще есть куда двигаться, и их отношения по-прежнему не те, что раньше. Напряжение между ними остается, но все уже не так плохо. Все уже лучше. И тут же они встречаются с первой реальной проблемой. Они едут до тех пор, пока не приходится остановиться - гигантское дерево лежит прямо на дороге. Юнхо съезжает на обочину, чтобы его объехать, и машина сразу же забуксовывает. Чанмин, совсем не впечатленный его усилиями, наблюдает за ним, усевшись на стволе дерева. Когда Юнхо, в свою очередь, возвращает ему такой же недовольный взгляд, вставай, придурок, и помоги мне, он вздыхает и тяжело поднимается на ноги. "Ну," - говорит Чанмин таким тоном, как будто подводит итоги. Он опускает взгляд на шины, глубоко утонувшие в каше из подтаявшего снега и льда. "Вот отсюда мы и пойдем пешком." Кивая, Юнхо закидывает рюкзак на плечо. "Я думал, что ты преувеличивал, когда говорил, что пришел домой пешком." "И какого черта я бы стал это делать?" Все, что нужно было для того, чтобы ездить на машине, нет смысла брать с собой, думает Чанмин, иначе все вместе будет не унести. "Не знаю. Я хотел надеяться, думаю. Но я не возражаю против того, чтобы прогуляться," - оптимистично заявляет Юнхо. "Я люблю гулять." "Ты так думаешь," - отвечает ему Чанмин. *** И долгое время после этого они идут, идут, а потом снова идут. По пути им не попадается каких-либо способных к передвижению автомобилей, а дорога завалена мусором, поскольку нет никакой дешевой рабочей силы, с помощью которой он мог бы быть убран. Чанмин держит такой плотный темп, что кажется, сейчас побежит. Юнхо не понимает про него очень много, но это, кажется, все-таки ему понятно. Дороги труднопроходимы и тяжелы, но Чанмин, похоже, вознамерился твердо преодолеть достаточное их количество. Юнхо следует за ним, думая, что сложно одновременно поддерживать заданный темп и пытаться глядеть по сторонам. Картинка, которая оказывается перед его глазами, неправильна по многим причинам. Лямки тяжелого рюкзака впиваются ему в плечи, но спина Чанмина остается прямой, как палка. На его шее выступает пот, заставляя волосы виться и прилипать к коже, но он не замедляет темп. Каждый шаг Чанмина, уничтожающего всего на своем пути, отмечен треском и хрустом. Так проходят дни. Несмотря на все это, Чанмин спокоен. Чанмин - просто квинтэссенция спокойствия. Юнхо никогда не видел его настолько спокойным, и, конечно же, это начинает выводить его из себя. "Чанмин," - начинает Юнхо. Чанмин не слышит его, поглощенный ломаньем веток на собственном пути. "Эй, Чанмин!" Он поворачивается к нему на каблуках. Выражение его лица мягкое и вопросительное. "Тебе не кажется, что мы слишком торопимся?" - Юнхо хмуро кивает на напряженные плечи Чанмина. Он выглядел точно так же, когда был совсем молодым и ему приходилось нелегко в школе, и эта тонкая морщинка на лбу появлялась у него обычно перед тем, как он собирался взорваться. "Впереди еще долгий путь, не хотелось бы слишком быстро выбиться из сил." "Либо так, либо мы будем идти по этой долбанной дороге вечность," - глаза Чанмина загораются. "Лучше я буду выжат, как лимон, чем этот поход будет длиться дольше, чем нужно." "Что, тебе так сложно меня выносить?" "Нет, не в этом дело," - говорит Чанмин, и потом подходит ближе к Юнхо. Он не замечает, как Юнхо морщится, когда он разбивает стеклянную бутылку в паре сантиметров от лодыжки Юнхо. "Но. Но все равно. Это слишком утомительно." Любую другую попытку замедлить Чанмина постигает примерно такая же судьба. Впрочем, с учетом всех обстоятельств, их путешествие проходит гладко. С Юнхо легко, и Чанмин быстро снова попадает под его очарование. Они знают друг друга так долго, что тот период, когда лучшие друзья начинают ненавидеть друг друга за любые мелочи, уже прошел. Чанмин не говорит ничего, когда Юнхо раскидывает свои вещи вокруг каждый раз, когда они устраиваются на ночь, и Юнхо быстро привыкает не задавать вопросов обо всех странных открытиях, которые Чанмин сделал насчет того, как нужно уметь выживать. Все равно каждое из них пригождается, они выменивают согревающие пластыри на сигареты у одинокого мужчины, поспешившего исчезнуть сразу после этого, и когда они находят ботинки, торчащие из огромного сугроба - Чанмин тянет их, попутно откапывая, а Юнхо не пытается протестовать. Оставшееся время они молчат, вытягивая гудящие ноги и пытаясь не задумываться об ужасающей реальности вокруг. Их отношения - в своем роде симбиоз. Чанмин хлопочет вокруг Юнхо, как он всегда и делал, хотя в этот раз его великолепный опыт позволяет ему быть лидером, несмотря на то, что Юнхо каждый раз пытается отказаться с показной бравадой. Потом Юнхо начинает вести себя как хен, и давит до тех пор, пока Чанмин не уступает. Тем временем, Юнхо начинает обдумывать план следующей атаки, чтобы ослабить Чанмина. Воздух становится теплее, и это смягчает его решимость. Зима заканчивается, и она забирает с собой это растущее напряжение. Где-то к восьмому городу небо окончательно проясняется. Сейчас, должно быть, наступает ранняя весна, потому что после обеда идут дожди, а вечером дует приятный бриз. Город, который они проходят, оказывается настоящим городом, а не сборищем полуразрушенных старых зданий. Плохие новости состоят в том, что его население также было довольно велико, и остатки этого населения не очень хорошо справились с концом света. Чанмин привык к этому так, как никогда бы не хотел привыкать, поэтому он усиленно разглядывает небо, когда они проходят мимо винного магазина с ржавыми цветными пятнами, разлагающимися трупами и неприличными надписями на стенах. Юнхо следует примеру, но не может ничего поделать с подступающей к горлу тошнотой. Там есть даже тела людей, свернувшихся калачиком, со льдом на бледных голубых лицах, но это оказывается уже слишком сюрреалистично, чтобы осознать. В этот момент Юнхо очень явственно чувствует дыхание смерти, и вспоминает все до одной причины, по которым он так долго оставался в родном городе. В основном, конечно, это было из-за глупых надежд, но даже Юнхо достаточно разумен, чтобы просто бояться из него уйти. "Эй, Юнхо-хен?" Реагируя на голос Чанмина, Юнхо отводит глаза от облаков. Чанмин встречает его взгляд, озабоченно хмурясь, беспокойство разливается по его лицу. Юнхо выглядит нездорово все эти дни, но сегодня он почти белый и его лицо покрыто тонкой пленкой пота. До сих пор холодно, и Чанмин закусывает нижнюю губу. "Юнхо-хен, с тобой все в порядке?" Нет, со мной не все в порядке, хочет сказать Юнхо, но ему кажется, что он засмеется, как только откроет рот, и тогда Чанмин засуетится еще больше. Он с усилием задумывается, пытаясь подобрать слова, чтобы описать, как скребет у него в груди, или как сверлит в затылке, или как его дыхание стало отвратительно тяжелым и медленным, и с этим ничего нельзя поделать. "Я в порядке," - говорит он. Глаза Чанмина сужаются так, что это могло бы пугать, если бы его брови не были нахмурены с беспокойством. "Не надо мне врать, Юнхо." Он протягивает руку, чтобы схватить его за запястье, а затем резко вдыхает. Кожа под его пальцами просто горит. Тревожный звонок начинает звенеть еще громче, когда Юнхо пытается вытащить руку, но не может. "Черт, Юнхо, ты весь горишь. Ты же заболел, блять, ты же заболел, да?" "Чанмин, заткнись, успокойся, я не... черт." Юнхо трясет головой, и это совершенно очевидно оказывается ошибкой - мир переворачивается и снова встает на место. Что? Все наклоняется и размазывается на секунду, пока Юнхо выпадает из реальности. Пальцы Чанмина сжимаются вокруг его запястья, и Юнхо возвращается на землю, постепенно, до тех пор, пока не начинает снова слышать, что Чаммин говорит. Его голос становится громче. Он кричит. Что-то очень громкое и сердитое, и это совершенно не облегчает внезапной острой боли, которая разливается по всему телу. "Чанмин-а... Правда... Мне просто немного нехорошо, это все погода, не надо..." И потом его колени подламываются. *** "Ты придурок, я убью тебя, просто убью тебя. Ты слышишь меня, Чон Юнхо?" Но, конечно, Юнхо не слышит, потому что он почти висит на Чанмине без сознания, уложив голову ему на плечо. Чанмину хочется трясти его до тех пор, пока он не очнется, и все подобные глупости не выбьются из его головы, но Чанмин устал. Он устал от безнадежных попыток удержать Юнхо вертикально несмотря на тяжелые рюкзаки, которые тянут их обоих к земле, он устал тащить его через весь город к больнице, которую он может и не увидеть, и он устал от приступов безнадежности и дикой паники, которые водят его по кругу как раз тогда, когда они не могут терять ни секунды. К тому моменту, как Чанмин находит больницу, он уже красен как рак и почти не может дышать. Плохо то, что и Юнхо тоже не может, несмотря на то, что он не двигался самостоятельно с тех пор, как потерял сознание. Чанмин очень хочет проверить, как он, но не может, не здесь, не тогда, когда рюкзак угрожает повалить его с ног. Он хочет скинуть его совсем, но он уже оставил рюкзак Юнхо в паре кварталов отсюда, и там есть то, что могло бы пригодиться и в такой ситуации. Больница перед ним - это приземистое белое здание в 4 этажа в высоту. Чанмин беспокоился о том, как они попадут внутрь через прочные окна или автоматические двери, которые уже давно не открывались, но прямо в стеклянных дверях в вестибюль стоит грузовик. Чанмин напрягается, но никаких признаков водителя нет, и кузов грузовика заржавел в тех местах, где его повредили двери, поэтому Чанмин ведет их внутрь. Это оказывается непросто из-за битого стекла и торчащего металла, но никакого другого выбора нет. Рвется ткань, Чанмин не может определить, на ком, может только надеяться, что тонкий слой одежды защитит их. Стискивая зубы, он тащит Юнхо глубже в здание, к дивану. Чанмин не хочет, - о, если бы только был какой-то другой способ - но ему приходится оставить Юнхо одного. Все тело уже болит, но Чанмин мчится через здание, пытаясь найти хоть что-нибудь. Одеяла, бинты, небольшое количество лекарств, все, что он может унести с собой, он забирает к Юнхо. Его руки трясутся, когда он оборачивет одеяло вокруг плеч Юнхо, а потом запахивает его под куртку. Под шарфом и свитером кожа Юнхо бледная и липкая. Его дыхание неглубоко, но сердце бьется ровно, и когда Чанмин прижимает ухо к его груди, его легкие звучат чисто, когда он кашляет. У Юнхо просто пневмония. Чанмин провел четыре года в медицинском колледже, чтобы быть в этом уверенным, так что он, черт побери, уверен - достаточно просто быть в состоянии вылечить человека, если ты знаешь, что делать, если это происходит не во время конца света, и если осталось достаточное количество бутылок с лекарствами, половина из которых не разбита, тем более что это могло быть недели или месяцы назад, Чанмин не знает, он не может... Черт. Чанмин надевает хирургическую маску поверх лица и глубоко вздыхает. Даже через плотный материал воздух кажется отвратительным и несвежим. Это приводит его в чувство и заставляет сконцентрироваться. Перед ним стоит батарея бутылок с таблетками, которые он собрал со всех этажей, и которые ему нужно осмотреть со всем тщанием. Некоторые из них он сразу отбрасывает - порванные этикетки и мятый пластик исключены. Лучшая ставка для Юнхо - это маленькая бутылочка с антибиотиками с целой этикеткой. Чанмин глотает одну из больших белых таблеток и ждет в течение часа появления каких-либо признаков тошноты или головокружения. Их не оказывается. Если бы у него было время, Чанмин подождал бы еще, и поискал бы еще что-нибудь. Но поскольку его нет, таблетка разламывается на кусочки, и уже открыта бутылка с водой. Чанмин опускает челюсть Юнхо и вливает лекарство ему в рот, массируя ему горло, пока он не глотает. Через мгновение Юнхо вздрагивает, его губы обхватывают горлышко бутылки, а потом он снова оседает. Дело сделано. С содроганием Чанмин делает шаг назад, скрипя каблуками, и оседает на пол. Больше ничего не остается делать, кроме как ждать. Что-то царапается у него в груди, судорожно пытаясь найти выход. Он делает глубокий спокойный вдох - хотя это ни черта не помогает - и вытирает лоб Юнхо влажной тряпкой. Он больше ничего не может сделать, повторяет сам себе Чанмин, кроме как ждать, если... когда Юнхо станет лучше. Все, что ему нужно делать - это подождать, а потом Юнхо, сильный, как и всегда, поправится. Это точно. Чанмин снова вдыхает, а потом длинно выдыхает, как будто вместе с воздухом может выдохнуть боль. Единственное, что оказывается громче, чем стук его сердца, это шум в собственных ушах и бег мыслей. Чанмин изо всех сил пытается их успокоить. Не стоит тревожить сон Юнхо. *** День медленно переползает в следующий, и каждые пять часов, как по расписанию, Чанмин пытается привести Юнхо в чувство. Он приподнимает его, прижимает ладонь к его горящим щекам, пока его глаза не откроются, красные и мутные. Тогда Чанмин прижимает бутылку с лекарством к его губам, Юнхо хнычет из-за гадкого вкуса и вздрагивает оттого, что вода в бутылке холодная, но больше ничем не возражает. За это Чанмин ему благодарен. Он понижает голос и мягким тоном спрашивает - хен, как ты себя чувствуешь? - и закусывает губу, когда Юнхо отвечает с характерными упрямыми нотками - я л-лучше, здесь жарковато, да? Но это тоже хорошо, это значит, что лекарство работает, верно? Если он в состоянии быть таким упертым идиотом, значит, он идет на поправку. К сожалению, упертый Юнхо это слишком заботливый Юнхо. Позже днем - достаточно теплым, чтобы Чанмин позволил себе задремать - его будят настойчивыми толчками в плечо. Срабатывает внутренняя сигнализация, Чанмин подскакивает - только для того, чтобы его оттолкнули в сторону и почти спихнули с дивана. Юнхо смотрит на него во все глаза, привстав на локте. Несмотря на то, что у него нет сил даже на то, чтобы сесть, он где-то находит их для того, чтобы отвергнуть заботу Чанмина. "Уйди от меня," - шипит он хриплым голосом. "Что, если я заразный?" Но хорошо, что Чанмин уже знаком с проявлениями упрямства. Он демонстративно натягивает чистую хирургическую маску на нос и рот и ложится обратно, чтобы угрожающе наклоняться ближе каждый раз, когда Юнхо пытается оттолкнуть его. Это становится не так-то просто, поскольку к Юнхо потихоньку возвращаются силы, и во время еды он всегда оставляет после себя бардак, но Чанмин не может даже заставить себя на него злиться. Он поправляется, он поправляется, он поправляется. К концу недели он уже совсем в порядке. Чанмин не может быть твердо уверен, но Юнхо настаивает, что с ним все в порядке, с ним все хорошо, на этот раз - хорошо, и у них заканчивается еда, они не могут оставаться здесь еще хотя бы чуть-чуть... "Ты уверен?" - Чанмин закусывает губу. Юнхо отвечает, усмехаясь и покачиваясь на каблуках, весь - воплощение здоровья. И первое, что делает Чанмин, это бьет его. "Оу," - запоздало хрипит Юнхо. "Это за что же?" Чанмин хочет ударить его еще раз, уже бутылкой с водой. Но вместо этого он открывает ее для Юнхо, чтобы он выпил воды. Юнхо берет ее с благодарностью. Когда он заканчивает, он смотрит на Чанмина и выпрямляется, но без всякой злости. Чанмин притихший, он молча проверяет его температуру, молча дает ему еще пару таблеток, и старательно не смотрит ему в глаза. Это намного хуже, думает Юнхо, и если бы он не чувствовал оставшуюся после болезни слабость, он бы обязательно позволил Чанмину ударить себя еще. "Чанмин? Чанмин-а." Нет ответа. Его глаза только становятся мрачнее. Юнхо пугается и присаживается рядом с ним на диван. "Чанмин, я... Прости?" Чанмин резко вскидывает голову. "Это вопрос?" - требовательно спрашивает он. "Черт побери, это хороший вопрос. За что ты извиняешься, хен? За то, что я спас твою умирающую извиняющуюся задницу? Или за то, что ты чуть не убил сам себя?" Чанмин бьет его снова, сжатым кулаком по руке, а потом обхватывает пальцами за предплечье. "Мне не нужны твои извинения, Чон Юнхо. Просто... не делай так снова." "Чанмин, я не... Я не буду. Я обещаю." Юнхо напрягает руку, только чтобы привлечь к себе внимание. Он не хочет, чтобы Чанмин подхватил от него что-нибудь - и Чанмин отстраняется, чтобы безвольно улечься рядом, закидывая руку поверх груди Юнхо. Они замолкают. "Хэй," - шепчет Юнхо, запуская пальцы Чанмину в волосы. "А что случилось с моим рюкзаком?" Повисает пауза. "Остался на улице?" - Чанмин робко усмехается, и Юнхо не сдерживает громкий смех. Он чувствуется странно на губах, но это приятно. "Наверно, нам стоит пойти взять его," - говорит Юнхо, сияя. "Вот иди и возьми. А я пока останусь и гляну, нельзя ли добыть еще каких-нибудь лекарств." Чанмин жует губу, пока наблюдает, как Юнхо уходит. Он не качается, его походка тверда и уверенна, и Чанмин вскакивает на ноги, чтобы заняться делом. *** После этого Чанмин учится лучше заботиться о Юнхо. Теперь он знает, что если Юнхо говорит "нет, все в порядке", и улыбается своей обезоруживающей улыбкой, Чанмину не следует давать себя одурачить. Он учится игнорировать сияние на лице у Юнхо и хлопать его по плечу, когда он подозревает, что Юнхо врет. Когда Юнхо идет нетвердой походкой, или Чанмин сам чувствует усталость, он останавливает их, не давая идти дальше. Это отличается от того, каким образом он шел домой, хотя дорога осталась той же самой. Чанмин думает, что так ему нравится значительно больше. Это особенно справедливо с учетом того, что теперь у него гораздо более приятная компания, и Чанмин хорошо помнит Тот Раз, Когда Ты Почти Умер. Честно говоря, Чанмин совсем не так зол, как хотел показаться, и даже не сильно удивлен, что такое вообще случилось. Его состояние теперь значительно хуже, чем когда он начинал, через еще один месяц повсеместного упадка. И даже тогда он регулярно заболевал из-за истощения или элементарного недостатка чистой воды. Был один случай, когда ему стало хуже, чем было, только от просроченного и испорченного лекарства. Это те уроки, которые многому его научили, и которые теперь позволяют ему и Юнхо оставаться живыми и здоровыми. Однажды, когда случившееся уже достаточно отходит в прошлое, он рассказывает Юнхо одну из своих историй. Теперь он удовлетворен, что рядом с ним есть другой человек. И несмотря на то, что Чанмин гораздо более опытен в вопросах выживания, он не перестает думать, кто же из них о ком заботится. Даже конец света ничего не изменил насчет его нелюбви к прикосновениям, но теперь Чанмин часто ловит себя на желании прикоснуться самому - положить ладонь Юнхо на плечо, на его руку, столкнуться локтями или коленями - просто чтобы убедиться, что Юнхо по-прежнему рядом. Он уверен, что Юнхо не возражает, и однажды ночью, когда он тесно прижимается к нему спиной, Чанмин задумывается, насколько не возражает. Если бы это было уравнение, которое нужно решить, или тест, он бы задумался, выходит ли у него его решить. Юнхо невозможно хорош в том, чтобы быть живым. Быть живым в мире после конца света. Быть живым, несмотря на то, что казалось - жить не для кого и не для чего. Быть живым и хотеть быть живым и дальше. Чанмин уверен, что его присутствие помогает, в хорошем смысле, но он совсем чуть-чуть завидует, что Юнхо ни разу не заплакал, или не настоял на том, чтобы идти, пока ноги не откажут, или не пытался заснуть у него на животе вместо подушки со всеми шансами задохнуться прямо во сне. В полную противоположность тому, как Чанмин справляется со всем, Юнхо, не сомневаясь, вскрывает раны от тех воспоминаний, которые он пытался выкинуть из головы. "Нет смысла этого не делать," - уверенно говорит он. Чанмин не знает, как это вообще возможно с учетом всех обстоятельств, но он, без сомнения, впечатлен. "Если мы не помним их, тогда их и правда не останется? Я не думаю, что моя семья этого заслуживает". Так что Юнхо рассказывает ему истории о своей семье, о его милой младшей сестре, обожаемой маме и о том, как они пропали, пока Чанмина не было. А потом - истории о том, как он пытался предугадать будущее, которого не могло быть, но он не жалеет ни об одной такой попытке. Он говорит о футбольных матчах, которые Чанмина по-прежнему ни капли не интересуют, но он смотрит, как Юнхо светится, пока рассказывает, и на то, как он закатывает глаза в ответ на глупые комментарии Чанмина про вещи, в которых он ничего не понимает. И, когда это не слишком больно, Юнхо говорит о своем отце, и после, может быть, Чанмин спросит его о своей собственной семье. Чанмин думал, что его путешествие домой в принципе будет последним в жизни, потому что он никогда не сможет пережить еще одно. Теперь эти мысли кажутся глупыми. Остановка номер сколько-то там - абсолютно чистый и пустой город. Здесь нет ничего, что можно было бы спасти, но здесь нет и зловония от гниющих масс. Они разбивают лагерь в мебельном магазине гипермаркета, пустом и целиком оплетенным проволокой еще на этапе постройки - в попытке придумать что-то современное и архитектурно-необычное. Деревянные каркасы кроватей были унесены еще зимой для использования в качестве топлива, но матрасы по-прежнему на месте. Они вытаскивают самый большой в фойе, под застекленную крышу. "Это похоже на птичью клетку," - комментирует Юнхо. Он растягивается на матрасе во весь рост, и металлические прутья пола под ним угрожающе скрипят. "А я не могу даже представить, как это - летать." "Ты так поэтичен," - говорит Чанмин. Он возвращается с покрывалами, которые откопал где-то в подсобках. Ткань украшена картинками с неестественно-яркими овощами. "Смотри, хен, как на огороде, который у тебя был. А теперь подвинься и давай я нам постелю." Когда Чанмин заканчивает, Юнхо снова ложится. Он наблюдает за Чанмином краем глаза - тот не замечает, потому что слишком занят поисками из чего бы сделать ужин в их сумках. Сейчас темнеет поздно, и Юнхо не сразу засыпает. В мире снова светло - или, по крайней мере, настолько, насколько может быть светло. Чувство, что их путешествие похоже на какой-то фантастический поход, возвращается к нему. Это приятное чувство, как будто скоро они соберут все свои вещи и вернутся домой. Это успокаивающее чувство. И как только Юнхо уже почти засыпает, матрас рядом с ним прогибается. "О, еще кое-что." Шепот Чанмина кажется очень громким в темноте. "Юнхо-хен, мне никогда не стоило оставлять тебя." "Ммм?.." - мычит Юнхо. "Да, тебе стоило, мы разговаривали об этом прошлой ночью." "Нет, придурок. Я не жалею, что ушел из дома, но мне не стоило уходить от тебя." И с этими словами Чанмин приподнимается на локте, наклоняется ближе и прикасается губами к губам Юнхо. А потом укладывается обратно, удовлетворенный. "Вот так. Спокойной ночи." С утра Юнхо не может вспомнить, как он засыпал, но просыпается он с Чанмином в обнимку. Он не совсем уверен, что прошлая ночь ему не приснилась, и проводит остаток утра смущенным, потому что Чанмин слишком рассеян и мягок со сна, чтобы быть в состоянии связно мыслить. И в конце концов, когда они уже уходят, Юнхо говорит так буднично, как только может, - "Ты разговаривал во сне." Чанмин кидает на него взгляд, который заставляет Юнхо сомневаться в собственной проницательности. "Я всегда говорю во сне," - отвечает он. Все следы сна ушли, в его голосе звучит невнятная резкость. "Но ты уже знаешь, как я себя веду в таких случаях." Это правда, хотя Юнхо не может окончательно связать эпизод из прошлой ночи с чем-либо, что было раньше. Поэтому он останавливается, ждет, когда Чанмин вопросительно на него обернется, и потом целует его. Определенно, Чанмин улыбается ему прямо в рот и целует в ответ. О. Тогда ладно. (Чанмин просыпается посреди ночи, холодный пот высыпает на его коже, сердце почти выпрыгивает из груди. Он мысленно стонет - нет, только не это. Не снова. С болезненной осторожностью он выскальзывает из-под руки Юнхо, любое прикосновение прошивает его током насквозь. Он пытается выползти из спальника - что угодно, холодная вода, холодный душ, хоть что-нибудь. До того, как у него это получается, Юнхо хватает его за локоть и тянет обратно. Потрясенный, Чанмин шипит, и шипит снова, когда Юнхо просовывает пальцы ему под футболку. "Чанмин?" - голос Юнхо звучит хрипло со сна, и пронизан пьянящим желанием. "Что ты делаешь?" До того, как он может ответить, Юнхо уже расстегивает ему ширинку, запуская пальца прямо ...о, боже. Чанмин стонет и приподнимает бедра в ответ на то, как Юнхо сжимает его, поглаживая пальцем самую головку члена. Это слишком много, слишком быстро, но Чанмин все равно подается ближе, кусая нижнюю губу Юнхо и проникая языком ему в рот, чтобы глотать его выдохи... Да, и так тоже. Тогда ладно.) *** Когда конец света только случился, способом общаться с людьми для Чанмина было не общаться с ними вовсе. Все они все равно были чужими, или теми, кого он знал, но кто все равно стал чужими. Потому что старая леди по соседству никак не могла выброситься из окна, а милый библиотекарь, с которым он пил кофе, никогда не мог поджечь библиотеку (никто все равно бы не стал читать эти книги, вот в чем дело, черт побери, я не могу прочитать их все, я не могу...). Сеул оказывается событием. Здесь больше людей, чем они оба видели за последние полгода, но в этом и кроется проблема. Большая часть популяции сгорела в конце света, валяясь по тротуарам или пробираясь через разбитые стекла с лицами, красными от алкоголя и злой беспомощности. Человечество очень быстро откатилось назад, со всеми полагающимися последствиями - распущенностью и бессмысленной жестокостью на каждой темной аллее или улице. Наверно, им даже жаль, что они не являются представителями худшей части человечества, которое осталось в этом мире. Чанмин оттаскивает Юнхо от маниакальных проповедников, от лидеров, основавших новые культы, и всех остальных. Там так же много мертвых, как и живых, которые торопятся за своими друзьями и любимыми, куда бы они не направлялись. Чанмин избегает каждого трупа и утешает себя тем, что эти тела значительно отличаются от тех, которые встречались им раньше. Вообще-то, в некотором роде, это даже пробуждает надежду. Да. Конечно. И эта мысль оказывается одновременно самой успокаивающей и отталкивающей, которые когда-либо бывали у него в голове. И в итоге получается, что ответов найти они тоже не могут. Им предлагают теории про инопланетян, про разгневанных богов, про сверхъестественную катастрофу, но каждая из них преподносится с той же отчаянной убежденностью, как и следующая. Любое имеющее под собой какие-либо основания предположение заставляет аргументы звучать убедительно. Чанмин приходит в замешательство от каждой из этих теорий, будучи не в состоянии логически подтвердить или опровергнуть какую-либо из них. Юнхо, в свою очередь, точно так же ни в чем не уверен, и от всех этих теорий у него начинает болеть живот. Это тупик. Решение уйти принимается единогласно. "Мы не можем здесь оставаться," - бормочет Чанмин. Занавески задернуты, но Чанмин все равно прячется от теней, появляющихся за окном. "Никто ни черта не знает, и даже если хоть одна из этих дурацких теорий верна..." - он разводит руками, - "мы ничего не можем сделать." "Что ты такое говоришь? Мы не можем сдаться теперь." Юнхо закрывает дверь в разграбленный магазин, в котором они нашли пристанище на сегодня, и бросает сумку на пустые полки. Когда он оборачивается, губы Чанмина сжаты в тонкую бледную полоску. "Мы не сдаемся!" На лице Чанмина страх борется с отчаянием. Юнхо подходит к нему, чтобы не дать ему сказать все, что бы он ни собирался сказать с таким видом, но не успевает. "Хен, может быть, нам стоит перестать пытаться догнать прошлое?" Он сглатывает, противный вкус поражения и вины оседает у него на языке. "Это конец, разве нет?.. Мы же не можем продолжать..." "Вот это и есть - сдаваться!" - шипит Юнхо. "Даже не думай!" "Это ты - тот, кто сдается," - выплевывает Чанмин в ответ, и комок встает у него в горле. "Мы ни черта не знаем о том, что случилось, и все, кто здесь остался, к хренам собачьим сошли с ума! Мы должны... нам надо делать что-то еще. Можем же мы, в конце концов, просто... просто подумать сначала о будущем?" Внутри у Юнхо бушуют негодование и ярость, которые он пытается утихомирить, и они почти готовы прорваться - целый год скорби, злости из-за всего мира, из-за его собственных потерь - но Чанмин останавливает его. Точнее, это делает решимость на его лице и то, как заостряются его черты. За все недели, в течение которых они шли вперед со слепым энтузиазмом, со всем нереальным теплом, которое он изливал на Чанмина, трогая ртом его тело, твердое и жилистое, сейчас Юнхо впервые понимает, что, кажется, только теперь он действительно видит Чанмина. Он проводит по темным из-за истощения мешкам под его глазами осторожно, одним пальцем. Он задыхается, когда Чанмин реагирует на движение и опускает ресницы, как будто бы ему сложно справляться с тем, чтобы держать их поднятыми. Внезапно Чанмин оказывается уже у него в руках, и прячет лицо ему в шею, и под тяжестью его веса они почти падают. Чанмин оседает, и Юнхо прислоняется к двери, чтобы сползти на пыльный пол и усадить Чанмина себе между ног. "Я думаю," - он сглатывает, и его голос кажется чужим, - "теперь нам стоит перестать бежать." Чанмин оказывается способным что-то сказать только с третьей попытки. "Мы же не останемся здесь?" - он морщится. "Я не собираюсь идти пешком обратно." Юнхо мягко хихикает. "Мы не останемся," - обещает он. "Мы что-нибудь придумаем." Противоположность безнадежности - это либо надежда, либо отчаяние. Как раз на эти части и делится оставшееся человечество, и Чанмин посылает далеко и надолго все три варианта. Те, кто выбрал безнадежность, скоро умрут, и не намного дольше задержатся отчаявшиеся, а для слепой веры Чанмин слишком стар. Здесь каждый как будто бы обвинял его в том, что он хочет выжить. Он шел домой с виноватым лицом, склонив голову. Если бы он нашел свою семью, он бы не был отвратительным поганым трусом, который не поднял и пальца, чтобы спасти их. Это было достаточно справедливо, поскольку все остальные выжившие точно так же избегали компании. А Юнхо, слишком особенный, чтобы вести себя так, подходит к первому же человеку, который попадается им на пути и предлагает ей еду. "Она собирается обобрать тебя подчистую," - Чанмин наблюдает, как неряшливая женщина средних лет приканчивает банку сардин. И потом он не удерживается, - "Я же говорил," - когда она делает именно это, пока они на секунду отвернулись от своих рюкзаков. "Это ничего, я вроде как догадывался, что ты прав, так что..." Юнхо бодро откидывает в сторону пакет, где раньше лежали их запасы. Перед тем, как Чанмин уже почти собирается ударить его одной из оставшихся бутылок с водой, Юнхо открывает еще один пакет, набитый едой, примерно две трети от того, что у них было раньше. "Но у нее по всей руке отметины детских зубов. Я подумал, может быть, мы можем отдать ей что-нибудь накормить детей?" Без дураков, Чанмин по-настоящему потрясен. Это доброе дело, которое делается без какой-либо выгоды от такой благотворительности для себя, и оно делается не из жалости. С другой стороны, это такой хитрый способ сделать все сразу. "Вероятно, ты гений?" - подытоживает Чанмин. Он кивает на их сцепленные руки. "Типа ниндзя, который притворяется недотепой и увальнем, странным и нелепым, каким ты всегда и был." Оскорбление отскакивает от довольной усмешки Юнхо. "Я," - говорит он протяжно, - "хороший человек." Он целует Чанмина в затылок прежде, чем тот успевает увернуться. "Если ты хорошо попросишь, я могу научить тебя тоже таким быть." "Я уже хороший человек," - ухмыляется Чанмин. Он толкает Юнхо к ближайшему фонарному столбу, когда тот фыркает в ответ. "Эй, правда, я... о, чтоб тебя." Гримаса боли на лице Юнхо становится насмешкой, и внезапно он перемещается к Чанмину, оказываясь совсем близко, так, что тот чувствует на себе его дыхание. Широко раскрыв глаза, Чанмин пытается отступить, но оказывается зажатым между рукой, которая ложится ему на спину, и темными всполохами желания в усмехающихся глазах Юнхо. "Если ты такой хороший человек," - Юнхо придвигается еще ближе, - "может быть, ты заслуживаешь награды?" Но внезапно рядом с ними раздается чей-то голос - и это голос определенно не Чанмина. Они отпрыгивают друг от друга, одновременно оборачиваясь на незнакомца. Пожилой мужчина ухмыляется, одной рукой приобнимая женщину, которая держит ребенка. *** К западу от Сеула оказывается город, добраться до которого можно, потратив точно пол-бака бензина. Их гиды устраивают им экскурсию, показывая проходы в развалинах, загораживающих почти все выходы из города - выясняется, что доброта Юнхо позволила им попасть в это секретное убежище. И в дальнейшем, за восемь поездок туда и обратно, Чанмин все-таки принимает решение - черт побери, мы остаемся. Люди здесь отказались от будущего, или они больше не переживают из-за прошлого и просто живут настоящим. Это сообщество, все в котором работает просто, как часы, и они обнаруживают, что действительно вписываются в него. В то время, как оно достаточно неохотно принимает в себя новых людей, оказывается, что медицинское образование Чанмина просто необходимо здесь. Пожилой мужчина - их единственный доктор, но он оставил практику годы назад, его руки слишком сильно трясутся для таких сложных действий, как операции. Чанмин помогает ему, применяя свои пост-апокалиптические знания для того, чтобы находить быстрые и простые решения, и постепенно улучшает собственные навыки. Юнхо сидит с дочерьми доктора и со всеми остальными детьми, которые живут в округе. Они нужны, поэтому они остаются. Жизнь поменялась необратимо, хотя она осталась той же самой - это одновременно ужасно, необъяснимо и приятно. Юнхо и Чанмин живут в маленькой квартире только на двоих, с работающими трубами (сорок литров в день) и электричеством (после заката). Каждое утро Юнхо уходит в шесть, чтобы обойти границы или присматривать за детьми, чьи родители занимаются уборкой мусора. Чанмин уходит тогда, когда кому-то требуется помощь, или кто-то ранен или умирает. Оба они должны добывать свою долю провизии - дикая жизнь, бродячие животные - и Чанмин, уже достаточно опытный в таких делах, оставляет это занятие Юнхо. Это расстраивает его, последний выдох и горячая кровь на его руках, но Чанмин часто видел, как это происходит с людьми, поэтому он смиряется. Они оба смиряются. Это не совсем то, чего они хотели - ответов по-прежнему нет, и люди из их прошлого, их семьи по-прежнему остаются призраками, - но сейчас такая ситуация оказывается оптимальным решением, которое для них возможно. Они больше не теряют время между вспышками отчаяния или разъедающей боли, оно размеренно течет от дня ко дню. Им надо работать. У них есть нужды. Они продолжают двигаться дальше. Однажды Чанмин приходит домой, скидывает ботинки, смотрит внутрь и видит Юнхо, который глядит на него с дивана. Он машет ему, утомленный, и проходит на кухню, чтобы смыть с рук запах крови и рвоты. Его сегодняшний пациент будет жить, поэтому Чанмин может о нем больше не беспокоиться. Когда он возвращается в гостиную, Юнхо продолжает на него внимательно смотреть. "Привет," - говорит Чанмин, усаживаясь на диван. Юнхо мягко возвращает приветствие, наклоняя голову. "Лентяй," - усмехается Чанмин, закатывая глаза. Он сам наклоняется вперед за поцелуем. "А где твои подопечные?" "Спят," - отвечает Юнхо. Он тянет Чанмина за руку, пока тот не ложится рядом. "Одна из женщин сегодня рожала, и я забрал ее детей к себе. Они играли целый день, так что рано устали, и теперь я чувствую себя таким счастливым, что за это мне даже стыдно." Он начинал говорить это в спешке, а закончил почти испуганно, как будто хотел сказал только последнюю часть, но не смог найти никакого другого способа к этому подойти. Чанмин кладет подбородок Юнхо на грудь и тихо за ним наблюдает. "...Тебе всегда нравились дети," - заключает он, специально не обращая внимания на последние слова. Юнхо поднимает голову и протягивает руку, чтобы ущипнуть Чанмина. "Чанмин," - неодобрительно начинает он. А потом внезапно передумывает и улыбается. "Спасибо тебе, что ты меня спас." Подавленный, Чанмин пытается уйти от руки, которая треплет его по волосам. "Ничего я не сделал..." "Ты сделал ВСЕ." "Ничего," - мягко повторяет Чанмин, - "чего бы не сделал для меня ты." Пару секунд Юнхо смотрит на Чанмина глазами, округлившимися от удивления. А потом в них зарождается легкая, мягкая улыбка. "Конечно," - выдыхает он решительно, - "конечно, ты прав, как всегда." Со смешком Чанмин преодолевает оставшиеся между ними сантиметры, чтобы спрятать лицо Юнхо в шею. Впервые за долгое время он чувствует себя довольным. Цельным.