А принцессы пьют самогон и гоняют дракона по полю. (Рабочее название)

— Свобода, свобода... дай человеку свободу — и он сойдет с ума, так говорили все великие философы. Абсолютная свобода приводит к хаосу, людям проще жить без выбора: кого любить, кем работать, как жить. Иначе они действительно все перестанут воспринимать действительность. Может быть, со свободой любить я и погорячилась, ведь это все решают животные инстинкты, и простое желание продолжать свой гребаннй род. Тебе, наверное, кажется, что я говорю слишком грубо, даже излишне. Но подумай, вспомни свое прошлое, оно было таким же, как и у всех... ведь работать в офисе ты решила не просто так, вернее не просто так стала штатным работником. Учиться в университете тебя убедили собственные родители, как когда-то давно их, точно так же, убеждали их родители, что так нужно. Без образования ты не найдешь хорошую работу, не создашь «правильную» семью. А тебе до сих пор кажется, что в этом слове есть какое-то ужасное несоответствие с этим миром. Не так ли? С пеленок нам вдалбливают в голову, что «с незнакомыми людьми нельзя разговаривать» или «не открывай дверь тем, кого не знаешь» и так далее. Сама ведь сможешь добавить к этим строкам что-то свое в духе: «девушка должна себе найти мужчину, чтобы продолжить род» — когда ты стала чуть постарше, а еще позже: «то, как ты живешь не правильно, не хочешь обратиться к психоаналитику, он поможет». И все эти истины изо дня в день, от разных людей именно тебе приходится выслушивать. Ты слушаешь, киваешь, а сама посылаешь все эти нравоучения куда подальше. Кира постучала кончиком ногтя по сигарете, зажатой между исцарапанными пальцами. Она улыбалась немного странно, мне непривычно было видеть ее такой отдаленной, все же, это лучшее сравнение. Между нами никогда ничего не было, просто дружеское общение, тонкие беседы на грани фантастики. Она любила рассказывать сказки и чересчур умело это делала, будто знала наизусть всю книгу «1000 и одна ночь», впрочем, в ее обществе я провела гораздо больше времени, но ощущение осталось. Мы познакомились случайно, как всегда это бывает с двумя людьми... которых еще называют «не от мира сего». Кажется, это было так давно, хотя прошло всего с десяток лет, не так уж много, на самом деле, по крайней мере, Кира всегда утверждала, что это даже слишком мало, чтобы стать по-настоящему близкими людьми. А уж что она подразумевала под этой фразой до сих пор остается для меня загадкой. — Зачем ты мне все это говоришь? – я мотнула головой, отгоняя непрошенные видения, всегда вспыхивающие в сознании в тот момент, когда мы видимся. — Да просто так, тебе же интересно, — она перевела взгляд к окну, на возрастающую луну и, наконец, прикурила сигарету. По комнате разнесся легкий запах табака, перемешанный с ароматом ментола, перебивающий все остальные. Комната быстро заполнилась тяжелым дымом, как туман, он отгораживал нас от звуков доносящихся с улицы оживленного мегаполиса, от этой холодной и далекой луны, от света звезд, от всего этого мира, которого в глубине души мы обе: и я, и Кира — безмерно любили и ненавидели. В этот момент я почувствовала себя обиженным ребенком, у которого отобрали конфету и сказали: «Пока не съешь суп – никаких сладостей». — Все, что ты говоришь уже не похоже на сказку, — после этих слов мне стоило густо покраснеть, но рядом с этой необычной девушкой привычное всегда уходило на задний план, и даже эмоции теряли свою обыденную систему. И в эту секунду я смеялась, от души, наблюдая, как она, словно отражение, тоже заливисто смеется. — Так ты хочешь сказку? Раз хочешь, то я расскажу тебе, – и, словно не было никакого веселья до этого, Кира продолжила сухо, ухмыляясь кому-то за окном, будто там действительно было еще что-то, кроме мерцающих светил,— ты когда-нибудь жила в сказке? Т-с-с-с... молчи. Она приложила палец к своим губам, и мне не осталось ничего, кроме как вслушиваться в ее мелодичный голос и внимать очередной сказке. — Это только вступление. А начало этой истории проложило путь в твоем сердце. Уверенна, что ты, когда-то по настоящему попала в сказку. А уж если ты там не бывала, то все еще впереди. Итак, ты попадаешь в миф, параллельную реальность – называй, как хочешь, и совершенно не веришь в происходящее. Сидишь в своем любимом кресле, обдумываешь связи, выстраиваешь параллели, зачем-то еще оправдываешься перед собой. Находишься в эдаком, наполовину бредовом состоянии, и уже начинаешь подумывать «а не сошла ли я с ума?» и «не сон ли это?». Но сказка продолжает свое существование, проникает в каждую клетку головного мозга, проходит по нейронам и захватывает разум от и до. Альфа и омега уже не сопротивляются, позволяют проникать видениям в сознание. А ты видишь, мечтаешь о будущем в этой заманчивой реальности. Уже, заранее, прикидываешь, что будет через пять лет пребывания в заколдованном мире. Не потому, что тебе этого хочется, а потому, что сказка здесь – у тебя на ладони, такая доступная, безграничная в своих обещаниях. И она продолжается, живет год, два в тебе, потом еще и еще, и с каждым прожитым мгновением миф потихоньку растворяется, перетекает в другое измерение. Медленно ты открываешь глаза, ты все еще сидишь в своем кресле, прошло не более двух часов на самом деле, и осознание того, что сказки нет, накатывает лавиной. Ты ведь бывала в горах, слышала, как снег, скатываясь с вершины, поначалу образует небольшой ком, потом, захватывает с собой еще больше и больше белого порошка и несется вниз оглушающей волной. А после приходит истинная тишина, которую можно услышать лишь в горах в этот период зимы. И в этот момент, у тебя то же состояние «мертвой тишины», когда сказка на самом деле оказывается скупой реальностью. И на этом заканчивается все. Есть мир, есть настоящее, есть будущее и прошлое. Ты все еще веришь в сказки? Нет? А я верю. Я качаю головой. Молчу. Она научила меня молчать и слушать лишь биение сердца, где-то совсем близко, но недостижимо для того, чтобы прикоснуться к нему. Даже если сидим мы, совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. До ее сердца я никогда не смогу дотянуться. Пыталась – не пыталась – не это ведь важно. Оно всегда останется для меня на этом расстоянии пары сантиметров. Кира тоже не говорит ни слова, курит, следит за облачками дыма, не обращая на меня ровно никакого внимания, как будто и нет здесь чудаковатой девушки с ненормальными пристрастиями к своему полу. Хотя на мой вкус они вполне нормальные, с взгляда общества – далеко «не». И я опять улетаю в далекие воспоминания о своем прошлом, переживая почти каждое мгновение, как будто они для меня в новинку. И замираю в этом сумасбродном течении мыслей на одном очень важном моменте. О нашем с Кирой знакомстве, что даже знакомством назвать – язык не поворачивается. И почему-то, именно сегодня, за такой странной и непривычной сказкой я вспомнила все, в мельчайших деталях. *** Ничего особо удивительного и необычного в этот день не произошло. Я, как всегда в это время дня, в перерыве между парами, сидела в своем любимом сквере. Любимым он стал очень давно, и я смело называла его своим по трем простым причинам: людей здесь почти не наблюдалось, особенно на выбранном мною месте, слишком уж часто мне удавалось тут посидеть... и просто духовно он был какой-то мой. А если брать во внимание именно ту лавочку, с которой сроднилось мое естество, то ничего точнее фразы: «между небом и землей», подобрать не получается. Даже среди ночи именно на этой полянке небо остается кристально чистым, и сквозь хмурые тучи можно разглядеть некоторые созвездия. А днем... через кромку деревьев пробиваются редкие солнечные лучи, но при этом кусочки кристально чистой синевы радуют глаз. Да и «лавочка» моя – не лавочка вовсе, а просто выросший из-под земли корень, который тоже, видимо, стремился дотянуться до небес. На моем воображаемом троне можно сидеть, а можно и лежать, а можно упасть рядом на землю и ощущать, как травинки щекочут кожу. Она пришла неожиданно, без зазрений совести развалилась рядом, будто уже не первый раз находится со мной. И как будто, так и положено, она лежала на траве, задумчиво разглядывая небо над головой и грызла вытянутую из стебелька соломинку. В тот момент я не то, чтобы пребывала в самом настоящем шоке, мне просто было не до слов, вернее хотелось сказать многое, а что-то конкретное во фразы не оформлялось. Приходилось молчать, обдумывая, как бы так высказаться, что бы мягко, но ненавязчиво попросить покинуть мою территорию, но такой поток мыслей прервал единственный заданный в этот день вопрос: — Куришь? – девушка протянула мне пачку сигарет и как-то совсем наивно улыбнулась. Выглядело это по-детски. Хотелось взвыть: «Да вы что, совсем с ума сошли или как?». Но этого «как» я так и не произнесла. Слова застряли где-то на периферии дыхательных путей, когда я отчетливо увидела перед собой картину из прошлого. «Мой садик, где прошли первые годы. Над площадкой разносится пение птиц, но они тонут за десятками голосов малышей, их звонкий смех способен заглушить любую зарождающуюся в душе боль. И маленькая девочка протягивает другой шоколадную конфету, с такой простой просьбой – давай дружить!». Кира лучисто улыбалась, продолжая протягивать мне сигареты, будто делилась самым дорогим в мире. (Впрочем, узнав о ее пристрастии к курению после, я убедилась, что это действительно для нее сокровище из сокровищ). Но в то мгновение хватило сил лишь на то, чтобы отрицательно качнуть головой и вернуться всем вниманием к зелени дубовой рощи. Но и на этот раз она оторвала меня от размышлений о будущем, заговорив совершенно другим тоном: — Молодец. За это... – девушка тряхнула пепельными волосами и растянулась на траве во весь рост, закурив, и продолжая уже полушепотом, — я расскажу тебе сказку. И туманная дымка окутала мой любимый парк, делая краски тусклыми, почти полностью скрывая гамму цветов, но та сказка, что рождалась в этот день, в ее устах, была не тем, что можно показывать людям. Она дышала, жила своей жизнью и перерождалась под сенью вековых деревьев. Это была особенная сказка. Но все ее сказки были какими-то «не такими». Они отличались от тех, что я слышала в детстве. Ее сказки были наполнены запахами, звуками, мелодиями и ощущениями...