Над пропастью мгновений

Говорят, именно зимой люди ощущают себя лучше. Отдаются новым ощущениям, что погружают их в свой не слишком вычурный мир без серых лиц и лжи. Для кого-то столь сказочное и волшебное погружение считается довольно глупым, наверное, таких людей миллионы. Хотя если присмотреться к этим миллионам, то мы наверняка увидим те же угрюмые лица. Серость – понятие растяжимое. Вот, например, я. Я тоже серый. Серый, как и остальные люди на этой земле. А чего я добился? Я влюбился в обычную шлюшку, которая окунала свой нос в мой, а точнее, родительский кошелёк. А я ведь и вправду думал, что смог полюбить. Думал, как и все люди. Помню твои слёзы, когда я на машине проезжал по проспекту, а ты сидела на лавочке и плакала. Казалась такой жалкой и беспомощной. Ты говорила быстро, словно учила скороговорку, которую задали в школе. Говорила, что одна. Нет родителей, семьи, и всё это в твои двадцать лет. Плакала, когда я предложил поехать ко мне и пообещал помочь. Глаза родителей, и ты в длинном красном платье идёшь по высокой винтовой лестнице вниз. Твои руки медленно скользят по шее, обволакивая её, словно змея свою жертву. Над тобой целый вечер трудились визажисты и стилисты, дабы сделать роковую тигрицу, именно этого им и удалось добиться. Волосы цвета горького шоколада и стрижка каре, такие же большие и глупые глаза, ещё с красными щеками от слёз, которые даже визажисту убрать не удалось. Медленно подходишь и вешаешься на шею с шмыганьем носа, как пятилетняя девчонка, а я ведь верил. Поверил твоим жалким слезам, как последний идиот. Ты даже согласилась работать со мной, а дел-то: проводить несколько лёгких сделок с большими расчётами, и твоя жизнь в полном шоколаде. Вот только участвовать приходилось всей группе, что работала со мной и поражалась твоим способностям воровки и бесстрашной девицы. Молодая, но уже хлебнувшая сполна детдомовской жизни, ты была не похожа на всех. Белая ворона, которая жила по своим нормам и не придавала значения чужим мнениям, мнениям стада. Ты любила деньги, любила роскошную жизнь, а я давал её тебе. Крохотные снежные шарики кружились в воздухе, создавая бурный поток воспоминаний и, как ни странно… слёз. Чистых и последних в моей жизни. Я не плакал даже после смерти родителей. Я и сейчас не плачу. Это обычная вода, которой меня пичкают здесь уже полгода. Полгода я сижу в одиночной камере, смотря в почти полностью заколоченное окно. Снежные сугробы лежат так ровно, можно и подумать, что это картина в известной галерее. Я хочу спать. Утром опять вкололи лекарство, и теперь в глазах появилась пелена тумана, мешающая нормально мыслить и думать даже о простых и незамысловатых вещах. Здесь постоянно слышны крики и стоны о помощи. Людей я уже не видел несколько месяцев, за исключением медсестры, которая старается понять меня, и у неё это довольно неплохо получается. Вот только она ещё совсем глупая, не может испытать всех правил этого мира: либо я, либо они. И вот опять хочется спать. Глаза почти слипаются под сонной пеленой тумана, и я ложусь на холодную плитку пола. Опять приходит твой силуэт. Ты такая лёгкая и нежная, бежишь по свежей траве и собираешь одуванчики. С весёлым и почти детским смехом ты подбегаешь ко мне и тащишь за собой, вглубь луга. Твои губы, кажется, пропитаны горьким мёдом, у которого свой неповторимый вкус, отличающий его от других. Да вот только это всё глупые воспоминания. Глупые до боли в голове. Я ведь знаю, что ты мертва. Ещё месяц назад мне отдали простой клочок бумаги, на котором сообщалось известие о смерти главы преступной группировки, засадили в лопатки нож. Я долго не мог поверить в такую глупую смерть, причём именно твою. Ты всегда, заслышав о смерти, улыбалась и смеялась прямо в лицо тем, кто говорил, что нужно быть осторожнее. А теперь лежишь в могиле, наверное, так же улыбаясь, даже на своих похоронах. Чувствую, как по щеке скользит холодок и дыхание начинает сбиваться из-за вновь вколотых препаратов. Снова слышу твой голос. Звучит так же нежно, как и тогда, на проспекте. Что-то неразборчиво шепчешь мне над ухом и зовёшь с собой, куда-то туда, где начинается снег. - Подожди, - хрипло шепчет мой голос, и глаза закрываются под тяжестью снежинок, которые налетели через дырку в окне. Снег – это самое лучшее время для размышлений и чего-то большего, в чём мы боимся признаться себе в нашей обычной жизни. Снежинки облетают наши дома и заглядывают в окна, даруя нам холод и свежесть. "А я до сих пор люблю тебя", - срывались с губ последние глухие фразы, погружая в странное пространство, в котором я обязательно увижу тебя через пропасть вечных мгновений.