Иллюзия огня

Шел сто двадцать седьмой день заключения Локи. Ослепляюще яркий свет лился со всех углов. Спрятаться невозможно. Как и невозможно понять какой сегодня день или час. Постоянно слишком ярко. Из соседних камер неизменно доносятся звуки. Вскрики, стоны, крики, сопение, скулеж, храпение, ругань, плач. Угнетающе. Угнетающе. Угнетающе… Он все еще ждал. Тор должен был прийти. Весь такой из себя самодовольный, повзрослевший, одиноко-тоскующий герой, лишившийся единственной любви. Как в тех детских сказках, что любила им читать мать. Только тогда они считали эти сказки образцом для подражания. А Тор и поныне считает. Локи же отошел от героических повестей и выбрал стезю злодея. Неудачно. И теперь он все еще ждал. Ждал героя. Любимца толпы. Сына своего отца. Ждал Тора. И тот пришел. На двести сорок первый день. Да, Локи считал. Как влюбленная девица, ждущая любимого с войны, считал. И это было… унизительно. Но он все же считал. И Тор пришел. Пришел, посмотрел и ушел. Ни слова, как будто бы разучился говорить. И Локи молчал, как будто бы и не замечал. Игра в гляделки стала привычной. Трикстера это забавляло и немного скрашивало посредственные дни заключения. А Тора… А что это значило для Тора, Бог Обмана так и не смог разгадать, но полагал, что брат просто пытается найти оправдание и причину, что бы простить его. Да, Локи хотел в это верить. В один из дней Тор подошел достаточно близко к стеклянной решетке, и Локи в свою очередь был слишком близко. Два брата стояли друг напротив друга. Такие непохожие, такие неродные, такие разные, но такие нужные друг другу. Локи усиленно строил из себя непобежденного и гордого, а Тор смотрел сквозь его иллюзии, руша их как карточный домик. Они больше не играли в игры. В этом вся ирония взросления. Нельзя спрятаться за выдумкой. Локи понимал это, но продолжал играть, а Тор никогда не понимал, но поддерживал правила игры лучше любого другого. Но, не теперь, когда миры их и мечты разрушены друг другом. Неведомая вспышка, словно разряд молнии, пронзила обоих. Тор пересек защитный барьер камеры, не боясь остаться один на один с предателем Асгарда. Локи стоял на месте, всматриваясь в знакомые черты, теперь уже настолько близкого брата, но не мог найти ничего былого. Мир людей стер с лица Громовержца привычную улыбку, одарив его серьезным и рассудительным выражением. А Локи все еще усмехался, хотя, и не чувствовал ни малейшего намека на счастье, задыхаясь в клетке, словно раненый зверь. - Хватит этого блефа и пустых иллюзий, Локи, - проговорил Тор, глянув на брата осудительным взглядом. И иллюзии в миг пали. Локи остался, словно обнаженный посреди смеющейся толпы, под пристальным, оценивающим взглядом брата. Его отросшие, неаккуратные, черные пряди обрамляли измученное от заключения, побледневшее лицо. Трикстер выглядел жалко, как побитая собака. Но Тор видел в нем брата, как никогда раньше. Нежность волной окатила, с ног до головы, и чтобы не захлебнуться, Бог Грома стиснул брата в объятиях. Объятиях, которые не должен был так безрассудно дарить ему. - Брось, Тор, неужели ты настолько по мне соскучился? – усмехнулся Локи, снисходительно похлопав брата по спине. - Почему ты сделал это, Локи? – все еще не разрывая крепких, братских объятий, спросил тот, не глядя в глаза. В эти лукавые зеленые омуты лучше не смотреть вообще. Затягивают. - Не ищи мне оправдания, Тор. Ты знаешь, каков я на самом деле, - с неким раздражением произнес Трикстер, без всякого сожаления, разрывая объятия. Сентиментальность раздражает. Особенно, если это все, что остается. - Не надо… Не пытайся быть хуже, чем есть на самом деле, - почти просил Громовержец, но при этом в его голосе звучали нотки нравоучения, которые так не нравились Локи. Тор уже не замечал, как начинал говорить назидательные речи. Жизнь на Земле его сильно изменила, сделав серьезным. - Но я таков,- без капли сожаления ответил Локи, отойдя. - Брат, - с неким укором произнес он, и тут же на его губах заиграла лукавая, но столь привычная, почти родная улыбка. Искра, стремительная молния, разожгла костер из тлеющих углей былых чувств. Улыбка эта была настолько чужеродной на измученном лице, что сразу вызывала какое-то внутреннее отторжение. Но Тору это нравилось. Завораживало и воскрешало воспоминания, когда они еще были братьями, а не врагами. Тогда Бог Грома испытывал странное будоражащее возбуждение. Тогда это пугало,загоняло в угол, а сейчас казалось естественным и необходимым. Локи знал об этом. Знал тогда и осознавал сейчас. Но если раньше Трикстер всего лишь играл, подогревая интерес брата, то теперь, в этот момент, в этой камере, он был серьезен. Локи подошел к брату близко, положил руки на крепкие плечи и посмотрел в глаза. И Тор глянул в ответ, и в миг утонул. Маленькая слабость стала непобедимой. - Локи… - произнес Громовержец, отворачиваясь. Нельзя. Нельзя. Нельзя. - Перестань, ты ведь хочешь, - слегка насмешливо проговорил Бог Коварства. Тор рывком прижал его к стене, крепко держа за горло. Он хотел привычно ударить, но смог лишь замахнуться. Локи же даже не испугался. – Давай, - с вызовом проговорил он. И костер этот запылал. Губы Тора коснулись искусанных губ младшего брата. Локи не сопротивлялся. Его брат грубоват и диковат, и поцелуй этот был несдержанным, настойчивым, но настоящим. Бог Лжи знал, что Тор никого до этого так не целовал. Ни с кем не задыхался от страсти и чувств переполняющих. Ничьи руки не сжимал так крепко. Никого не желал так сильно. Даже Джейн. И Локи отдавался ему, впервые не скрываясь за многочисленными масками. Ни к чему ложь, когда умелый язык брата касается его собственного, сплетаясь в безумном танце. Локи прикусывает язык Тору, заставляя того,мгновенно отстраниться и с непониманием уставиться. Лукавая улыбка скользнула по губам младшего брата. Громовержец понял намек. В следующую минуту Бог Коварства уже лежал на лопатках на холодном полу, а сверху на него навалился Тор. В глазах которого горела страсть и ярое желание. А в глазах Трикстера блуждала дикая похоть. Исход предопределен. Теплыми губами, касаясь губ брата, холодными руками забираясь под его рубаху, Тор рушил мнимые братские узы и уничтожал остатки здравого сознания Локи. Глаза в глаза, влажные губы на тонкой шее, языком от бьющейся венки к кадыку и ниже, и опять к чужим губам. Трикстер обхватывает коленям бедра брата, пальцами зарывается в его спутанные волосы, крепче прижимая к себе. Такое родное тепло. Такое необходимое, что легкие переполняются воздухом и начинаешь задыхаться. Тор смело стягивает с брата рубаху, обнажая исхудавшее тело. Бледная кожа в ослепляющем свете ламп манит и сверкает, словно алебастр. Громовержец ласкает взглядом прекрасное тело, проводит шершавыми пальцами по выпирающим ребрам, пересчитывая каждую косточку. По коже Локи пробегают мурашки. Все это до боли напоминает о том, как брат любил его в детстве и как он, в свою очередь, ненавидел. Огонь сжигал их обоих, без права на спасение. Локи сверху. Смотрит на брата снисходительным взглядом. Усмехается. Он уже обнажен, а Тор раздет лишь наполовину. Такой яркий контраст. Маг наклоняется, облизывая губы, глубоко целует, и умело расстегивает штаны. Громовержец останавливает его, хватая за кисти рук. Он все еще не уверен и может даже не готов. Локи отталкивает крепкие руки, опускается опять к брату. Губами касается его губ, медленно, тягуче-нежно; облизывает его губы, но не углубляет поцелуй. Влажным кончиком языка ведет от подбородка к впадинке между ключиц и ниже. Почти невесомо целует возле пупка и покрывает чувствительную кожу поцелуями-укусами внизу живота. Тор крепко стискивает руки в кулаках. Брат умелый. Но с кем и когда он научился? Сняв штаны, Бог Грома повалил брата на пол, но Локи сразу же оттолкнул его. Не так. Только сверху. Громовержец пленено наблюдал за тем, как Трикстер медленно проводит пальцами по своей груди, касается затвердевших сосков и опускает руку ниже, проведя пальцами по своему члену. Он облизывает пальцы и заводит руку за спину, касается сжавшегося колечка мышц. Плавно надавливает и вводит один палец на две фаланги. Пара поступательных движений и Локи добавляет второй палец, проникая чуть глубже. Закусывает губу, что бы не выдать себя и медленно двигает пальцами внутри. Тор завороженно наблюдает за действиями младшего брата, то и дело водя языком по пересохшим губам. Наблюдает за тем, как Локи подготавливает себя для него и сходит с ума от будоражащих чувств и сильного возбуждения, скручивающегося в тугой, острый ком внизу живота. Не имея больше возможности терпеть, Бог Грома с силой хватает Трикстера за запястья и переворачивает на спину, навалившись сверху. Грубыми пальцами, проведя по бедрам, крепко их сжав от нетерпения, Тор оставляет пару краснеющих синяков. Немного сдержав свой пыл, он входит в подготовленное тело брата, вырвав из горла того приглушенный стон. Тонкие стенки сжимались от непривычного ощущения заполненности, плотно обхватывая член Громовержца, сводя того с ума от невероятных ощущений. Медленные фрикции, постепенно сменялись более сильными и глубокими. Тор с силой сжимал ягодицы Локи, чтобы входить в его тело как можно глубже. А тот,в свою очередь крепко сжимал плечи брата, чтобы хоть как-то уменьшить трение между своим голым телом и холодным полом камеры. Стерев спину до красноты, Трикстер оттолкнул Тора от себя, давая им небольшую передышку. Громовержец разложил брата на железном столе, теперь еще грубее вбиваясь в его тело сзади. Локи царапал поверхность ногтями, но при этом стонал от удовольствия как самая доступная земная шлюха. И Тор стонал, но стоны эти были больше похожи на рычание. Он одной рукой сжимал волосы брата на затылке, а другой держал его запястье. Достигнув пика и излившись в податливое тело Бога Коварства, Тор навалился сверху, придавив того к столешнице. Оба брата тяжело дышали друг с другом в такт, боясь пошевелиться, чтобы не разрушить чарующую атмосферу полного единения друг с другом. Костер угасал, без кислорода и подпитки; угольки тлели в надежде вспыхнуть, но безуспешно. Пожар потушен, достигнув своего апогея горения, как и чувства. - Я думал ты умрешь, Локи, - произнес Тор, перебирая черные пряди волос мага. Они лежали на тюремном полу, прикрывшись длинным плащом Громовержца. В голове не было мыслей, а свет с потолка периодически ослеплял, на несколько мгновений. - А я на это надеялся, - проговорил Локи, крепче обняв брата. Яркий свет бил прямо в глаза. Трикстер на миг их прикрыл, а открыв, снова смотрел на потолок, испещренный серыми трещинами. Под замерзшими пальцами не было тепла родного тела, тонкая рубаха не грела. Кашель прорывался с каждым новым сделанным вздохом. Мираж, игра воображения, словно туман, развеивался медленно, с каждой секундой забирая оставшиеся частички души и терзая ее тысячами мелких иголок отчаяния. Локи засмеялся. Пугающе так, надрывно засмеялся. Тор так и не пришел. Подсознание Локи сыграло с ним злую шутку.