Тихая ночь

      - Как по утрам? Не тошнит? Ноги не опухают? – это произнесено с наигранным злорадством. Джоанна цепко ухватилась за Китнисс своим взглядом, наверное, она и сама не хочет признавать, что сейчас её глаза не пытаются найти слабое место в броне человека, а с точностью наоборот, - они пытаются уберечь. Понять, что может быть не так, выяснить слабости и постараться их скрыть.       Джоанна беспокоится о Китнисс. О девушке, которая однажды побывала в огне и выжила, вырвавшись из него с обожженными крыльями. Цинна, наверное, знает, что сейчас его птичка не может взлетать так, как раньше. Она живет, и все свое время уделяет людям, которые остались вокруг неё. Они «склеивают» Китнисс. Они держат её немощные крылья, помогая восстановиться, потому что знают – без крыльев Эвердин не сможет жить.       Хотя, не Эвердин. Уже Мелларк.       Джоанна беспокоится о Китнисс лишь потому, что она – жена её друга.       Сойка тоже не понимает настроения Мэйсон. Она никогда и не пыталась. Джоанна слишком сложная личность для Китнисс, Китнисс быстрее сломается, чем начнет разбираться в хитросплетениях души жительницы Седьмого.       Китнисс недружелюбно зыркает в сторону Джоанны, но разительно меняется, стоит в дверях комнаты появиться Питу. О, Пит. Знал бы ты, как твоя Сойка, не желая признаваться в этом самой себе, трепещет от одного твоего взгляда и прикосновения. В Тринадцатом она не верила, что её мальчик с хлебом вернется к ней, что переродка, пытавшегося её задушить, не будет. Китнисс была глупа, правда, Пит? То был не переродок. То был ты. Покалеченный и израненный. Впрочем, сейчас ты такой же, твои шрамы скрыты от взглядов любого другого человека, кроме взгляда Джоанны. Она все знает, потому что была там.       - Как у вас тут дела? – Мелларк, наверное, и сам пребывает в некотором смятении, когда его жена тянет к нему руки, желая заключить в объятья. От Китнисс редко дождешься проявления чувств, особенно при посторонних.       - Отлично. Кстати, - Мэйсон поворачивает и указывает куда-то пальцем, - замечательная ёлка. Не думала, что такие у вас тут есть. Даже у нас такое дерево редко увидишь.       И, скорее всего, это просто странное стечение обстоятельств, это – подарок судьбы. Иначе быть не может. Живые, практически полностью здоровые и имеющие способность мыслить и изрекаться, они все еще ходят по земле и пытаются сделать мир лучше. Иногда, как в случае с елкой, все можно свалить даже на сказку, обычно не присутствующую в их жизнях. Рождественское дерево действительно очень красиво. Оно здоровое. Оно живое, оно твердое и сильное.       - Мы с Хеймитчем тоже удивились, когда… нашли его.       Джоанна видит, что в данный момент она не самая важная персона для Мелларка. Более того, он бы пожелал, чтобы её вообще в комнате в данный момент не было. Его беременная жена – вот что сейчас самое главное в мире.       Даже после ужасающей боли, которую принесла ему любовь к ней, он все равно продолжает её любить.       - Креста не приедет? Точно?..       - Одэйр, - на автомате поправляет вошедшего мужчину Мэйсон. Её почему-то коробит от осознания того, что Энни редко зовут её истинной фамилией. Все Креста да Креста. Джоанна не хочет принимать, что в мире Одэйров больше нет. Есть, конечно, его маленький сын, но и его зовут Креста.       - Нет, не приедет, - добавляет Пит уже более спокойно, не отпуская жену из плотного кольца рук.       На какое-то время воцаряется неловкая тишина. Хеймитч, ощущая бедственность положения, просит Джоанну пойти вместе с ним, чтобы ему кое-что помочь сделать. Девушка, измазавшая руки в масле и в соке овощей, недовольно бредет к раковине, чтобы попытаться хоть как-то это все смыть.       Пит с Китнисс остаются наедине. Снова. Но эти пару секунд молчания – самые святые из-за того шума, что творится в их доме последние дни.       - Точно нормально себя чувствуешь?       Мелларк не хочет казаться назойливым, но просто не может допустить, чтобы Китнисс хоть на секунду вспомнила все свои страхи прошлого. Она сжимается, она падает, закрывается руками и начинает плакать. Скоро она станет матерью. Сейчас она носит ребенка. Не стоит допускать подобного поведения девушки. «Как можно меньше переживаний». Так что он готов быть надоедливым и переживать сверх меры, но постоянно находиться рядом, постоянно быть нужным.       - Да-да. Я бы сказала, будь что не так, - Китнисс отстраняется от мужа. Снова он отрывает её от такого важного дела, как приготовление стола для празднования Рождества. На этот раз все блюда готовили Китнисс и Джоанна, Питу разрешили лишь сделать что-то на десерт. Сойка не хотела быть похожей на ленивую и охающую беременную, что не может встать с дивана и поэтому проводит все свои дни в сидячем и лежачем положении.       - Жалко, что Энни не будет, - вдруг замечает девушка, вспоминая того, кто всегда был рядом с ней и защищал ненормальную из Дистрикта-4. Финника больше нет. Финник в её мыслях улыбается ей самой теплой и светлой своей улыбкой. Почему-то, по неведомым причинам, кошмары перестают быть настолько кровавыми и темными. Они словно дают ей передышку. Словно видят, кого она носит под своим трепещущим сердцем.       - Изначально мы вообще должны были праздновать вдвоем. Ну, еще и с Хеймитчем, если он не улегся бы спать.       - Все равно как-то странно.       Они оба понимают, почему. Тревожатся их старые раны. Нельзя трогать то, что никогда не заживет, но пришло в божеский вид. Нельзя пробовать на прочность большую рану, только-только затянувшуюся корочкой.       - Ты мешаешь мне готовить, - резко и недовольно подмечает Китнисс, смотря на мужа взглядом, полным обиды и порицания. Мелларк лишь усмехается и примирительно поднимает руки. Наверное, самое время отойти или вообще уйти из дома, чтобы не расстраивать Сойку, но Пит не может сделать это просто так.       До дверей остается три шага, когда мужчина вдруг замирает и медленно поворачивается назад. К ней. Подходит со спины и кладет свои руки Китнисс на талию, ощущая, как девушка вздрагивает. Притягивает свою жену ближе к себе, зарываясь в её длинные темные волосы носом. Оставляет поцелуй на шее, будто бы убеждающий в том, что дальше не будет никакой пустоты и неизвестности. Дальше будет светлее. Лучше.       Каждое их Рождество было особенным. Еще бы, столь древнее празднование, знаменующее радость началу новой жизни. Их покореженные и слабые души пытались становиться сильными, пытались заживать, прижимались друг к другу, пытаясь найти помощь и покой. И они его получали.       Китнисс – в объятьях Пита. Пит – в объятьях Китнисс. Она любит его, любит больше всего в этом странном и черством мире, мире, который был не для такого, как её муж. Мелларк слишком добр для него. Этот мир не заслуживает Пита. И именно его жители попытались изменить её мужа, сделать похожим на многих других – завистливых и злых.       Она часто вздрагивает, когда чувствует колющую боль в животе, которая сразу же проходит. Кладет руки на одежду, словно пытаясь защитить еще не рожденное существо, и успокаивается. Это – не злобный переродок, желающий её убить. Это – не ребенок, чье имя может быть произнесено на главной площади дистрикта как имя выбранного трибута. Этот малыш будет получать самое лучшее. Он будет окружен любовью и светом. В его мире не будет разрухи.       Этот ребенок – часть её и Пита.       Он перестал говорить ей о своих кошмарах и приступах, не желая пугать и заставлять беспокоиться. С этим он прекрасно справится и сам, не маленький уже, чтобы проснуться и бесшумно выскользнуть из комнаты на кухню или пробежаться до соседнего дома, к Хеймитчу. Отсидится, придет в себя и идет назад. Китнисс он нужнее.       Это Рождество наступает, принося с собой еще больше красок в их жизни. Пока эти цвета несколько блеклые и однотонные, но скоро они будут напоминать радугу. Восстановление никогда не происходит за считанные секунды. Человеческой душе нужны десятилетия на то, чтобы осознать.       Они оберегают и охраняют друг друга, зная, что это продлится до конца их жизней. Ни Пит, ни Китнисс не смогут полностью свыкнуться. Постоянно будут кошмары. Приступы. Всхлипы и маленькая темноволосая девочка, разговаривающая с сойкой-пересмешницей во сне девушки.       А потом она будет держать в руках свою новорожденную дочь и не верить своей жизни. Потому что не бывает абсолютного счастья после глубоких ран до костей. Или же бывает?..       Каждое их Рождество будет особенным. А пока, этой тихой и безоблачной ночью, пока снег продолжает покрывать уставшую землю, они будут держать друг друга за руки и чувствовать родное тепло. Потому что их спасение из бездны появится уже очень и очень скоро. Маленькая темноволосая девочка и светловолосый мальчик. И, наверное, так и будет заканчиваться очередная глава их жизни. Но сама история не закончится. Она будет жить, как живут и они.       Всегда.