Стационарное лечение пустотой.

Хор огней во рту варит глинтвейн. Прекращая рубить буднями румбу на венах рук, кто-то из нас двоих, боязливым шёпотом, в мыслях сотню раз отвергнутый да ко всем чертям с размаху посланный, почти переходит на «мы». Второй, который тоже «кто-то из нас двоих», глупостью оппонента поражающийся, помадами одаривает губы, к месту и не совсем приправляя цитатами, наспех вспоминающимися, и матами благими щедро разбавленными, вырванными из мысленного контекста и смысл заведомо утерявшими. Облизывая губы, увядающие без влаги, моментально испаряющейся, в голове кого-то конкретного кто-то не менее конкретный только что сыграл главную женскую роль в долгожданной порнухе года и мерно покачивает округлыми бедрами, шествуя по ковровой дорожке для получения хуеглотательного аналога Оскара. Этот «кто-то» в камеру, выставляя напоказ ухоженное, но никому не интересное лицо, от спермы наспех умытое, – так, наезд камерой слева, возьмите крупный план! – говорит речи кем-то проплаченным придуманные и скромно отводит в сторону взгляд, когда кто-то начинает говорить о великолепной карьере и прекрасном потенциале этого конкретно кого-то. Роняя в самое ценное чужими тирадами, грудами спроектированного по последним стандартам ада, оставляя подтёки окровавленного гноя на достоверной китайской подделке гениальной вазы из очередной династии Цинь, колода карт судьбы втихую проёбывает своё нахрен никому не нужное звание. Но надо ли это падали? Прековарные лампы в приватах элитных замков, по двадцать долларов за час, с садисткой ухмылкой скрывают в искусственной мгле всё, что могло в той или иной мере посчитаться святыней, проливая тусклый свет на недремлющие пороки, заставляя влюбляться во вкус опального подвального виски, приготовленного несколько суток назад и выдаваемого служителями отеля за безрассудно дорогой и элитный «Dalmore Trinitas 64». Прикасаясь одним лишь взглядом к опаленной алебастровой коже, кто-то конкретный запинается при цитировании Бальмонта, вызывая хрипловато тихий смех прокуренного дешёвым Винстоном голоса. И так забавно видеть, как в сигаретном дыму, выдыхаемом неровными кольцами, в брачной пляске отбрасывают свои лапы-нитки два подсевших на никотин мотылька, последним вздохом обрекая себя на Дисней Лэнд в своей ебаной преисподней для насекомых. На светлых простынях, пропахших чужими потными телами и сексом средней степени хреновости, отчётливо проступают отпечатки как минимум семи оттенков губной помады. В предновогоднем письме к Дедушке, мать его, Морозу обязательно затеряется строчка: «Знаешь, если бы я мог стать хоть кем-то здесь, я бы обязательно стал этим хоть кем-то». Надежда на то, что в адских катакомбах под названием «Почта России» найдётся какой-нибудь то ли беспросветный добряк, то ли закоренелый мудак, который напишет от лица Мороза письмо-ответку, в которой со всей присущей только ему честностью посоветует тебе заткнуться и пойти наконец-то найти работу, перестать страдать собственной никчёмностью и захлёбываться расщеплённым на молекулы космосом. А ещё поздравит с предстоящими праздниками и пожелает счастья в новом году, ведь всем плевать, что позже он использует твоё письмо по назначению в общественном био-туалете. Но всё же. P. S. мёртвые дети, под наблюдением играющие в сарказм.