Оптимист

Бальтазар - оптимист. Он постоянно улыбается. Всегда, как бы ни складывалась ситуация, его губы изгибаются в обаятельной улыбке, приводя окружающих в смятение, и морщинки у глаз его сосуда образовались вовсе не от возраста. А когда скулы ноют от боли, Бальтазар смеется. Чтобы скрыть боль и желание убрать улыбку. В конце концов, Отца нет, нет того, кто будет помыкать и приказывать, нет правил, полная свобода, так зачем грустить? Грусть будет преступлением. Даже когда Бальтазар остается наедине с собой, в полном одиночестве, когда краски новой жизни немного утихают и, может быть, даже хочется немного побыть серьезным, ангел не делает этого, потому что боится, что потом улыбнуться не сможет, забудет, как это делается. Поэтому он вспоминает какие-нибудь забавные моменты из прожитой жизни, или думает о чем-нибудь, забавном, конечно же. Вот, например: почему Отец всех ангелов нарек именами с окончанием на „-эль”, - Кастиэль там, Габриэль, Михаэль, Рафаэль, - а ему дал такое странное имя - Бальтазар? Не ангельское. Какое-то... Демоническое. Может, Отец заранее знал, что Бальтазар падет, что будет веселиться на земле, что будет души, как демон, покупать? „Бальтазар”. „Всегда идет вперед, напролом, не останавливается ни перед чем, всегда достигает своей цели”. Бальтазар улыбается от осознания значения своего имени, смеется даже, ему нравится думать об этом, о себе, здесь, сейчас, с бокалом этого восхитительного вина в руках, вкус которого он чувствует едва ли. Он вспоминает еще одного ангела, имя которого не соответствует традиционному „-эль”. Анну. Бальтазар снова тихо смеется и потирает двумя пальцами переносицу, и не ясно, смеется он, потому что смешно или от того, что грустно. Ангел допивает остатки приятного напитка и подходит к окну. „Анна”. В переводе с древнееврейского - „милая”, „грациозная”, „изящная”, „благодать”. Бальтазар смотрит на небо, покрытое звездами, как веснушками, и думает, что Бог, наверное, догадывался, что и Анна падет, поэтому тоже дал ей особенное имя. Но почему ей - ангельская „благодать”, а ему - демоническое „напролом”? И ангелу почему-то обидно становится от несправедливости, и улыбка хочет исчезнуть с его лица, но это невозможно, потому что скулы - деревянные, потому что больно, да и Бальтазар снова боится, что вдруг еще плакать научится, поэтому тут же вспоминает о чем-то веселом. Он же оптимист. Ему весело глядеть на братьев Винчестеров, этих „лысых обезьян”, которые часто в последнее время докучают своими вопросами и просьбами о помощи, но они нравятся ему, потому что они забавные, а значит, вызывают улыбку. Что нельзя сказать о Кастиэле, который своими действиями сейчас приводит Бальтазара в замешательство и абсолютное желание заплакать, потому что Бальтазар смотрит на него, слушает его речи, и ему до дрожи обидно становится, что когда-то такой послушный и искренний ангел падает вниз, может, ниже, чем сам Бальтазар. Насчет себя Бальтазар не переживает - он изначально такой - падший, ошибка, с дефектом, - а вот за чистого Кастиэля ему обидно. Бальтазар оптимист. Только скулы ноют уже. Болят. Теперь ему хочется заплакать, стать серьезней, боже, что угодно, лишь бы не чувствовать это ноющую боль, потому что она достигла предела. Но губы привыкли. И он улыбается. И проклинает себя за то, что разучился плакать. За то, что не может погасить боль от улыбки слезами. Улыбается, даже когда приходит к Кастиэлю высказать все, даже когда понимает, что друг знает о предательстве. Бальтазар, в принципе, и сейчас искривил бы свой рот в дугу. Только нож слишком больно втыкается в спину. Лицо...как-то само искажается. Но ангел сейчас не унывает, и не думает о дурном - привык же оптимистом быть, даже когда его ангельская сущность вспыхивает ярким светом, даже когда понимает, что нож держит лучший друг. Последняя забавная и неожиданная мысль пробегает случайно. „Спасибо, Кас” Бальтазар хотел бы сказать это вслух, но не получается, потому что он в момент исчезает, такая роскошь, какой одарил Бог людей - мозг умирает еще секунд сорок - ему непозволительна. Нет, на самом же деле Бальтазар рад, что все произошло именно так. Бальтазар же оптимист, не смотря ни на что, привык, все-таки, и даже здесь находит причину для радости. Ведь, например, его запомнят, как „Бальтазара”, а не как „очередного-ангела-на-эль”. Да и, в конце концов, Кастиэль навсегда избавил его от ноющей боли в скулах.