Отвратительно

В комнате не было холодно, нет, а уж под теплым одеялом – тем более. Приступа лени Соичи тоже не ощущал, но вот вставать не хотелось. Совсем не хотелось. По правде говоря, он проснулся вместе с Моринагой. Краем глаза следил, как тот хватает одежду со стула, полотенце с батареи и идет в ванную – а потом слушал, как течет вода. Даже на то, чтобы сесть, просто не было сил – а заснуть снова не получалось. К сожалению. Пришлось «любоваться» и тем, как кохай одевается – и каждый раз притворяться спящим, когда тот поворачивался на звук подозрительных шорохов. Лениво было, ну вот лениво – ведь так этот идиот и завтрак приготовит, и еще чего, да и вообще подъем духа у него будет. Уж после прошедшей ночи-то точно. Он всегда после того, как развлечется, улыбается во все тридцать два зуба. А вот Тацуми-старший сегодня точно улыбаться не будет. Такое бывало редко. Чтобы после ночей с Моринагой все тело ломило настолько, что было сложно пошевелить пальцем... Болела поясница, зад так вообще просто пылал, а на ягодицах совершенно отчетливо чувствовались синяки, оставленные, конечно же, «заботливыми» пальцами этого извращенца. От-вра-ти-тель-но. И неприятно. - Моринага, когда я снова смогу встать без болезненных ощущений, я выпотрошу тебя, как куклу. Быть может, сказать это тихо было очень хорошей идеей – получилось очень зловеще. Настолько зловеще, что парень побледнел, а в глазах его почти что появилась паника. - Д-доброе утро, семпай, - запинаясь, пробормотал он, тут же поспешно натягивая на себя колючий свитер. В принципе, сесть было совсем не сложно – но мерзкие ощущения все никак не желали уходить, и этому была причина. Большая такая причина, здоровенная, семнадцатисантиметровая… Примерно. Которую Соичи порой очень хотелось оторвать. - Вам нехорошо? - Ты перестарался, придурок, - лениво потягиваясь, пробормотал мужчина, но тут же зашипел сквозь зубы, чувствуя, как трутся друг о друга растянутые мышцы. – У меня все тело из-за тебя ломит. Моринага, кажется, облегченно вздохнул. «Бывает» - читалось на его лице, но, слава богу, чувство вины на нем тоже присутствовало. Алиллуя, у этого дурака еще есть совесть. А ягодицы и правда болели, сидеть было больно. Стоило встать, закутавшись в простынь – и сразу стало лучше, но вот на сердце все как было хреново, так хреново и осталось. К сожалению, простым ударом в плечо, от которого Моринага болезненно вскрикнул, отвести душу не удалось. Вот совсем лучше не стало, и это наводило на неприятные мысли, от которых Соичи упрямо отмахивался. Собственно, бей этого придурка, не бей – зад так и будет болеть, никакой разницы. Хорошо, что хоть в ванную не… Вот же ж приставучий, провожает. - Я не хотел, правда… Просто вчера вы были таким… Таким открытым, искренним… - виновато бормотал он, и в голосе его слышалось не только сожаление, но и тревога. Конечно, он куда лучше помнил все то, что вытворял над бренным телом своего научного руководителя всю ночь, но это никак не могло помочь ему наладить контакт. – Я могу что-нибудь для вас сделать, семпай? Соичи замер в дверях ванной, нервно поправляя сползающую с плеч простынь, и в глазах его появился отголосок доброты и милосердия. Он устало вздохнул, прикрыл глаза, а потом резко уставился на кохая, не давая отвести взгляд. - Самоубейся, - прошипел он и, видимо, очень обрадовавшись данной возможности, ухмыльнулся - и захлопнул дверь перед самым носом Моринаги. И пошлепал босыми ногами по влажному кафелю.