Секунды

- Вы еще здесь? - Вам показалось, - как-то механически отвечает Кисляк, после чего парни исчезают в вечернем полумраке. Дима и Миша разбегаются по домам, а Андрей, резко развернувшись на сто восемьдесят градусов, догоняет врача. - Василий Геннадьевич, в какой палате Костров? - Кисляк, что тебе не понятно во фразе… - ВасГен уже собирается снова отправить наглого юнца «спать», но что-то заставляет медика передумать. Во взгляде Андрея застыло какое-то затравленное выражение, словно ему жизненно необходимо услышать ответ на свой вопрос… Врач уже открывает рот, чтобы ответить, но заметив, что парень готов рвануть в сторону больницы с низкого старта, Василий Геннадьевич все же решает предупредить: - Только пообещай мне, что не будешь караулить под дверью больницы всю ночь, - удовлетворившись кивком, медик продолжает, - первый этаж, седьмая налево. - Спасибо, - Кисляк и вправду уносится со скоростью ветра, и ВасГену остается только гадать, зачем ему информация. Первым что ли хочет с утра прийти? Пожав плечами на свой собственный вопрос, врач команды направляется с новостями к Макееву. А Андрей действительно хочет быть первым, кто увидит Сашу. Только вот ждать до утра слишком долго… За то время, что прошло с окончания матча сын прокурора успел составить около пяти вариантов проникновения в больницу, но, на удивление, ему везет: окно указанной палаты выходит во двор и чуть приоткрыто, словно его ждут. Сумка летит в кусты, а Кисляк, в прыжке ловко уцепившись за подоконник, подтягивается на руках и, насколько может тихо, влазит в палату. В первые секунды Андрею кажется, что он ошибся палатой, или ВасГен что-то напутал, потому что бледный растрепанный брюнет, с полностью закованным в гипс верхним плечевым поясом, просто не может быть Сашей. Осторожно прикрыв окно, Андрей проходит вглубь палаты, тщательно прислушиваясь к кажущемуся тяжелым в полной тишине дыханию Кострова, и садится на колени рядом с кроватью. Сесть рядом не дает страх разбудить и чувство вины, сесть на стул не дает расстояние до Саши и нежелание шуметь двигаемой мебелью. Саша спит под действием обезболивающих, а Кисляк молча смотрит на какое-то усталое выражение лица крайнего нападающего. Странно, но когда он бодрствует, абсолютно не видны ни темные круги под глазами, ни…а может, Андрей себя просто накручивает. Вытягивая ноги, Кисляк усаживается поудобнее, опираясь спиной о каркас больничной кровати и при этом не отрывая взгляд от Саши. Сейчас, во сне он кажется совсем беззащитным, не видно того яркого пламени в глазах, которое так нравится Андрею, и не важно, ругаются они при этом или вместе радуются. «Погас Костер, - мелькает в голове, и Кисляк тут же хочет себе врезать за такие мысли, - Саша поправится. Обязательно. И выйдет на лед, что бы ни случилось». Да, так лучше. Лучше думать о хорошем. Плохого и так достаточно, чтобы еще уделять ему время. В тишине палаты едва различимо тикают часы над дверью, размеренно дышит во сне Саша. Андрей же даже боится дышать и через некоторое время с заметным усилием заставляет себя перевести взгляд на потолок, но перед глазами, словно навсегда отпечатавшись на сетчатке, все равно стоит сложная конструкция из гипса и бинтов. Кисляк бездумно смотрит в потолок, а внутри, словно извержение вулкана, лавинообразно накатывает чувство вины и потребность как-то…что? Извиниться? Загладить свою вину? Защитить? Андрей с тихим вздохом закрывает глаза. После драки кулаками не машут. Это Кисляк знал, как никто другой. Да, если бы он знал… Лучше бы сам подставился под этот болевой. Лучше бы его сломали. Лучше бы этот урод просто полез драться… Они ведут пять : два. Розыгрыш, передача… Саша идет вдоль бортика, чтобы выбрать более удачную позицию для удара или передачи и не понимает, с какой целью на него несется здоровенный разъяренный соперник. Андрей смотрит, и просто не может сдвинуться с места. Хочет крикнуть, силой мысли поменяться местами с Сашей, но не может. Гладкий лед словно превратился в асфальт под лезвиями коньков, не давая сделать и шагу. Толчок. Удар о барьер, Костров падает, ему на спину опускается локоть, а потом колено дробит кость. И Саша кричит… Андрей вздрагивает и просыпается. А вроде бы только прикрыл глаза… От мыслей отвлекает легкая щекотка. Кисляк поднимает глаза, и сразу же сталкивается взглядом с Костровым. Саша не спит и, едва касаясь, ерошит ему волосы, с какой-то хитринкой ожидая пробуждения ночного гостя. - Ты как? – хриплый со сна голос как-то странно сочетается с почти жалобными интонациями. - Нормально, - Саша чуть дергает уголком рта, - а как ты здесь оказался? - Через окно, - как-то смущенно отвечает Андрей, стараясь незаметно потянуться (от сна в неудобной позе ныли все мышцы) и при этом не дернуться, чтобы Саша не убрал руку. Костер улыбается широко и открыто, а в глазах пытают те самые огоньки, которые так любит Андрей. - Знаешь, это почти не больно. Просто удар, падение, а потом некая вспышка, которая выбивает ощущения куда-то за грань сознания. Там уже нет понятия боли или чего-то еще, есть только почти оглушительный хруст, с которым чужое колено опускается на лопатку и припечатывает ко льду. В голове крутится кристально ясная мысль: «Нечестно». Нечестно ломать плечо. Это как прибить крылья бабочки к доске и смотреть на конвульсивные вздрагивания в бесплодной попытке взлететь. Разумеется, взлететь ей не удастся, а если она рванется, то полеты для нее закончатся навсегда… - Зачем ты это говоришь? – Андрея совсем не тянет шутить или язвить. Ему страшно. Страшно, от той отрешенности, с которой Саша все это произносит. - Ты кричал во сне. Пытался извиниться, - Костров с интересом смотрит на друга. - Прости, Саш… - Кисляк утыкается лицом в простынь, чтобы спрятать глаза. - За что, Андрей? – Костер снова чуть улыбается и кладет здоровую ладонь на плечо другу. – Мы сами в это влезли. За деньги, между прочим. Просто цена оказалась выше, чем мы думали… Отчаянный рывок, мимолетное осторожное касание и одна мысль: почему все самые важные события в этой жизни происходят в считанные секунды? В коридоре слышны шаги, но когда врач входит, в палате находится только задумчиво смотрящий в потолок Саша, улыбающийся чему-то своему, а через неплотно прикрытое окно в помещение врывается прохладный утренний воздух.