Follow me

П\а: "--" — так выделены реплики Мэтта; "-" и то, что в кавычках, — реплики Доминика, да и весь текст, в общем-то, его POV. ____________ -- Я не знаю, почему ты собираешься сделать это, — он обращается в никуда. В мое никуда. Который раз. Фертилити за его спиной слишком нагло хихикает. «Я не могу проснуться и найти это в себе». В его глазах леденеют осколки. Он поворачивается к хихикающей Фертилити. Льдинки плавятся, тают. Его глаза – теплый чай: сплошное разочарование с плавающими кверху брюхом чаинками-китами-надеждами. -- Но я хочу спасти их, — возражает он. «Ты безнадежно глуп». -- Я не позволю им умереть, — уверяет он. Себя? «Ты снова покажешь все свои старания». -- Все будет хорошо, — на секунду закрывает глаза. «Ощущающие себя мёртвыми уже много лет». Так все должно было быть. Так все и было. Его синдром Туретта. Его спасение остальных. Его спасение. *** Он появляется в проходе — бело-красно-желтом оплеванном, облеванном, забытом всеми, скоро и вовсе исчезнувшем — быстрыми шагами. -- Уже можно. «Теперь я понял, что ты имела ввиду». -- Давай. «Внутри меня царит какое-то безумие». -- Сделай это. — «Убей себя». «Не могу избавиться от этих воспоминаний». -- Чего ты ждешь. «Теперь я понял, что ты имела ввиду». *** - Я тот террорист. -- Не я? — надеждой — поверх меня. - Не ты, — успокаиваю? -- Тогда, я могу… — блеском в глазах — по мне. - Слишком поздно, — боюсь потерять? -- Я падаю вниз? - Я наконец-то увидел свет? *** На его запястье тату: «Believe». На моем: «Fuck». Краска с его волос слезла, и корни желтеют, осветленные бортовым оборудованием. Желтым кажется и его лицо. Костяшки пальцев — сбиты, все в кровоподтеках, ногти — погрызены, под ними — земля. Глаза — бегают, потрескавшиеся обветренные губы — записывают на бортовой самописец оправдания. Я не мешаю ему искать спасения. Не мешаю выживать. Пока. Пока он не понял, в чем именно заключается спасение. *** Почти в конце. На истории с его братом. На моменте, где: его красные глаза уставились в неизвестность, его голова разлетается на части, он — сплошной пусковой механизм бомбы, готовой разнести себя: - Когда ты летишь в пропасть, — говорю на фоне его рассказа. - И напуган до смерти, — отнимаю у него право быть услышанным, право быть умирающим. - Ты можешь следовать за мной, — впиваюсь в размягченные плечи пальцами: слишком сильно — даю почувствовать. - Я не дам тебе упасть. -- Внутри меня царит какое-то безумие, — тянется за своим правом. -- Это безумие поглощает меня целиком, — ближе — за правом быть услышанным. - Мне нужно, — одновременное. Путаешься в паутине липких эмоций. Путаешься в словах. Теряю дистанцию и тут же шиплю от боли: -- Ты не найдешь этого во мне, — одергиваюсь на пару дюймов от его лица, бросая все права к его губам: - Давай, исповедуйся дальше, — дергаю подбородком, рассматриваю свой невидимый след на его губе. -- Мы уснем в полной недосягаемости, — складывает руки на груди. - Слишком поздно, — прокусываю губу. - Я уже нашел то, что искал, — его губу. *** Мы можем выпасть из кровати. Если однажды настанет для этого момент.