Часть 1
13 февраля 2014 г. в 00:40
П\а: "--" — так выделены реплики Мэтта; "-" и то, что в кавычках, — реплики Доминика, да и весь текст, в общем-то, его POV.
____________
-- Я не знаю, почему ты собираешься сделать это, — он обращается в никуда. В мое никуда. Который раз. Фертилити за его спиной слишком нагло хихикает.
«Я не могу проснуться и найти это в себе».
В его глазах леденеют осколки. Он поворачивается к хихикающей Фертилити.
Льдинки плавятся, тают.
Его глаза – теплый чай: сплошное разочарование с плавающими кверху брюхом чаинками-китами-надеждами.
-- Но я хочу спасти их, — возражает он.
«Ты безнадежно глуп».
-- Я не позволю им умереть, — уверяет он. Себя?
«Ты снова покажешь все свои старания».
-- Все будет хорошо, — на секунду закрывает глаза.
«Ощущающие себя мёртвыми уже много лет».
Так все должно было быть.
Так все и было.
Его синдром Туретта.
Его спасение остальных.
Его спасение.
***
Он появляется в проходе —
бело-красно-желтом
оплеванном, облеванном, забытом всеми, скоро и вовсе исчезнувшем —
быстрыми шагами.
-- Уже можно.
«Теперь я понял, что ты имела ввиду».
-- Давай.
«Внутри меня царит какое-то безумие».
-- Сделай это. — «Убей себя».
«Не могу избавиться от этих воспоминаний».
-- Чего ты ждешь.
«Теперь я понял, что ты имела ввиду».
***
- Я тот террорист.
-- Не я? — надеждой — поверх меня.
- Не ты, — успокаиваю?
-- Тогда, я могу… — блеском в глазах — по мне.
- Слишком поздно, — боюсь потерять?
-- Я падаю вниз?
- Я наконец-то увидел свет?
***
На его запястье тату: «Believe».
На моем: «Fuck».
Краска с его волос слезла, и корни желтеют, осветленные бортовым оборудованием.
Желтым кажется и его лицо. Костяшки пальцев — сбиты, все в кровоподтеках, ногти — погрызены, под ними — земля.
Глаза — бегают, потрескавшиеся обветренные губы — записывают на бортовой самописец оправдания.
Я не мешаю ему искать спасения. Не мешаю выживать.
Пока.
Пока он не понял, в чем именно заключается спасение.
***
Почти в конце. На истории с его братом. На моменте, где:
его красные глаза уставились в неизвестность,
его голова разлетается на части,
он — сплошной пусковой механизм бомбы, готовой разнести себя:
- Когда ты летишь в пропасть, — говорю на фоне его рассказа.
- И напуган до смерти, — отнимаю у него право быть услышанным, право быть умирающим.
- Ты можешь следовать за мной, — впиваюсь в размягченные плечи пальцами: слишком сильно — даю почувствовать.
- Я не дам тебе упасть.
-- Внутри меня царит какое-то безумие, — тянется за своим правом.
-- Это безумие поглощает меня целиком, — ближе — за правом быть услышанным.
- Мне нужно, — одновременное.
Путаешься в паутине липких эмоций.
Путаешься в словах.
Теряю дистанцию и тут же шиплю от боли:
-- Ты не найдешь этого во мне, — одергиваюсь на пару дюймов от его лица, бросая все права к его губам:
- Давай, исповедуйся дальше, — дергаю подбородком, рассматриваю свой невидимый след на его губе.
-- Мы уснем в полной недосягаемости, — складывает руки на груди.
- Слишком поздно, — прокусываю губу.
- Я уже нашел то, что искал, — его губу.
***
Мы можем выпасть из кровати.
Если однажды настанет для этого момент.