Сладких снов

Ночью хорошим детям полагается спать – сложить ладошки под щекой и посапывать, уткнувшись носом в стену. И чтобы всюду так тихо, что сверчков слышно. Эд бы не против так и уснуть – только не носом в стенку, а распластавшись на кровати, крестом раскинув руки и ноги, – да вот не получается. Поди усни, когда в трёх шагах от тебя, у противоположной стенки, то и дело что-то всхлипывает и шмыгает носом. Не что-то, конечно, а младший братишка – кому там ещё быть, кроме него? – Ал? – Эд сонно трёт глаза тыльной стороной ладони и приподнимается на локтях. – Ал, ты что, плачешь? – Н-ничего я не плачу… – голос хриплый, дрожащий. Ну вот точно же... Раньше братишка всегда засыпал первым. Мама зажигала ночник с вырезанными на абажуре волшебными птицами, целовала их с Алом на ночь и желала сладких снов, и сны действительно были чудесными. Всё это было. С тех пор, как мамы не стало, самые желанные сны – это их отсутствие, потому что вечно как приснится какая-нибудь мерзость… И ночник разбился – сказочные птицы разлетелись, кто куда. Ну и пожалуйста, нашлись важные такие… Всё равно не так уж и темно, у Луны свет хоть и зыбкий, но всё равно свет. Хоть какой-то – того, что пробивается сквозь занавески, хватает, чтобы не споткнуться обо что-нибудь и не расшибить нос. А ещё Эд допоздна засиживается в кабинете отца, листая его мудрёные книги, так что Ал уходит спать раньше, он ведь маленький ещё. Когда Эд приходит в их общую спальню, брат уже всегда спит, едва ли не с головой завернувшись в одеяло. Мёрзнет, наверное. А вот сегодня Эд в кои-то решил пойти спать пораньше – и пожалуйста, младшему не спится… – Ал? – половицы тихо скрипят от лёгких шагов. Альфонс сжимается в комок под своим одеялом – Эд тянет за край, выпутывая его из шерстяного кокона. – Так и знал, что плачешь, – старший хмурит светлые брови. – Снилось что-то плохое? – Я не спал, – Альфонс сглатывает вставший в горле ком и мотает головой. Эд недоуменно чешет в затылке. – Тогда чего плачешь? – Братик, ты только не смейся, – Альфонс снова всхлипывает и с остервенением трёт глаза кулачком, – я темноты боюсь… Эдвард не смеётся. Он задумчиво хмыкает, переминается с ноги на ногу, а затем забирается к брату под одеяло. – Давай бояться вместе, – очень серьёзно заявляет он, обняв притихшего младшего. – Тогда и тебе, и мне достанется в два раза меньше страха, правильно? – Правильно… – лепечет Альфонс, прижавшись к родному тёплому телу. Братик такой взрослый и умный. И рядом с ним совсем не страшно… – И не плачь больше, хорошо? – сонно бормочет Эд, уткнувшись носом в Алову макушку. – А завтра я ночник трансмутирую – тот, который раньше тут стоял, помнишь? – и мы его вон на ту тумбу поставим… И пусть только какая-то темнота попробует тебя снова напугать! Альфонс неуверенно улыбается. Если братик так говорит – значит, так и будет. – Обещаешь? – Ага! А теперь спи, поздно уж. Сладких снов, Ал. – Сладких снов, братик… Альфонс впервые за последние месяцы спокойно засыпает, и ему снятся сказочные птицы и волшебные сказки, а Эду… Наверное, тоже что-то очень хорошее, потому что он улыбается так, как могут улыбаться только маленькие дети, и крепче обнимает мирно посапывающего брата. И не надо ни ладоней под щёку, ни чтобы сверчки стрекотали. Ну их, сверчков этих… Не в них счастье.