Единое

Капли дождя косыми дорожками расходились по глади стекла. В комнате было непривычно тихо и пусто. Кюхен лежал на кровати, уставившись в потолок. Свет был выключен, тишина была давящей. 19 апреля, прошло ровно 5 лет со дня, навечно оставшегося в памяти Кю. Каждый год было сложно опять и опять встречать этот день. Мысли о том, как близко была смерть и о том, как страшно – потерять все. Каждый год это грызло Кюхена изнутри, заставляя сердце сжиматься от боли. 19 апреля, дата, заставляющая вздрогнуть. И сейчас, лежа в совершенно темной комнате, слушая шум дождя и морально умирая, Чо Кюхен ждал наступления следующего дня. Все тело болело, виски сдавливало головной болью, ломило каждый сустав, казалось, будто бы все тело отторгает этот день. Секунды растягивались в минуты, минуты в часы. Все сложнее было терпеть и тихий полу стон, полу всхлип сорвался с пересохших губ. Терпеть пытку было просто невыносимо. Чувство неизбежности, безысходность, смерти – все это заполнило само существо человека, скорчившегося на кровати. В мучительной агонии Кюхен провалился в сон, тянущий его, подобно трясине, в прошлое. И вырваться уже было невозможно. Детство, юность, группа, чувство отверженности и ненужности, боль, боль, боль... Наконец-то картинка перед глазами приняла четкие очертания, заставляя Кю содрогнуться. Заброшенный город, множество серых, начинающих разрушаться построек. Такие города парень раньше видел только на картинках. Заброшенные улицы, грязные невысокие здания, пустующие детские площадки и магазины с разбитыми витринами. В голове всплыли воспоминания о городе, название которого недавно Кю видел на одной из миллионов посещенных страниц в интернете. Припять. Да, именно это место напоминал пейзаж перед глазами. Кажется, сейчас должно быть довольно холодно, судя по отсутствию какой-либо растительности, но Кюхен ничего не ощущал. Ни холода, ни своего тела. Казалось, время в этом городе не существует. А если оно когда-нибудь и существовало, сейчас его течение приостановлено, а время сбежало, оставив на память треснувшие часы. Покрытые трещинами огромные бетонные плиты, то тут, то там встречающиеся под ногами, осколки оконных стекол и какой-то мусор. В этом городе не было движения, не было ветра, не было будущего. Этот город был точным отражением Кюхена в данный момент. Покинутые, забытый, разбитый вдребезги. Хотелось кричать, упасть на асфальт и долго-долго плакать, выпуская все из себя, хотелось разбить костяшки о стены грязно-серых домов, хотелось бежать. Но Кю лишь стоял, рассматривая старое и очевидно близкое к концу своего существования колесо обозрения. Аттракцион, некогда созданный для веселья, сейчас лишь нагонял уныние, тоску и неприятное чувство пустоты внутри. Здесь не было темно и не было светло. Туманно и пустынно. Кю устал, устал тонуть в пустоте своих мыслей. Осознав это, он не знал, что делать дальше. Ведь дальше то ничего. Однако что-то отдаленно напоминающее надежду сверкнуло в самой глубине глаз Кюхена. Безумно далеко и невозможно тихо. Где-то там было что-то. Но что и где? Время насмехалось над мыслями и чувствами. Атмосфера разрывала на мельчайшие кусочки. Шаг, еще шаг и еще шаг. Каждое движение давалось с невозможным трудом, заставляя применить максимум имеющихся усилий. Пустота не желала принимать, заставляя стоять на месте, заставляя забыть о дыхании и жизни. Да и важно ли дышать там, где нет времени? Что вообще важно? Тепло? Еда? Вода? Сон? Может быть любовь? А есть ли любовь? Нет, нет любви. И это Кюхен знал. Есть ненависть и презрение, одиночество и страдания. Есть гаснущее солнце, расплескавшее последние краски по светлому небу. Есть дикая боль где-то внутри, есть отголоски воспоминаний и злость. И нет ничего, за что стоило бы держатся. Ненависть, внезапно заполнившая все существо, заставила Кю идти. Идти сквозь давящую пустоту и тяжесть воздуха, сквозь отсутствие времени и одиночество. Сквозь боль и тяжесть. «Только хорошие умирают молодыми» слова вечной печатью оседали в памяти, впитываясь в подсознание, заставляя тело поверить в то, что нет будущего, есть лишь эта пустота и путь в никуда. Но Кю шел, так, будто бы старался ухватиться за лучи уходящего солнца, догнать и удержать в руке, обжигая пальцы, но чувствуя хоть что-то, кроме этой убийственной пустоты и злобы, изредка поджигающей душу. Вперед, вперед, переходя на бег, разбиваясь о стену небытия существующего и окунаясь в небытие пустоты. Как может быть то, чего нет? «Как могу быть я?» - Кю крепче сжал ладони, впиваясь ногтями в мягкую кожу, причиняя себе боль, но боли не чувствуя. Боясь пропасть. Уже потерявшись и не видя выхода. Один. Совершенно один. Вы когда-нибудь были одни? Попросите кого-нибудь закрыть вас в темной комнате на сутки, с полной звукоизоляцией. Темнота заставляет думать. Тишина заставляет думать. Вас убьет не голод и не жажда. Вы сами убьете себя. И Кю умирал, рассыпаясь мириадами блестящих осколков, покрывая весь город своим тусклым блеском упавшей звезды, хороня с собой и свои мечты, и свое несбыточное счастье. Бежать больше некуда. Впереди...что впереди? Море или ничего. Скорее море. Ничего не может быть таким прекрасным, сапфирово-синим. Разбежавшись, забывшись и широко раскинув руки. Вдох полной грудью, прыжок и все. Кюхен потонул, оставляя за собой лишь рябь на воде, заставляя океан лишь на миг потерять свою недвижимость и абсолютную составляющую своего существования. Или отсутствие оного. Существую ли я? Существует ли вообще что-то? И почему мои легкие не заполняет жидкость? И почему нет чувства эйфории, заменяющей боль? Холодные капли падали на лицо Кюхена, откуда-то издали доносился еле слышный шепот, напевающий некое подобие песни, прерывающейся частыми и рваными вздохами: «...И пусть пройдем мы через муки Ада. И пусть захлопнутся в Святилище врата. Я буду век с тобой, сквозь разные преграды. Я буду здесь, с тобой. С начала до конца. И пусть камнями гулко бьют по спинам. Ты знай, я раны эти быстро залечу. Покой твой – мой покой отныне. Я без тебя сквозь мир иной не полечу...» Теплые ладони сжимали заледеневшие руки Кюхена. Из-за окна, еще совсем недавно раскрытого нараспашку, доносились грустные завывания ветра. Дождь все так же хлестал по окнам. Ночь окутала город, а теплые руки Сонмина окутали бледного Кюхена, в какой-то момент забывшего дышать. Шепот, вселяющий огромное количество надежды. Нежность, заставляющая верить в будущее. Любовь, заставляющая существовать. Кюхен приоткрыл глаза, взглянув на Сонмина. Секунда на осмысление и старший быстро отвернулся, стирая слезы и тут же, повернувшись, озаряя Кю улыбкой. -Кюхен...Кю... Парень молчал. Темные глаза изучали улыбку Мина, непомерное облегчение в глубине глаз. Тело согревалось и пришло ощущение реальности, дрожи чужого тела и тягучей головной боли. Кю сел, развернулся и оказался лицом к Сонмину. Еще холодной ладонью коснувшись щеки Мина, Кю чуть наклонил голову, изучая парня. Задумчивый и тяжелый взгляд встретился с взглядом, полным любви и жизни, надежды и веры. Кюхен мягко обнял старшего и крепко прижал к себе, утыкая лицом в собственное плечо. Никто не мог так понять боль другого человека, как Кюхен. Тело Мина сотрясалось от беззвучных рыданий, жалкая попытка скрыть боль улыбкой провалилась с треском. Кю видел его насквозь. Кю чувствовал Мина, знал, обожал и любил. И пусть не говорил ему об этом, но сейчас, прижимая к себе тело хена, мягко запустив пальцы в светлые волосы, Кю как нельзя лучше дарил свою любовь. Слезы Сонмина иссякли вместе с дождем. Время близилось к рассвету. Легкий поцелуй в висок и Кю потянул Мина на кровать, к себе под бок. Крепко обняв старшего, Кю поклялся себе никогда не отпускать этого человека. Сливаясь в одно целое, они засыпали, пока город покрывал утренний туман. И последней нотой этого многочасового симфонического оркестра послужила самая прекрасная из всех существующих: -Я люблю тебя, Сонмин.