Часть 1
17 декабря 2013 г. в 02:50
Так о чём мы, стало быть, беседовали, ваше высокопреосвященство? Ах да, о послаблениях переходящим из англиканства в истинную католическую веру. Допустимо ли позволять бывшим протестантам сохранять привычные обряды в той мере, в которой те совместимы с нашими догматами, и так далее... Ещё вина? Не отказывайтесь. После такого знойного дня вино — не грех. Грех — пренебречь трудами братьев, которые выжали этот прозрачный, как слеза Богородицы, напиток, выдержали его и подали к нашему столу идеально охлаждённым. Право, мне следует подарить вам одну-другую бутылку перед отъездом. В бокале вина Нового Света никогда не разглядеть многотысячелетней истории, вытянутой из земли, которая была её свидетелем и соучастником, и выпаренной солнцем до одного терпкого глотка. Так вот, не могу не согласиться с вами, что нашей церкви бросят упрёки в дешёвом популизме, в сдаче позиций, в отступлении от церковного учения; будут насмехаться, позволим ли мы следующим шагом сохранить, скажем, многожёнство мусульманским выкрестам. Но лично я не склонен рассматривать это решение Святого престола как шаг навстречу еретикам. Напротив, это продвижение освободителя на оккупированную врагом территорию, откуда мы вызволим столько заблудших душ, сколько успеем до Судного дня.
Простите? Вам абсурдным представляется, что мы до сих пор воспринимаем собратьев по вере в Христа как врага? Что в наши дни у Церкви нет недостатка во врагах значительно опаснее? Помилуйте, вот ваши же слова и доказывают опасность протестантизма во всей многоглавости этого дракона. Возьмём для сравнения человеческое тело. За века оно научилось противостоять самой различной инфекции; против же инфекции, которую оно самостоятельно побороть не в силах, мы нашли лекарства, пускай горькие и опасные подчас. Однако тело до сих пор бессильно против недуга, происходящего от собственной ткани, поражающее изнутри: рака. Протестантизм — это не вырезанная вовремя раковая опухоль на теле матери-церкви. Там, где мерзкий недуг его поражает, он разъедает здоровую плоть, уродует, мутирует; докуда не дотягивается своими метастазами — отравляет и ослабляет, делает уязвимым к внешней заразе. В частности, именно Реформация открыла дорогу атеизму. Когда паства увидела, что те, кто всегда утверждал, что Господь вверил им истину, не ладах между собой, усомнилась она и в них, и в истине, и в Господе. Лютер — порождение Люциферово; ныне занимает он место одесную своего творца и лишь ему уступает по числу загубленных им душ.
Впрочем, не при сем изысканном карпаччо будет помянуто нечистое имя. Позвольте помочь вам, здесь требуется сноровка: кусочки говядины тонки, как бумага, и тают на языке, подобно словам псалмов, которые так сладкозвучно поёт сестра Рип ван Винкль. Вы ведь не могли обойти вниманием её чудесный голос во время мессы? Говорю вам: если бы Всевышний допускал такой богопротивный феномен, как реинкарнация, я был бы уверен, что сам Давид воплотился в женском теле. Сестре Рип дарован свыше не только незабываемый голос, но и меткость руки, не уступающая сему легендарному мужу. Может статься, что именно в землях еретиков суждено ей поразить своего Голиафа.
Но мы отвлеклись, не так ли? Стало быть, протестантизм породил атеизм, а атеизм породил коммунизм. Помнится, его святейшество Иоанн Павел II в редкие моменты тщеславия, да простит ему Господь это незначительное прегрешение, тоже не избегал сравнения с Давидом, который внёс свою лепту в поражение Голиафа, в распад величайшей социалистической державы. Но зло живуче и многолико; более того, неизменно привлекательнее добра. Любая неправильность обязана в чём-то быть легче и заманчивее правильного подхода, иначе люди не сбивались бы с правильного пути. Социализм обещает людям благополучие и равенство, свободу и справедливость, смешивая несовместимое: давно понятно, что абсолютная свобода ведёт к абсолютной несправедливости и, наоборот, абсолютная справедливость возможно только в условиях абсолютной несвободы. Кто, если не Церковь, способен противостоять этим лживым посулам? Мы известны своей благотворительной деятельностью, мы всегда готовы накормить алчущих и тем более утолить голод духовный. Перед Господом все равны; может ли быть справедливее обещание, чем «по вере вашей да будет вам»? В конце концов, найдётся ли личность более свободная, нежели Господь наш Иисус Христос? Не так ли, ваше высокопреосвященство? Не такие ли слова должны звучать в храмах и на площадях, возвращая заблудшую паству в лоно матери-церкви, вырывая её из когтей социализма и отвращая от богомерзкой обманки, Церкви освобождения, дерзнувшей извратить божье слово марксистскими лозунгами? Вот бич ваших родных мест, верно? Однако вы, ваше высокопреосвященство, отчего-то больше внимания склонны уделять иным отарам заблудших овечек, имеющим второстепенное значение. К примеру, мужеложцам, которых, вдобавок, сам Господь пометил клеймом болезни в наказание за то, что они не устояли перед ниспосланным им испытанием, перед греховной тягой. Правду говорят, что вы опустились на колени и омыли им ноги, не к столу будет сказано? И не к лучшему в Ватикане обеду, благодарю, Библиотекарь. Не соблаговолите ли прочесть благодарственную молитву, ваше высокопреосвященство? За то, что Господь ниспослал нам хлеб насущный, и молодую спаржу, и эти чудеснейшие тортеллини с трюфелями...
Так вот, продолжая нашу беседу, милосердие — это, безусловно, похвально. Но не вы ли только недавно упрекнули политику церкви в потакании еретикам? И не протестантам ли вы сами уподобляетесь, умаляя тяжкий грех против естества? Наш добрый отец Гюнше осудил бы. Всякий раз, когда поднимается очередной шум по поводу священников-педофилов, ни у кого не возникает вопросов, почему сего хоть и грозного на вид, но кроткого, как ягнёнок, в делах повседневных священника именуют Клыком господним и Пожирателем утренней звезды. Удержать от внутреннего расследования его бывает крайне затруднительно... Как это, «почему мы не расследуем эти дела»? Безусловно, расследуем. Но кому, как не вам, знать, из чего раздуваются подобные скандалы. Один брат впал в грех — и пресса кричит о сети педофилов. Один вампир ускользнул от внимания моих Искариотов — и вот вам, пожалуйста, уже ходят слухи, будто Святой престол намеренно, по каким-то загадочным мотивам не считает необходимым истреблять нежить до конца, поддерживает существование этой угрозы...
Что-то не так? Неужели кусочек не в то горло попал? Позвольте, я подолью вам ещё вина. Вы кушайте, ваше высокопреосвященство, кушайте! Совершенно верно, как можно столь изысканную трапезу портить беседами о мирском! А почитайте-ка нам лучше из Писания, Библиотекарь. Давайте из Откровения. Да-да, именно это: «И услышал я из храма громкий голос, говорящий семи Ангелам: идите и вылейте семь чаш гнева Божия на землю...»
Поразительная личность наш Библиотекарь, не правда ли? Вольно-невольно ведь задаёшься вопросом: если человеку необходимо такое количество линз, что же осталось от его зрения? Да ничего не осталось. Однажды кто-то из наших не слишком почтительных молодых собратьев вырезал Библиотекарю дыру в рясе, и этот божий человек, ни о чём не подозревая, щеголял несколько дней с оголённым животом, аки юная путана из курортного городка, предоставив возможность насмотреться всем на прискорбные последствия благочестивого умерщвления плоти. Так что кушайте лучше, ваше высокопреосвященство.
Прошу прощения? Ах, как же он читает, если слеп, как сова днём? Ничего неудобного, все поначалу задаются этим вопросом. Особенно, когда Библиотекарь открывает даже не ту страницу, с которой должен читать. Просто-напросто наш дорогой Библиотекарь знает Писание и отцов церкви наизусть. В обязанности служки Монакьелли входит читать ему вслух новые книги, и Библиотекарь нутром чует, когда озорник в шутку перевирает текст. А также наш Библиотекарь — лучший в Ватикане кулинар, потому что нельзя приготовить изысканное блюдо, следуя рецепту дословно. Также как не могут миряне читать и толковать Священное писание без надлежащей подготовки, к чему склонил их Мартин, порождение Люциферово. Также как не сваришь Апокалипсиса строго по букве Откровения.
Тридцать лет и три года тому назад сильные мира сего не придумали ничего лучшего, как уничтожить Антихриста телесно; образ и писание его, благодаря недалёким палачам, разошлись по всему миру. А вот вы, ваше высокопреосвященство, расскажите-ка мне о блуднице, упоённой кровью святых и кровью свидетелей Иисусовых. Расскажите мне о звере багряном, на котором она восседает, о красном драконе, под знаменем которого, говорят, не сегодня-завтра она готова выступить на Вавилон.
Что же вы молчите, любезнейший? Ждёте чего? Десерта? Помилуйте, после такого основного блюда не мешало бы передышку сделать. Побеседовать. Расскажите мне тем временем, как вы предаёте святую мать-церковь. Расскажите и поподробнее, как вы вступили в сговор с врагами рода человеческого.
...вот этот тон мне по душе! Люблю не только Откровение, но и откровенность. Нет, вы слышите это, Библиотекарь? Протекция интересов власть имущих, а не равенство, сребролюбие, а не помощь нуждающимся, деспотия, а не справедливость. «Кардинальские мантии — вот багряные одежды блудниц!», боже мой. Воистину вы блудница, ваше высокопреосвященство, завернувшаяся вместо упомянутой мантии в красное знамя. Не вам упрекать собратьев своих. Как говорится, «знаю твои дела, и скорбь, и нищету (впрочем ты богат)». Но вернёмся-ка к блуднице, которая сейчас интересует меня больше.
...нет, я не ожидаю, что она откровенно делится с вами военными планами. Выяснить, что она затевает, — наша работа. Ваш же долг, единственная епитимья, способная снять грех и спасти вашу душу — рассказать без утайки всё, что вам известно, чтобы мы могли исполнить долг свой. Где её искать, какими силами она располагает, кто ещё преклонил колено перед ней, Зверем и образом Антихриста?..
Снова молчите? Монакьелли, сын мой, пригласите-ка Зорин, сестру-исповедницу. Нет-нет, не волнуйтесь так. Дело вовсе не в жаре и не в чересчур обильном обеде, ваше высокопреосвященство. Это всего-навсего Монакьелли, мой служка; появляется и исчезает по желанию, порой, увы, по своему собственному.
Видите ли, тут разворачивается небольшая шахматная партия. Епископы, пешки, выскакивающие в ферзи, конница и пехота... Однако, не правда ли, самый неожиданный и сбивающий противника с толку ход — это когда на доску запрыгивает маленький пушистый котёнок и путает все фигуры? Особенно, если вместо коготков у котёнка — шип из розового венка Пречистой девы. Кого пронзишь этим шипом — вознесётся; а если по своей природе вознестись никак не способен — должно быть, так и зависнет между небом и землёй.
А вот и Зорин, сестра-исповедница. Посмотрите ей в глаза, ваше высокопреосвященство. Тише! Да не шарахайтесь вы так. Послушник Лука, придержите его!
Посмотри. Ей. В глаза.
Кричите, кричите... А теперь можете перестать. Перестаньте, ну же! Всё. Оно не вернётся. Всё кончилось, любезнейший. Страшно, да? Страшно узреть истину сквозь шелуху иллюзий, заблуждений, самообмана? То-то же. Божье око взирает на вас сквозь глаза сестры Зорин. Разделите со мной все ваши иллюзии, заблуждения, самообман, и обещаю, сестра вас больше не побеспокоит, не поднимет больше купола, прикрывающего истину, как крышка блюда — дымящееся жаркое. Иначе мне придётся попросить сестру этот купол разбить вдребезги и выудить для меня осколки.
Будьте благоразумны, ваше высокопреосвященство, очень вас прошу. Что бы она ни обещала вам, всё равно обещанного вы уже не получите, вы же понимаете. Обещала ведь, знаю. Вечную жизнь здесь, на земле, верно? Никаких доказательств божественного вмешательства, спекуляций, натужной веры в догматы — стопроцентная гарантия. Не вы первый купились на эту обманку, прельстились Богом и людьми проклятой долей. Забыли, что побеждающий не потерпит вреда от второй смерти...
Всё-таки нет? Очень жаль, любезнейший, очень жаль. Держите его покрепче, Лука, сын мой... Ну что же вы, зачем горячиться-то так? Нелюди? Люди, нелюди, оборотни самых разных мастей — не суть. Мы — Искариоты, Domini lupi, волки Божии. Те, кто предаёт Господа и служит его орудием. Мы — истинные Искариоты, последователи и не последователи, предатели и не предатели, последние и первые, первые из последних, служители смерти и сама смерть. Истребляя Твоих врагов, поклоняемся тебе, Боже!
Всё, сестра Зорин? Ну всё, так всё. Разберитесь с ним, дети мои... Сестра, сестра, ну что же вы так неаккуратно?! Только посмотрите, опять кровищей всё залили! Вводите послушника Иоанна, которому здесь убираться, в грех сквернословия. И как мы объясним обезглавленное тело? А впрочем, справимся. Вот что, отнесите-ка тело к трамвайным путям. Говорят, старичок очень любил ездить общественным транспортом... Десерт, Библиотекарь, распорядитесь подать в общую трапезную. Полезно время от времени отобедать с братией...
Братья и сёстры, не суетитесь. Все мы едины во Христе. Подвиньтесь, пожалуйста, Монакьелли — да я сказал «подвиньтесь», а не «исчезните». Давайте я поделюсь с вами, сестра Рип: вы сладкое, знаю, любите, а парфе мне готовили на двоих. Только не поровну, и не надейтесь, чревоугодница!
Внемлите мне, братья и сёстры, ибо время близко! Год 1999 на дворе, и профанов пугают банальным концом тысячелетия, но переверните число и узрите в нём оскал Зверя. Веселитесь, небеса и обитающие на них! Горе живущим на земле и на море! потому что к вам сошел диавол в сильной ярости, зная, что немного ему остается времени. Грядет час, когда выйдет Зверь из моря, и жена, пред которой цари земные пали, встанет во главе воинства, и будет имя ему — Легион, и Вавилон-Лондон будет воспомянут пред Богом, чтобы дать ему чашу вина ярости гнева Его.
И тогда настанет наш час ниспасть на врага, и низвергнуть его, и быть низвергнутыми, чтобы преследовать его до глубин Ада. Тёмен наш час, тёмен час пред рассветом, но острие нашего оружия рассечёт завесу тьмы и прольёт на землю свет небес, lumen coeli! С нами Бог! С нами Sancta Rosa, Пречистая Дева!
Иисус любит вас, недостойные! А я, братья и сёстры, люблю Иисуса!