Seven Days

"Так как будущего у них не было, то жили они сегодняшним днём" Айн Рэнд, "Мы живые"

POV Китнисс Я, кажется, потихоньку воскресаю. Прошло не так много времени после… после всего этого безумия, и я поняла, что хочу жить. Хочу, не надо, как это было до Революции, а хочу. Хочу просыпаться каждый день вместе с солнцем, и уходить в лес. Хочу проводить там целый день, слушая песни радостных птиц, купаясь в волнах свежего воздуха, вспоминая такое печальное прошлое. Иногда я истязаю себя воспоминаниями: не знаю, зачем, но в лесу приходят мысли о том, например, как Гейл во время бомбежки спасал людей из Двенадцатого. И хоть меня там не было тогда, я будто сейчас слышу, как кричали не успевшие вовремя выбежать жители города, как ужас проплывал в глазах наблюдавших за этим людей, понимающих, что ничего нельзя сделать. Например, как больно мне было видеть Пита в Тринадцатом, ненавидящего меня. Как я надеялась, верила, ждала. Когда все закончилось, он еще недолго пробыл в Капитолии, а потом вернулся, но все же, когда мы виделись с ним единственный раз в пекарне, он смотрел на меня так холодно и безразлично, будто впервые видит. Нет, наверное, даже хуже. А потом я просто потеряла надежду, веру, терпение. Это больно, очень больно – в тот день по возвращении домой я несколько часов проплакала на диване, а потом всю ночь изучала потолок. Как будто там мог быть ответ на вопрос, вечно сопровождающий меня теперь: за что? За что мне это все? Разве мало я отдала, разве мало я потеряла в этой войне? Многие теперь уже воспользовались своими ничтожными шансами на счастье, и теперь живут, день за днем осветляя свои воспоминания. А все мои шансы теперь потеряны: я до последнего верила в то, что Пит все вспомнит, и мы снова станем союзниками, да хотя бы просто друзьями. Эгоистично? Возможно, но разве даже для него это не было бы лучшим раскладом чем, как я, тупо пялиться в потолок целыми днями? У него, конечно, есть работа, но так же, как и у меня, война отняла у него родных и близких. Могла бы я хотя бы попытаться заменить эту брешь в его сердце в обмен на его попытки восполнить пробелы в моей душе?.. Теперь уже не узнаю. За такими мыслями, кстати, проходит еще некоторое время моего пребывания в лесу. Сейчас где-то, кажется, десять утра; моя сумка набита белками, да и рынок уже два часа как открыт: меня там, наверное, заждались. Поднимаясь с земли усмехаюсь собственным мыслям – вот еще ради чего я хочу жить: ради этих коротких встреч с торговцами, которые помнят меня еще с тех пор, когда отец был жив. Наверное, эти грустные улыбки не исчезнут с их лиц никогда, никогда они не отучатся воровато оглядываться по сторонам, принимая очередную горсть ягод или пару белок. Это одновременно и грустно и смешно – наблюдать за ними в такие минуты. - С добрым утречком. Думала, ты уж не придешь, - знакомая улыбка-оскал и непонятный блеск крысиных глазок Сальной Сей так привычны, что я тоже невольно улыбаюсь, - ну, что у тебя там?- Женщина перебирает белок и выбирает трех, конечно же, более крупных. - Опять ничего не возьмешь? Я качаю головой. - Нет, спасибо, Сей. Ты же знаешь, я… - не могу договорить. Волны беспокойства вперемешку со странным радостным возбуждением вгоняют меня в ступор. Он стоит в соседнем ряду, спиной ко мне, и о чем-то разговаривает со стариком Джоном. Рядом на прилавке лежит буханка хлеба, а в его руках сумка с выглядывающими оттуда рукоятками кухонных ножей. Но это все не важно, важно, что он сейчас повернулся куда-то, следя за жестом Джона, и я вижу теплую улыбку на его лице. Мне тоже становится тепло, будто эта улыбка адресована мне. И хотя я знаю, что это не так, все же приятно осознавать, что он не разучился улыбаться. Не знаю почему, но я была в этом уверена. - Ладно, ладно, поняла я, - Сей, кажется, не заметила моего замешательства, приняв его за простое смущение. Женщина была занята разделкой белок, а потому не могла уследить за моим взглядом. – Ты давай это, не забывай нас. Я только легонько натянуто улыбнулась, на мгновение оторвав взгляд от соседнего ряда. Я не хочу уходить, но, если подумать, то что мне делать? Просто подойти к нему, похлопать по плечу как ни в чем ни бывало? Глупо. Тогда, в пекарне, я даже не заговорила с ним, а теперь что? Старые друзья, так? Не думаю, что Питу это понравится. Не знаю, откуда и когда в Котле появились подобия деревянных лавок, и, главное, для чего, но сейчас они здесь очень кстати. Сбоку от лавки Джона как раз такое «сиденье» и я, без тени смущения присаживаюсь туда, делая вид, что разбираю какое-то барахло в сумке. Вот, наконец Пит, кажется, собирается уходить. Слежу за его действиями исподлобья, стараюсь не привлекать его внимание – не хочу, чтобы он думал, что я специально ждала его ухода. Ведь это действительно так. Он что-то говорит Джону на прощание, - кажется, они договаривались о встрече, - а потом быстрым и уверенным шагом идет к выходу. От волнения мои руки трясутся, я судорожно пихаю какие-то оставшиеся пожитки в сумку (кстати, не помню, как и зачем я их достала) и, перекинув ее через плечо, чуть ли не бегом сокращаю расстояние между нами. Несмотря на то, что одна нога у Пита – протез, ходит он довольно бодро, пусть и шумно. Вот я уже почти прямо за его спиной – еле догнала. И вот тут до меня доходит, что я все так же не знаю, как начать разговор. Черт, наверное, надо было еще в Котле обойти пару рядов и ждать там, наблюдая издалека, и потом как бы случайно выйти, столкнувшись с ним. Надо было, да. Но сейчас же поздно об этом думать, так ведь? Расстояние до пекарни стремительно сокращается, и вот я уже думаю, не зайти ли вслед за ним, сделав вид, что только недавно присоединилась к его маршруту, как вдруг его голос вырывает меня из моих мыслей. - Ты так и будешь за мной хвостом ходить, пока я к себе в душ не соберусь? – он не оборачивается, но я слышу, что он улыбается. А еще я чувствую, что по моему лицу расползается краска, и я ощущаю себя маленькой девчонкой, пытавшейся украсть конфеты. Мы уже дошли до порога пекарни, и Пит повернулся ко мне. Я, почему-то, не ожидала увидеть его таким: широкая теплая улыбка на лице, искорки в глазах. Прямо как раньше, так же тепло от его взгляда, но смущение от этого только нарастает. - Ну, я… - судорожно подбираю отговорки, крутящиеся каруселью в голове. Сказать, как и хотела, что случайно увидела его, только что, - я в пекарню шла, а тут… тут ты… я как-то не узнала… - запоздало понимаю, как глупо выгляжу. Что я несу? Он еще в Котле меня заметил, это точно. Пит еле сдерживает смешок, но решает промолчать. Я закусываю губу, а он открывает дверь и встает сбоку. До меня не сразу доходит: да, точно, я в пекарню шла. Я просто обожаю этот запах: запах свежей выпечки сводят с ума. Корица, вишня, сыр, мясо – все ароматы вперемешку, но на удивление не отвратительно, а приятно смешиваются в один. Я давно здесь не была – с того самого дня. Пит заходит следом за мной и закрывает дверь. Я подхожу к прилавку, а он обходит его и становится по ту сторону. И только сейчас до меня доходит, что здесь никого нет, кроме нас. Странно. - А что случилось? – Пит раскладывает ножи на доске, протирая лезвия, а я, облокотившись на прилавок, наблюдаю за ним, - Почему сегодня никого нет? Пит, не оставляя своего занятия, исподлобья смотрит на меня и снова на его губах легкая улыбка, а в глазах – блеск. - По понедельникам выходной, вообще-то. Как и всегда. – Он кладет последний нож на место и теперь занят изучением моего лица. Я смущенно опускаю взгляд. - Эм-м-м… - вот значит как. А я и забыла. Хотя, если честно, я даже и не знала об этом. Теперь я вообще чувствую себя полной дурой. – Прости, я… я, ну, это… забыла… Пит все так же смотрит на меня. Что он обо мне думает? Да, наверное, то же, что и всегда – я никогда не умела нормально говорить, формулировать свои мысли. То ли дело он. - Да ничего, я вот сегодня как раз свежую партию испек, - о да, сразу по запаху ясно, - так что, если тебе чего-нибудь надо, можешь взять сегодня. – Я, наконец-то, решаюсь поднять взгляд, и тут же голубизна его глаз на мгновение выбивает меня из реальности. Так светло, глубоко, искренне. – Они еще теплые, - Пит заговорщически подмигивает, и меня пробивает на нервный смешок. Он снова широко улыбается и проходит внутрь, к печам, жестом приглашая с собой. Здесь вообще пахнет сильнее всего, и почему-то именно здесь я смелею. - А у тебя сырные есть? – с энтузиазмом выкрикиваю я вслед Питу, который уже скрылся за этажерками протвиней с булочками, буханками хлеба и коржами. Но не успели последние звуки моего голоса разлететься по комнате, как Пит выбирается с другой стороны с небольшим подносом этих самых булочек в руках. Он сразу знал, за какими идти. И вот тогда мне в голову ударяет осознание того, что он вернулся. По-настоящему, такой, какой был, какой есть, каким и останется, насовсем, - мальчик с хлебом. Что-то ударяет внутри, что-то сжимается, одновременно с чем-то другим вылетая, словно пружина. Наверное, мои глаза блестят от слез. Хрупкую тишину нарушает тихий голос Пита: - Сырные булочки. Твои любимые. Правда или ложь? Я поднимаю голову, потому что чувствую, что иначе слезы закапают на плитку. Пит не улыбается, но он и не печален, нет, он не такой, как был перед Играми. В его глазах любопытство, но более всего – надежда. Светлая, теплая, тихая-тихая. Наконец я все-таки беру контроль над голосом, - по крайней мере, точно не разревусь, - и хрипло, так же тихо, отвечаю: - Правда. Пит быстрым движением отставляет поднос на стол рядом, и тут же сжимает меня в объятиях, а я беззвучно плачу в его рубашку. Он шепчет, как скучал, как хотел увидеться, но никак не мог застать меня дома, как боялся, что не справится с самим собой. А я беззвучно плачу в его рубашку. Наконец, когда слезы кончились, я немного отстраняюсь и смотрю на него. Теперь моя очередь улыбаться. Странная картина: девушка с опухшими от слез глазами искренне и широко улыбается в объятиях парня. Но, - боже! – как это правильно. *** Несколько часов пролетели незаметно: мы перебрались в зал, Пит заварил чай и мы ели булочки, занимая друг друга подчас бессмысленными разговорами. А когда на улице стемнело и мы поняли, что, волей-неволей, придется расстаться сегодня, я вдруг предложила: - А пойдем завтра в лес? Сегодня Сей уже получила от меня своих белок, так что можно просто погулять, - поздно вспоминаю, что у Пита только один выходной на неделе, который, кстати, закончится через пару часов. Пит, кажется, тоже хотел бы забыть об этом, но через несколько секунд раздумий отвечает: - А почему бы и нет? – и, предупреждая мой вопрос о работе, тут же добавляет, - Ничего, ребята и без меня справятся. Выходя из пекарни я чувствую себя живой, настоящей, целой. И пусть все пока только-только начинается, я точно знаю одно: мальчик с хлебом больше не покинет меня.