Три удара

      Он шел вперед, встречаясь глазами со случайными прохожими. Дождь, еще пару часов назад безобидно моросивший по крышам, влажной взвесью оседающий на отвороты пальто, сейчас стал по-настоящему злобным, холодным ливнем. Джон не злился. Кажется, не злился, словно случайно задевая плечом нерасторопных прохожих. Едкая соль под ногами словно разъедала не только кожу дорогих ботинок, словно проникала глубже. Ватсон сильнее закутался в куртку, совершенно разбитый сегодняшним разговором. Он выбежал из квартиры так быстро, что даже не захватил деньги и ключи, и возвращаться не очень хотелось. Сегодня, на удивление, выдался тихий вечер, и Шерлок уже собирался закрывать библиотеку, но задержался, перечитывая оставленные на столе письма. В главном зале, наполненном мрачноватым спокойствием и гулом от каблуков ушедшей домой работницы архивов, становилось совсем темно. Свет проникал сюда сквозь окна, ложился на длинные столы, бликами скользил в отполированных настольных лампах. Солнце, безжалостно сгорающее под натиском массивных ледяных облаков, в последних минутах своей предзакатной агонии лилось сквозь арочные своды, почти достигая Шерлока.       Мужчина тяжело вздохнул, отводя взгляд от бумаг в сторону пустых столов и стульев. Тут было красиво, умиротворенно, но как-то слишком одиноко. В последнее время Холмса все чаще пугали тени - даже свои собственные, крадущиеся по его следам. Он невольно сильнее сжимал в кармане ключи, смотря, как пляшут уродливые пятна на стенах и длинных лестницах. А сегодня все словно было иначе, как обычно, но немного не так. Он этого не видел, скорее чувствовал, ловил в случайных взглядах и неловких прикосновениях. Шерлок неоднозначно хмыкнул, забирая пару папок и направляясь в архив.       Джон думал, что в недалеком будущем умрет. Скорее всего, от воспаления легких или пневмонии, потому что его куртка уже промокла насквозь, а глаза щипало от надоедливых капель. Он свернул в сторону, уже уставший от уличных брызг, которыми окатывали его проезжающие мимо такси, слегка ускорил шаг, замечая впереди не погасшие огоньки света в городской библиотеке. Дверь поддалась с трудом. Массивная, словно хранящая в себе вес и память прошедших десятилетий, она жалобно заскрипела и с грохотом закрылась за спиной Ватсона. Он недовольно поморщился, сразу понимая, что тут этот шум будет неуместен, осмотрелся по сторонам, на свое удивление не замечая ни одного посетителя. И это было вполне логично, потому что сегодня был воскресный вечер, и мало кто хотел бы провести его в подобном месте. «У людей есть другие люди» - отстраненно заметил Джон. Врач сделал пару шагов вперед, застывая напротив витража. Огромная картина из разноцветного стекла запечатлела короля Артура и рыцарей круглого стола. Маленькие, хрусткие кусочки, осторожно подогнанные друг к другу, мозаикой оттенков складывались в живописное, но очень хрупкое полотно. Свет, уже почти туманом стелившийся позади, обрисовывал легендарный силуэт. - Вам что-то подсказать? – голос, возникший из неоткуда, но раздавшийся за спиной, не напугал. Джон словно помнил его, узнавал сипловатые нотки и тихое звучание. От резкого, пронзающего воспоминания сразу стало не по себе, он словно растерялся, произнося догадку вслух. - Шерлок? – собеседник насторожился, Джон почувствовал это - лишь на мгновение, - а после, тот, кого он не ожидал увидеть, смотрел ему прямо в глаза. - Добрый вечер, Джон, - и его имя словно звучит иначе, как-то надрывно, и Ватсон не признает своего имени. Детектив смотрит куда-то в сторону, любуясь то ли пустым читальным залом, то ли умершим с приходом ветров солнцем. - Что ты тут делаешь? – врач отходит дальше. Садится за один из столов, чувствуя, как пропитанная влагой куртка холодом сводит суставы. - Я тут работаю, – Шерлок как всегда опережает его мысли, поспешно заканчивая фразу: – Последние несколько месяцев. Тут достаточно интересно       Джон сам не понимает, почему этот ответ его злит. Это похоже на ревность по прошлому, по расследованиям, по убийствам, Лейстрейду и Бейкер-стрит. Он не хочет, чтобы пауза затягивалась, но, пока Шерлок не задает ненужных вопросов, он чувствует себя комфортно. А на улице действительно страшный ливень. Зима словно и забыла о том, что должна спрятать все углы и неровности. Дождь же лишь путал: смывал линии, что до этого казались четкими и правильными, мешал пути, дороги, причины и следствия. Заставлял заходиться глухим легочным кашлем, от заболеваний, подхваченных в промозглом Лондоне, болела голова и сохли губы. - А что в этот вечер тут делаешь ты, Джон? – Шерлок не смотрит на него, и Ватсон рад этому обстоятельству. Он мог бы соврать, опустить голову и сказать что-то про забытые ключи и отъезд Ванессы, но почему-то, именно сейчас, врать не хотелось, внутри словно аккумулировалась ярость - спутанный клочок из боли и недосказанности. - Хреновый день, – Джон не врет, но и не уточняет, а Шерлок мимолетно ухмыляется, закрывая глаза. Холмс знает, как все было на самом деле, ему достаточно лишь взгляда, чтобы все понять, и это становится последней каплей. - Ведь это ты. Ты разрушил мою жизнь! – Ватсон не кричит, и все, что сейчас есть, - лишь оголенные нервы и желание во всем разобраться. Он встает слишком резко, скрипят ножки стула, небрежно отодвигаемого в сторону. - Я не сделал ничего… - Ты вернулся       Задевает. Словно раздирает что-то глубоко внутри - Шерлок не подает виду, позволяя Джону продолжить. Но Ватсон молчит, и детектив словно позволяет себе дерзость: - Я не виноват в том, что она тебе не подходит Он понимает, что после этой фразы стоит уйти, уже собирается это сделать, и рука крутит в кармане зажигалку. - Ты, ты прав… В зале становится совсем темно. Высоко, так, словно потолки стремятся в бесконечность, холодно и пустынно. Джон застывает всего в паре шагов от детектива; разделенные только столом, они встречаются взглядами. Ладони неуверенно скользят по шероховатой поверхности старого дерева. - Джон… - Что? - Знаешь, прости.       Полы неизменного пальто слегка вздымаются вверх. Шерлок двигается быстро и бесшумно, как дикая кошка, и длинные пальцы цепляются за воротник куртки. И запах дорогого, неизменного парфюма сводит с ума; Джон вздрагивает, потеряв момент, когда теплые губы накрывают его собственные. Вот он подается вперед, вот Шерлок рукой опирается о стол, притягивая его ближе, Скользит языком по губам, слишком плавно, нарочито небрежно очерчивая саднящую рану. В библиотеке темно и пусто. Лишь блики и отблески; причудливый спектакль, нарисованный светом городских магистралей для них двоих. Только тут уже не так холодно, Ватсон ощущает это, стягивая перчатки и носом вдыхая глубже, когда губы детектива спускаются к шее. - Есть вещи, которые я не могу сказать, – и Джон уже не понимает, правда ли детектив шепчет это, или это больная фантазия; он отвлекается на слова, а Холмс, легко перемахнув злосчастный столик, прижимается всем телом ближе, и Ватсон чувствует его дрожь - Прости меня. И руки неуверенно скользят вниз, от шеи, по холодно мокрой куртке. Джон ловит Шерлока за запястье, но тот все равно опускается на колени. В пустой городской библиотеке это кажется эпохальным безумием. - Встань, я прошу тебя, – Ватсон мотает головой, обращаясь к небу. Он закатывает глаза, слишком бережно зарываясь пальцами во взлохмаченные кудри. - А ты - не уходи, – это похоже на агонию, или Джону кажется, что он дает обещание ребенку. Внутри разливается теплое, словно сжигающее чувство. Слишком новое, рожденное в этой ночи, или же наоборот, забытое и спрятанное внутри - он не может разобрать. - Я и не ухожу. - Нет, пообещай. - О, Шерлок. Звонок телефона в кармане словно нарушает это хрупкое равновесие. Шерлок поднимает взгляд, нервно всматриваясь в изменившиеся черты Ватсона. «Джон, Джон Ватсон, я полагаю? Вы были знакомы с пострадавшей, вам нужно приехать на опознание». Нити обрываются.