По клавишам дождем

Дождь молотил по серым крышам с самого утра. Бесконечные реки несли свои мутные воды по широким улицам города, скапливаясь в забитых водосточных трубах и загоняя мокрых, лохматых воробьев под навесы неоновых букв. Крупные капли с силой ударялись об оконные стекла, рассыпаясь на мириады осколков, чтобы слиться в единые нити по тонким зеркальным стенам. Цветы из водяных разводов и расплывающиеся цветные пятна автомобилей с грязными номерами и усталыми, злыми водителями. Казалось, будто небо кто-то разорвал – вдоль кромки с оглушительным треском рванули сильные руки, и на землю хлынули пресные потоки небесных слез. Серые склоны затянулись спутанными клочьями лиловых, с тусклым оттенком багрового сероватых туч, окрасили весь город в свой цвет, унылый и горький. Птицы неуверенно носились в колком сыром воздухе, сбившись в редкие стаи, а где-то в подвале выл мокрый и продрогший кот. Интересно, почему так больно дышится в предвесенней дремоте города? Прохожие неслись мимо, взметая вверх брызги акварельной воды, что стальным блеском наполняли широкие лужи. Деревья гнулись под порывами ветра, скрипели от боли и хрустели старыми ветвями под ударами хрустальных капель плачущего неба. И не плачется, и не пишется, а на душе – холодно и безумно тяжело свинцовым натяжением. Аллен устало положил тонкую черную ручку на скомканный лист бумаги и навалился локтями на подоконник. Он был холодным – в открытую форточку врывался без стеснения ветер, швыряя в стороны невесомую ткань синеватого тюля и раскидывая по комнате хрустящие шарики из смятых листов нотной тетради. Шум дождя звучал в голове, сливаясь с тихим голосом пианино в соседней комнате в некую единую мелодию грустного покоя. В какой-то степени… обреченного покоя. Почему рассказать так тягостно, кем же за зиму стали мы? Мальчик положил голову на ладони. Седые волосы упали на белое лицо, укутывая темнотой уставшие глаза. Почему-то… Так грустно. Он вслушался в игру за стеной: пальцы невесомо скользили над клавишами, рождая в тишине квартиры тихую песнь слез мира, чья старость вновь обрела начало юности. Ликованье плотно спряталось в шерстяном плене вязаного кремового свитера; Аллен поднял воротник и уткнулся в него замерзшим носом. Ноты не хотели приходить – и он лишь выбрасывал лист за листом, напрасно вслушиваясь в напевы хлещущей по фасаду дома воды. Мимо окна пронеслась встрепанная синица. Тихий звон её голоса утонул в шуме капель, но сошел на нет вместе с последней нотой музыки, что лилась из соседней комнаты. - Почему так… холодно? На подоконник опустилась кружка – большая оранжевая кружка с толстыми круглыми боками, горячая от ароматного терпкого чая. - Потому что форточку закрой, шпендель.