Ночной Берлин.

Как быстро летит время. Вы замечали это когда-нибудь? Кажется, вот совсем недавно ты учился в школе, посещал приевшиеся за столько лет уроки, видя круглый год одни и те же лица, пытался отлынивать от домашней работы, твердя родителям, что ничего не задано... Это ребячество, присущее всем. Когда ты юн и молод, все кажется таким простым и естественным, что спустя года, становясь на шаг ближе к взрослой жизни, ты понимаешь, что юность – золотые годы твоей жизни. Тогда со всеми проблемами и невзгодами тебе помогут справиться родители, опекающие тебя и готовые защитить в любой момент. Приходит время, когда с этим приходится расстаться. Не то, чтобы этот момент являлся каким-то важным атрибутом жизни, просто находится под защитой у родителей всегда неправильно. В будущем ты сам это поймешь. Ты осознаешь, что нужно будет предоставить родителям покой и свою защиту, быть готовым помочь в любой момент или просто побыть рядом, ведь эти люди подарили тебе жизнь и опекали все прожитые тобою годы. Когда-то твоим детям тоже придется это понять, ну а пока не стоит заходить так далеко. Мы должны жить настоящим, примерно зная, что обязаны сделать в далеком будущем и иметь четкий распорядок на ближайшее. В вагонах поезда очень много людей. Люди, провожающие своих родных и близких в дальний путь. Из общей массы невозможно понять кто есть кто, а от того сложнее играть в игру. Эту игру я придумал давно, еще будучи совсем маленьким мальчиком. Мы с мамой часто ездили в госте к тете Офелии, ее подруге со времен учебы в институте. Если вы представили себе пухленькую женщину с белокурыми кудряшками в непонятной просторной кофте с пестрым узором, сидящей за столом за чашкой чая, а по бокам от нее два жирных, пушистых, рыжих кота, то вы ничуть не ошиблись. Именно такой, доброй и веселой женщиной была подруга моей мамы. В дороге мне было нечем себя занять, и как только мы садились в поезд, я разглядывал людей, пытаясь отгадать, кто пассажир, а кто провожающий. Интереснее всего было отгадывать соседей по купе, ведь они будут ближе всего к тебе ближайшие часы пути, становясь в эти моменты даже какой-то одноразовой семьей. Иногда я выигрывал, отгадывая правильных людей, а иногда проигрывал себе, наблюдая, как мои ожидаемые соседи поднимаются и уходят из вагона, поцеловав и попрощавшись со своими близкими, махая им вслед рукой за окном. Покрутив билет в руках, я внимательно смотрел на номера дверей, протискиваясь между людей, волоча за собой дорожную сумку. Хотелось поскорее оказаться в пути, чтобы в вагоне не было так много народу, и воздух стал более свежим. Сейчас он был спертым, раскаленным до предела, смешав в себе разные запахи дорогих парфюмов, одеколонов, еды и прочих непонятных мне ароматов. Вздохнув, я наткнулся на цифру "8". Сверившись с билетом, я едва заметно улыбнулся, заглядывая вовнутрь небольшого отсека, наткнувшись взглядом на сидящего за столиком у окна юношу, который смотрел в окно, уместив подбородок на скрепленных замком пальцев рук. Прошмыгнув в купе, я положил сумку на нижнюю полку, вздыхая. Мой сосед, заметив меня, кашлянул, заставив меня обернуться. — Привет, – произнес я, улыбаясь, заправляя за ухо прядь темных волос. — Ну здравствуй, сосед, – ответил мне парень, особенно выделив последнее слово. Его голос был хриплый и низковатый, немного не сочетающийся с столь юной внешностью, которой он обладал, но вовсе не это меня волновало. Меня удивил тон, с которым он произнес эти слова. Насмешка, смешанная с презрением, огорчением и деланным равнодушием. Пока я размышлял над тем, чем же я не угодил ему, рассматривая своего попутчика он, увидев мое удивление и непонимание, усмехнулся, тихо хохотнув. – Понимаешь ли, всю свою жизнь я предпочитал ездить один. Я не люблю находиться в чьем-то обществе - тишина мне больше по вкусу. Обычно я скупал все места в купе, чтобы ехать в одиночестве, но в этот раз свободных мест не оказалось. Сьюзи предложила взять мне именно эти билеты, аргументировав тем, что это единственное купе, где куплено только одно место. Это прельщало меня куда больше, чем соседство с сопливыми детьми, старыми бабками или надоедливыми дамами тщательно скрываемого легкого поведения. Меня, кстати, зовут Фрэнк. Я глупо таращился на него, переваривая то, что только что услышал. Сначала я даже не заметил руку, протянутую мне, когда сосед приподнялся со своего места, приблизившись, для того, чтобы жест рукопожатия был исполнен быстрее и максимально удобнее. Взглянув на ладонь, на которой было выведено множество татуировок, я коснулся ее пальцами, пожав. По спине пробежала волна тока, сопровождаемая дрожью. Ладонь Фрэнка была настолько холодная, что мне стало не по себе, и когда он вернулся на свое место, я вздохнул, оглядев его. — Джерард, – тихо проговорил я, сглотнув. Голос получился каким-то уж сиплым, хотя я не так уж и много молчал. Развернувшись к верхней полке, я покачал головой, усмехаясь, цепляясь за бархатную ткань руками, пытаясь привезти ее из вертикального положения в горизонтальное положение. – Странное же у тебя хобби, Фрэнк... Тот в свое время хмыкнул, оглядывая меня, и усмехнулся от сделанного мною вывода, наблюдая за тем, как я пытаюсь справиться с механизмом и опустить эту чертову полку, которая никак не хотела поддаваться. Вздохнув, Фрэнк поднялся со своего места, оправляя футболку, подходя ко мне, по-хозяйски отталкивая в сторону. — Давай помогу, – произнес сосед, дернув за полку, несколько раз потормошив ее, а потом с легкостью опустил, отряхивая руки, прикрывая дверь купе. В помещении сразу же стихли звуки и голоса из вагона, приглушенно раздаваясь, словно через стену воды. — Ты профи в этом деле, да? – усмехнулся я, опускаясь на нижнюю полку, открывая сумку. Ехать было два дня, стоило переодеться, чтобы не затаскивать одежду в пыли поезда и чувствовать себя более комфортно и удобно. Все же, в увлечении Фрэнка, если это явление можно было так назвать, были и хорошие стороны: выбор спальных мест увеличивался в четыре раза. — Можно и так сказать, – произнес мой попутчик, ложась на полке, уместив под головой руку заместо подушки, поглядывая на меня. Достав из сумки лотки с едой, я поставил их на столик и, выудив футболку со спортивными брюками, положил рядом с собой. — Мне отвернуться? – доносится со стороны соседней полки. — Что? – удивленно спрашиваю я, переводя взгляд на Фрэнка. — Ну, может, ты стесняешься, – покрутив пальцем в воздухе, произносит парень, пожимая плечами, кидая в мою сторону равнодушный взгляд. До меня доходит смысл его слов и я, нахмурившись, замираю на месте, оценивая уровень его колкости. Отвечать на это нет ни малейшего желания, поэтому, пожимая плечами, я поворачиваюсь к нему спиной, стягивая с себя футболку. — Как хочешь, – произношу я, кидая скомканную ткань на потертый бархат, беря в руки светлую, чистую футболку, от которой приятно пахнет порошком, одевая ее на себя. Опустившись на свою новую кровать, которая будет мне ею ближайшие два дня, я стягиваю с себя джинсы, с таким же непринужденным видом надевая штаны, и после этого аккуратно складываю свою одежду в сумку, убирая ее под полку. Фрэнк лежит с закрытыми глазами. Кажется, что он дремлет, слабо покачивая согнутой ногой, мыча себе под нос какую-то песню. Я присаживаюсь на свою полку, смотря в окно. Платформа, соседний поезд, люди... Все снуют туда сюда, но большинство из них объединяет одна и та де цель – попрощаться с близкими, и пожелать им удачной дороги. Мне на секунду становится жаль, что меня никто никуда не провожает, но ведь с другой стороны это хорошо. Обычно в такие моменты многие становятся сентиментальными, подаются порыву разрыдаться и, плюнув на все, никуда не ехать. Меня в этом городе не держит ничего. Наверное, только то, что здесь с раннего возраста был мой дом, я провел тут свое детство и в этом городе, на местном кладбище, покоится моя мать. После окончания школы и университета я так никуда и не устроился. Короткие заработки, небольшая зарплата, постоянная смена рабочих мест... Когда-то давным-давно, когда я был еще достаточно маленьким, у меня была семья. Мама, папа и младший брат. У нас все было хорошо, я знаю это, но я не помню тех моментов, когда эти люди были единым целым, присутствуя в моей жизни, а я составной частичкой этого целого. Родители поссорились в очередной раз и разошлись. Мама забрала меня с собой в другой город, а мой брат остался с отцом. Мы никогда не возвращались обратно, а папа с Майки нас никогда не навещал, но я дал себе обещание, что когда-нибудь я приеду обратно. Я понимал, что родители могут уже не сойтись, но я хотел, чтобы самая близкая и родная частица меня – мой брат, была рядом. Прошло еще несколько лет, я вырос. В школе меня считали изгоем общества: я никогда не был близок со своими одноклассниками, я имел свое собственное мнение и убеждения. Во многом проблемы возникали из-за того, что моя мама пила. Я был сыном алкашки, которого все ненавидели и презирали, не пытаясь понять, какая ноша легла на мои плечи. Один раз я решил пропустить учебу. Не думаю, что один день, когда я не явлюсь на занятия в школу, что-то изменит в моей жизни. Собрав деньги, я отправился в дорогу. В ближайшем магазине я купил медовые пряники. Я не хотел ехать с пустыми руками, а Майки всегда очень любил их. Пара часов езды на автобусе, знакомые кварталы, дорога... Ноги сами вели меня к дому, в котором я родился, в котором я жил со своей семьей и провел какую-то часть детства, пусть и очень короткую. Но в родных дверях меня встретила чужая, незнакомая семья. Мне рассказали, что семья, жившая тут, продала дом около года назад, и куда-то уехала. Координат ни у кого не было. В тот же вечер, вернувшись домой, я увидел свою мать мертвую. Ее задушил ее же собутыльник. Как порой бывает комична жизнь. Мне 18, и я остаюсь один в этом мире, без каких либо шансов найти близких людей, но судьба не всегда бывает бесподобной. Спустя несколько лет я получил письмо. Его писал мой брат Майки, отыскавший меня каким-то неведомым образом. Он проживал в Германии и приглашал меня приехать к нему. Не раздумывая, я написал ответ и собрал вещи, купив билет. Мы наладили связь, и вот сейчас я отправлюсь в путь, чтобы встретиться с братом, которого не видел 14 лет. Из раз думай меня выводит громкий гудок поездах шипение пара. Проводница за дверями купе просит всех провожающих покинуть вагон. Я вздрагиваю, переводя взгляд на Фрэнка, который за это время переменил свое положение, сидя на полке, держа в руках гитару. Я заинтересованно оглядываю инструмент, а после спрашиваю, переводя на него взгляд: — Ты играешь? — Нет, для красоты держу в руках, – саркастично выплевывает сосед, ухмыляясь. Я поджимаю губы, отводя взгляд к окну. Желания разговаривать с ним совершенно никакого нет. Да, вопрос был обыденным и самым ожидаемым, но это естественно, и не повод для грубости. — Эй, Дже... Джи, – спустя какое-то время тихо произносит Фрэнк, почесывая затылок. Я перевожу взгляд и вижу, как он смущен, насколько сложно даются ему эти слова. – Я не хотел, прости. Может, ты и не такой уж и плохой парень, но я привык, что все мои знакомства не заканчиваются ничем сущим... Если ты не против, можем попробовать сначала? На лице Фрэнка появляется виноватая улыбка. Я всматриваюсь в его лицо, вздыхая, а после улыбаюсь, протягивал руку. — Джерард Артур Уэй. Парень поднимает на меня взгляд ореховых глаз, находясь в смятении, непонимании и восторге. Восторг от того, какой эффект на человека производят простые слова извинений. А после пожимает мою руку, расплываясь в задорной улыбке, кивая в ответ, прикрывая на миг глаза. — Фрэнк Энтони Томас Айеро младший. Но лучше просто Фрэнк, – едва слышно рассмеявшись, произносит мой «новый» знакомый, кладя руку на лакированный корпус акустической гитары. – Джерард, я могу называть тебя Джи? Так короче и удобнее. — Называй как угодно, без проблем, – произношу я, проводя пальцами по волосам, зачесывая темные пряди назад, добавляя, – Фрэнки. Тот морщится. В данную секунду на его лице отображается масса эмоций, но в конечном итоге он вздыхает, осматривая меня. — Ты так и не ответил на вопрос, – произношу я, напоминая. Разумеется, я уже не нуждался в ответе, мне просто хотелось послушать его игру на гитаре. У акустических гитар всегда тихий, мягкий и волшебный звук, в особенности, если на инструменте нейлоновые струны. У Фрэнка были как раз такие. Айеро молчит пару минут, видимо, вспоминая, про какой вопрос я ему говорил, а потом кивает, собравшись с мыслями. — Я играю достаточно давно. Еще в малом возрасте инструмент в руки взял. — Сыграешь? – тихо спрашиваю я, внимательно наблюдая за соседом. Он сосредоточенно хмурится, раздумывая. — Что тебе сыграть? — Что-нибудь, – я улыбаюсь, пожимая плечами. В голове не возникает ни одной композиции, которую я бы хотел услышать, да и возможно, то, что попросил бы сыграть его я, он может не знать ее. Фрэнк хмыкает, а после начинает перебираться пальцами простой, но до боли знакомый мотив. Я слышал это. Слышал много раз, знаю эту мелодию как свои пять пальцев. Я прикрывая глаза, вслушиваясь в неспешные мотивы игры, и невольно начинаю подпевать. — I'm not the only one. А-а-а-а.... I'm not the only one. А-а-а-а.... I'm not the only one. А-а-а-а.... I'm not the only one. А-а-а-а.... Hate me. Do it, and do it again... Waste me. Rape me, my friend... Я притихаю, замечая, что Фрэнк не играет, внимательно смотря на меня. Я даже не заметил, что поезд тронулся, медленно набирая скорость, от чего за окном движутся строения домов небольшого городка, в котором я жил. Смотря на парня, я удивленно вскидываю брови, задавая ему немой вопрос. — Ты очень красиво поешь... – задумчиво произносит Айеро, водя ногтем по струне, прислушиваясь к шороху, но не обращая на него и малейшего внимания. – У тебя очень необычный голос, такой чистый. Ты где-то поешь? — Да нет... – смущенно произношу я, опуская взгляд на свои руки. Я никогда не держал гитару в руках, а так хотел бы научиться играть. Просто не было возможности и средств для исполнения этой мечты. — И зря! – покачав головой, произносит сосед, потирая переносицу пальцами, прикрывая глаза. – Такой бы талант, да в люди... — А ты где-то играешь? – спрашиваю я, решив немного перевести тему. — Ну... Балуюсь. Я путешествую и играю в местных группах. Ну, как, играю? Играл. Сейчас еду к другу. Он предложил мне попробовать себя в местных клубах Берлина. Чем черт не шутит? Вернуться обратно я всегда успею, если не выйдет. — Значит, ты в Берлин едешь? – переспросил я, заметно просияв. Меня радовало известие, что в чужом, неизвестном городе, где совершенно иные порядки, язык и люди, будет хоть какой-то знакомый человек. – Ты там был раньше? — Да. У меня там тетка матери живет, ну и друзья, разумеется. Я часто там бывал еще в далеком детстве, – коротко поясняет Фрэнк. – Ты тоже туда путь держишь? Я киваю, задумчиво смотря в окно, теребя пальцами край футболки. — Да. У меня там брат, с которым я давно не виделся... – отвечаю я, а после перевожу взгляд на Фрэнка, вздыхая. Мне хочется узнать об этом человеке гораздо больше. — Расскажешь что-нибудь о себе? — Тебе в коротко или длинно? – улыбнувшись, спрашивает Айеро, опуская гитару рядом с собой, подтерев руками подбородок, уместив локти на столе. — Давай длинно, – с минуту помолчав, раздумывая, произношу я. – Дорога дальняя, надо чем-то занять себя на все это время. Лучше потратить его с пользой, а не просто так. Фрэнк молчит, почесывая пальцами висок, прикусив губу. Он смотрит в окно, едва прищурив глаза – собирается с мыслями, а после, вздыхает, потирая руки, произносит: — Ну что же, начнем, – начал парень, улыбнувшись. Сейчас он напоминал бабушку, которая готовилась поведать детям какую-то очень интересную историю. – Все мое детство прошло в детском доме. У меня были родители, но из-за проблем, мать сдала меня туда. Меня никогда не воодушевляло здание грязного розового оттенка, с облезлой краской на стенах и старых, побитых окнах. В основном, внутри было немногим лучше, воспитатели такие же, как и во всех школах: и хорошие, и плохие, ребята такие же одинаковые, только гораздо злее. Знаешь, наверное, еще тогда, из самого раннего детства за мной шла тень злобы и недоверия. Меня бросили, когда я был совсем маленьким, меня унижали, когда я вырос. У меня было мало друзей, а мама навещала меня очень редко. Ребята с местных школ стараются обходить нас стороной и не общаться с нами. Иногда бывало очень обидно и странно, когда заходя в магазинчик около цветочной лавки, городские ребята вылетали оттуда, перешептываясь между собой «детдомовец, детдомовец...». Уже тогда я хотел заниматься музыкой, когда мне было десять. У нас был старый учитель музыки, который проводил с нами занятия. Именно он выслушал меня и предложил заниматься. Я ходил к нему по вечерам и играл на гитаре, а потом его уволили. Я пошел в местные клубы и познакомился с парнем, который предложил мне поиграть у них. Я стал подрабатывать, накопил немного денег и купил себе эту гитару. Для меня это было безудержным счастьем, которое вдруг сбылось. Я не мог в это поверить. Потом эти ребята уехали с родителями в другой город, но меня не забыли. И вот спустя несколько лет, сейчас я еду в этом поезде навстречу своей мечте. Я хочу быть великим гитаристом, Джи. Это мечта – мое все. Музыка – моя жизнь. И я благодарен судьбе за то, что она дала мне этот шанс… Я тяжело вздохнул, внимательно слушая Фрэнка. Моя жизнь не была легче, но у меня был близкий человек рядом, а у него – совсем никого. Мать, которая забыла про своего сына, я не брал в счет. Несмотря на это, я прекрасно понимал, какую тяжесть держали его плечи, какая пустота была в его душе. Близких людей недостаточно рядом, если хочешь быть счастливым. Чтобы иметь это простое, казалось бы, счастье, порою надо приложить усилия. — Ну а что ты о себе расскажешь? – спрашивает Айеро, заинтересованно смотря на меня, водя пальцем по столу. — Ну-у-у... – протягиваю я и рассказываю Фрэнку коротко о своей жизни, стараясь не упоминать о своей семье. Это был небольшой рассказ о том, что моя жизнь не сильно отличалась его. Мой внутренний мир был так же покорежен, моя душа измельчена непонятием и предательством, но все еще надеющаяся на что-то лучшее. На то, что это лучшее – впереди. Мой рассказ перерывает проводница, зашедшая в купе, чтобы проверить паспорта и билеты. Фрэнк обмолвливается с ней пару словами, и уже через пару минут мы с ним пьем принесенный девушкой горячий чай. Она буквально растаяла перед этим парнем, стоило ему заговорить с ней. Наблюдать за этой картиной со стороны было довольно забавно. Я заканчиваю свой рассказ, немного помолчав, грея ладони о теплый стакан, всматриваясь в темную жидкость, плещущуюся в гранях чашки, думая о чем-то своем. Фрэнк тоже молчит, обдумывая услышанное, после, все же задавая вопрос, который я так не хотел услышать. — Где же твои родители, Джерард? Интонации голоса Фрэнка в этот момент были настолько слащавыми, что я поморщил нос, вздрогнув. Это было похоже на тон незнакомых людей, которые задавали вопрос потерявшемуся в супермаркете ребенку, будто бы он знал, где находятся родители, которых не находилось рядом. Еще это было похоже на вопрос маньяка, который интересуется об этом у того же ребенка, крепко держа его за рукав куртки. Второе к этой личности, сидящей напротив меня, подходило гораздо больше, чем первое. — Прозвучало так, как будто ты маньяк, – проговорил я, вздыхая. — Ну, кто знает... – протянул Айеро, громко рассмеявшись, зачесывая нависшую челку на глаза в сторону. Мы проговорили с ним до самого вечера. Когда стемнело окончательно, и за темным окном по мимо наших отражений проглядывались дальние огоньки домов и селений, мы постелили постели, ложась спать. Я забрался на вторую полку: мне всегда нравилось спать на них. Это было здорово – спать высоко, практически под самым потолком, а еще по утрам на верхние полки не попадало солнце. Завернувшись в тонкое одеяло, я шмыгнул носом, поворачиваясь к Фрэнку, который лежал и читал какую-то книжку, включив ночник. — Эй, Фрэнк? – позвал я его, пытаясь сдунуть прядь волос, упавшую на лицо. Тот мгновенно поднял на меня глаза, опустив книжку. — Да? — Если встанешь завтра раньше меня, завари мне кофе? Ну, чтобы за водой так долго не стоять. Ладно? — С тебя причитается, – усмехнувшись, произносит сосед, устремляя взор обратно в книгу. — Хорошо, – тихо произношу я, поворачиваясь обратно, удобнее укладываясь на кровати, подминая под голову подушку. – Спокойной ночи. Я прикрыл глаза, погружаясь в темноту, влекущую за собой сны и пару часов отдыха. Сон сморил меня мгновенно, окутав своими путами, завлекая в разноцветные, необычные миры, под тихий, монотонный стук колес.