***
Годом ранее.***
Эдвиж жила, словно в последний раз. Она дружила, влюблялась и бросала; искала, находила и развеивала по ветру. Жизнь кружилась перед ней, точно карусель, девушке оставалось лишь выбирать, на какого зверенка она хочет сесть, чтобы помчаться в бешеном вальсе. Чего бы Эдвиж не делала - все происходило в ее пользу. После школы она поступила в колледж, чтобы учиться на гримера. Там она познакомилась с Морган - загнанной, но дружелюбной девушкой, желавшей быть актрисой. Виделись они каждый день, они подружились слишком быстро, чтобы считать это приемлемым. Эдвиж не думала, она делала. Чем больше она проводила времени с Морган, тем больше она видела в ней родственную душу. Жизнь вертелась перед глазами, она пролетала так стремительно, что Эдвиж не успевала следить за событиями. Желтое небо, воздух, прогулки на велосипедах и игра в теннис - мечта и несравненная дружба. Морган, казалось, была ей сестрой, Морган была ее частью, телом, душой. А Морган хотела большего. Ей не хотелось оставаться сестрой для Эдвиж. Ночи, проведенные без сна, написание длинных писем и множества любовных слов. Эдвиж видела в этом лишь дружественную симпатию, когда Морган рыдала, кидаясь на стены и раздирая их коготками. И потом Эдвиж влюбилась. Она любила, ее любили и ей все казалось сном. Не то, чтобы сном, скорее идеальной жизнью. Морган осталась. Дружба осталась. Не было той связи, которая была. Эдвиж не хотела жить одна, она переехала к своей любви за границу. Они переписывались, они отзывались о последних событиях, вроде конца Викторианской эпохи, ужасались смерти Виктории и смеялись вместе, советовали друг другу рецепты и жили, как жили. Морган не знала, что с ней будет. Она переписывала свои письма, если замечала слезинку на бумаге. Она пряталась в комнате дни напролет и стояла у окна, недвижно глядя в ночной Париж. Порой к ней приходил врач, проверить, как она себя чувствует. Он назначал ей капли, таблетки и постельный режим, который Морган не соблюдала. Однажды она сбежала. Она бежала так долго, что ее босые ноги искалечились до неузнаваемости. На лечение потребовалось много времени и она писала Эдвиж об этом. И тогда Эдвиж приезжала, сидела с подругой дни напролет, рассказывала истории о сказочной Венеции и солнечном Милане. А Морган не слушала, она видела лишь ясные голубые глаза Эдвиж. Такие озорные, хитрые и веселые. Но почему же она не видела Морган перед собой. Ее любовь ждала снаружи. Она старалась не видеть подругу возлюбленной. Почему - черт знает. И под конец дня, уходя, Эдвиж чмокала Морган в лоб, брала руку своего счастья и они вместе стремились в ночь на ночной поезд. Дни превращались в недели, недели в месяцы, а Морган становилось все хуже. Однажды, она долго стояла у окна. Девушка уже не думала о своих шансах - их не было. Да и ей больше ничего было не нужно. Не нужны были чувства, чувства бы только щипали окровавленное сердце, искалеченное отсутствием знаний. Знаний о чужом мнении, бесконечной лжи, которая рвалась сквозь ее уста, она шептала "Я помолвлена", когда ее жених в соседней комнате соблазнял миловидную служанку. Эдвиж не верила, но не решалась обвинить свободолюбивую Морган. Морган уехала. Уехала с важным графом, который купился на девственную красоту Морган. Она и не моргнув глазом согласилась. Когда Эдвиж получила приглашение на свадьбу, она улыбнулась, показала это своему солнышку. Солнышко глянуло с недоверием, но согласилось поехать. Гостей было много. Знакомые, родственники, бывшие учителя и работодатели. Казалось, все были счастливы, кроме невесты. Граф с упоением наслаждался своим величием, ведь поди найди такую красивую и молодую жену, как Морган Фурньер. Юная, совсем еще ребенок, предназначенная только для него. А он тоже не урод. Богат, красив, важен. Даже немного умен. Умен, чтобы понять: Морган неразговорчива, а то и не любит говорить. Он водит ее в рестораны, покупает норковые шубы и лучшие французские бриллианты. Он ценит ее, не то, чтобы любит, но для него было достаточно само присутствие Морган. Девушка, которая не может его опозорить. Такого красавца, как высокий, с пикантными усиками и носом с горбинкой мужчина. Он не был худым, а имел крепкое телосложение, ухоженное ежедневными массажными сеансами. В самом расцвете лет он выглядел идеалом в глазах любой дамы. Его сердце выбрало Морган, Морган, которая безвольно отдалась в его крепкие объятия. Порой Морган казалось, что она не достойна этой богемной жизни в красивом особняке, с толпой слуг и жизнью королевы. Не достойна ежедневных любовных ночей с мужем, который гордился своей женой, которая успешно заключила контракт с одной из самых лучших кинокомпаний в Америке, где они сейчас жили. Она играла малозначимые роли в кино, постепенно увеличивая свою славу, возносясь до чуть ли не главных персонажей. Может быть эти дни на красной ковровой дорожке она могла бы с радостью променять на спокойную европейскую дачу, скромно обставленный коттедж, в спальне которого ее ждала бы ее любимая? Не она ли заставляла Морган жить и переживать этот день? Наверное это будет продолжаться все время. Эдвиж все реже приезжала в Нью-Йорк, все реже виделась с Морган, присылала ей фотографии с радостными лицами влюбленных. Морган все реже радовалась этим фотокарточкам, все реже приносила конверты домой из почтового ящика. Все больше она понимала, что муж не отпустит ее, все больше она к нему привязывалась и не могла быть без него. Она его не любила, нет. Она была его собственностью, как известная актриса становится собственностью очередного денежного мешка. Он лелеял ее, ценил и радовал ежедневно. Детей Морган иметь не могла, потому у них росла маленькая и хрупкая девочка африканского происхождения. Муж подобрал ее одну без родителей на охоте, когда ездил в Африку. Малышка была такой же, как и мама: легкой, худенькой и неразговорчивой. Она смеялась, как Морган, звонко и тихо. Любила разводить цветы в своем маленьком садике и играть с семейным спаниелем Самсоном. Она была счастлива, не зная своего странного прошлого.***
Морган умерла в сорок два года. Внезапная вспышка гриппа охватила северную часть Нью-Йорка и девушка не выдержала из-за осложнений. Она больше не слышала об Эдвиж, о ее любви и были ли у нее дети. На похоронах были единицы. Эдвиж приехала, упустив важную сделку. Ее солнышко кричало, не хотело отпускать ее, но та не слушала, лишь бежала в порт, на ходу доставая деньги на билет. Она примчалась ровно в срок. Бежала, не разбирая дороги, брала такси и ехала за город к особняку, где жила семья Котридж. В тот день ветер сильно шевелил деревья. Кустики были, точно живые, в которых ветер завывал, напевая свои странные мелодии. Озерцо недалеко от особняка рябило в глазах, покрываясь маленькими острыми волнами, прибывающих к берегу часто-часто. То и дело в глаза летели цепкие осенние листики. На заднем дворе уже стояло несколько человек. То были мистер Котридж и Лу - дочь, найденная отцом. Не было никого, лишь семья. Эдвиж не дошла до могилы, она остановилась на обочине и поглядела вперед: никто не плакал. Тишина. Она думала секунд десять, после чего зашагала по шоссе прочь.