***
Стрелы сбили все фигуры без единого промаха, но Сойке не сказать, что от этого шибко полегчало. Наоборот, злость вновь пробудилась от неспокойного сна, когтями начала драть сознание, настаивая, чтобы её покормили. Есть. Да, сейчас уже время обеда, и Китнисс хочет есть. Этот процесс способен утихомирить разбушевавшиеся чувства на небольшой промежуток времени. Осталось переодеться перед обедом в нечто более свежее, чем пропахшая потом тренировочная майка. Девушка неспешно последовала к раздевалке, попутно вспоминая о том, что вообще заставляет её посещать эти занятия. О маме, о Прим… о Пите, чью жизнь, вопреки всему, она спасет во время кровавой бойни. Нет, лучше ни о чём не думать, иначе можно сойти с ума. Погруженная в мысли, а вернее в попытку не погружаться в них, Китнисс, ничего не замечая перед собой, дошла до раздевалки, с грубым звонким щелчком распахнула шкафчик, достала оттуда слегка помявшиеся вещи. Она начала стягивать с себя майку, когда поток её неразборчивых раздумий прервал чей-то притворный кашель. Удивительно, обычно в это время все трибуты сидят за столом и поедают предоставленную Капитолием пищу. - Тебя не учили стучать, прежде чем куда-нибудь вламываться? - поинтересовалась Джоанна, даже не пытаясь прикрыться и не испытывая ни капельки стыда. - Однако, разрешаю полюбоваться, - жестом она показала на своё нагое тело. - Как я заметила, тебе это очень нравится, прям глаз от моей груди оторвать не можешь. - Пошла ты… - проскрипела сквозь зубы Сойка, швыряя вещи обратно в шкафчик. Китнисс пулей выскочила из раздевалки, забыв про переодевание, про голод, да и вообще про всё на белом свете. Желание как следует наподдать этой наглой суке сковало руки, превратив ладони в напряженные кулаки. Но закон есть закон, раньше Игр трибуты драться не смеют. Эвердин находится ровно в дюйме от черты, за которой ей будет глубоко плевать на уставы капитолийцев, но пока что здравый смысл удерживает её в своих силках, не давая совершать глупости. Не считая быстро пролетевшего часа, что Китнисс провела вместе с морфлингистом в секции маскировки, учась у него искусству скрытности, остальное время она провела в секции стрельбы. Снова и снова стрелы убивали графические фигуры, напоминая, что через несколько дней Эвердин должна будет пронзать не компьютерные модели, а живую плоть. Этот процесс успокаивал Китнисс, но в то же время вселял противную горечь в часто бьющееся сердце. Возможно, ей пора передохнуть от стрельбы. Несколько минут изучая длинные коридоры, Китнисс наугад завернула в одну из секций, искренне надеясь, что она будет пустовать. Скалолазание. Даже инструктор от скуки куда-то удалился, голоса трибутов слышны далеко-далеко, значит, покой уставшей Сойки вряд ли нарушат. Она утирает капельки пота со лба, облегченно вздыхая перед тем, как подсоединить себя к страховке и начать восхождение по маленьким пластиковым уступам вверх. Лазать по деревьям, как оказалось, намного легче, чем по этим чёртовым штуковинам. Первые два метра Китнисс преодолела почти молниеносно, но дальше все чаще стопорилась, соскальзывала, пару раз и вовсе чуть не канула вниз. Сделав небольшую передышку после десяти минут лазанья, Сойка услышала внизу шум, но решила не оборачиваться. Плевать, кто там, сейчас важнее лезть дальше и не упасть. Щёлк. Звук застегнувшейся страховки. Стена рассчитана человек на пять, не меньше, кто-то на свой страх и риск решил разделить секцию с изнеможенной тренировками Эвердин. Это её ой как не обрадовало. Пот стекает по лицу и рукам, силы медленно покидают тело. От некогда казавшегося приятным запаха краски, царящего в помещении, слегка мутит. Голод дает о себе знать, желудок недовольно урчит, требуя пищи. Китнисс вот-вот сорвётся, повиснет на страховке, словно марионетка. Пальцы соскальзывают с маленького уступа, готовясь смириться с идеей позорного поражения, но тут чья-то рука нагло хватает Эвердин за ногу, больно, оставляя красные следы от ногтей. От неожиданности та, вопреки логике, крепче ухватывается за выступ, подтягивается на следующую ступень. «Кто-то» чуть ниже смеется, сбивая этим и без того неровное дыхание. Затем тишина. Снова звук чужого дыхания. Китнисс наконец решается посмотреть на нарушителя спокойствия. Конечно. Она. Кто же ещё. Ну, хотя бы одетая… - Что… не можешь удержаться… Эвердин? – спрашивает «кто-то», совершая паузы, чтобы отдышаться. – Во всех смыслах этого слова. Китнисс поджимает губы, отвечает ледяным взглядом, отворачивается, стараясь не замечать нежеланную соседку. Молчание нарушается обоюдным кряхтением и редкими насмешками Мэйсон, остающимися без ответа. Но внутри спокойной, как море во время штиля, Эвердин горит пожар, а Джоанна подбрасывает туда дрова. Их руки соприкасаются, пытаясь ухватиться за один и тот же уступ. Сойка теряет равновесие, поскальзывается, ощущает состояние полета. Она умрёт. Расшибется, погибнет, а Пит останется без защиты. Трос натянулся, страховка исправно сработала, как и следовало ожидать. - Я – царь горы, Китнисс! – кричит ей Джоанна, уже почти добравшаяся до самого верха стенки.***
Ещё не успокоившиеся пары влаги приветливо соприкасаются с покрытой потом кожей, от одного этого ощущения Китнисс блаженно охает. Проведя после неудачного падения еще полчаса в секции стрельбы, она поняла, что еще чуть-чуть, и организм развалится от усталости. Камнем приземлившись на скамейку, Сойка скинула с себя всю одежду, рассчитывая, что в такое позднее время все трибуты уже давно ушли на этажи родных Дистриктов, ведь тренеры и партнеры для спаррингов благополучно разошлись по домам, значит делать тут нечего и для профи, и для всех остальных. Шум воды в одной из кабинок сыграл финальный аккорд на расшатанных нервах Сойки. Китнисс, зная, кого там увидит, резко встает, позабыв напрочь об усталости и голоде, шагает к душевым. Эмоциям нужен выплеск, иначе лопнет сосуд сознания. Стеклянная дверь распахивается, грозя разлететься на миллион осколков. Эвердин хватает Джоанну за бледное горло, словно в бреду, не осознавая происходящее в полной мере. Кричит обвинения в её адрес, дергает за мокрые волосы, царапает изукрашенными капитолийским лаком ногтями кожу. Мэйсон шипит от боли, резко толкает Китнисс обратно в открытый проем. Вся усталость возвращается, безумие отпускает из безбожных лап. Сойка оседает на прохладный кафель, отдаваясь потокам теплой воды, захлестнувшим изможденное тело. Джоанна наклоняется рядом, поддаваясь непонятному порыву, сначала дает ей пощечину, потом грубо целует, прикусывая губы, проводя языком по выровненным стоматологами зубам Китнисс. Теплая вода и прохладная плитка создают странный, но приятный контраст к разгоряченным усталостью и возбуждением телам. Эвердин неуклюже отвечает на поцелуй, расходуя на это последние силы, проводит руками по выпирающим ключицам, по упругой груди Мэйсон, лаская пальцами чувствительные зоны. Сойка ловит её стон, ощущает, как ловкие пальцы Джоанны мягко, по-хозяйски поглаживают внутреннюю сторону бедер. Волна наслаждения вдарила в голову, когда Мэйсон начала ласкать руками её жар. Китнисс расслабилась настолько, что почти полностью осела на пол. Её уже не заботило, как громко она стонет и почему вообще это делает. Сладостная дрожь сотрясает хрупкое тело, Сойка жадно приникает к губам Джоанны, та кусает их чуть ли не в кровь, показывая, кто здесь главный, однако Эвердин уже не чувствует внутри никакой энергии, лишь безвольно потакает движением своей соблазнительницы. Заметив отсутствие инициативы, Джоанна помогает Китнисс встать, доводит Эвердин до скамейки и, вытирая мокрое тело победительницы 74х Игр, усмехается. Закончив с этим, Мэйсон укутывает сонную девушку в полотенца и уходит, на прощанье чмокнув обессиленную Китнисс в желанные, покрытые влагой губы.***
Сойка пришла в час ночи, никому ничего не объяснив. Смела всё, что осталось от ужина, а потом легла спать, бесцеремонно игнорируя замечания Эффи, ор Хеймитча и возгласы Пита. Этой ночью ей придется переварить не только еду, но и огромный комок запутанных мыслей.