nothing else matters.

Конец подкрался незаметно, в лучших традициях штампованных боевиков. Мгновение – и Землю накрыло серым куполом с запахом мокрого пепла и смерти. На столах в ресторанчиках быстрого питания остались недоеденные промасленные пакеты с картошкой и стаканчики с колой, остатками которой работники обычно чистили посуду и матовый кафель на кухне. Это даже не история – так, обрывочные рассуждения и стандартные фразы, накарябанные гелевой, подтекающей ручкой на полях старого учебника. Листы кое-где обуглились, пожелтели, на странице номер семьдесят два можно заметить круглый отпечаток от чашки. Видимо, автор не слишком жаловал алгебру. Хотя, покажите мне человека, который жалует алгебру. Это, наверное, слишком странно – еще вчера ты, обыкновенный американский раздолбай за рулем древней тачки, разъезжал по стране вместе с младшим братом, между спасением жизней просаживал ворованные деньги в барах и снимал каждую ночь новую девчонку. Это, наверное, странно – потом тебе на голову, словно ком снега с покачнувшейся от ветра ветки дерева, падает ангел. Падает, снегом засыпаясь за шиворот, в карманы и в сердце. Бежевый плащ, синий галстук, растрепанные волосы и бирюзовые глаза, проникающие куда-то вглубь, вынимающие душу и выворачивающие сердце наизнанку, равняются целому миру. Он, будто само спасение, появился из ниоткуда и заменил собой нашу насквозь прогнившую реальность. Ты не хочешь быть здесь. Где угодно, только не здесь. Прекрати затыкать уши и закрывать глаза, ничего не изменится. Глупый-глупый мир со своими глупыми-глупыми чувствамиэмоциямимыслями оказался на самом краю. Один неверный шаг – и он перевернется, как огромная тарелка с супом, опрокинутая рыдающим, розовощеким, пухлым младенцем. Мамочка прижмет его к груди, а он на своем никому не понятном младенческом языке пошлет ее на хуй. Ты в лепешку расшибался, чтобы доказать своему ангелу всю красоту нашей пресловутой реальности, но в итоге сам себя загнал в мышеловку. На дворе 2014, и ты больше не Дин с огромными щенячьими глазами и огромной любовью внутри – как бы не расплескать. На дворе 2014, и теперь ты Дин с огромной ответственностью на плечах, с чувствами выпотрошенными, выблеванными, вытекшими с кровью и потом. Каждый день приносит нам что-то новое. На дворе все тот же гребанный 2014, и твой Кастиэль из чистого, искрящегося родника превратился в мутное, затуманенное дымом ароматных палочек, пропитанное горечью сигарет/наркотиков и теплым, вязким привкусом алкоголя, озеро. Чувства, кажется, поросли мхом, и иногда Дин думает, что их и не было вовсе. Когда Кастиэль приходит, Дину отчаянно хочется кричать, плеваться и зубами рвать то, что стало с его человеком-ангелом-любовью-миром. Кастиэль неловко тычется в плечо, руками холодными, как лед, забирается под футболку, шепчет что-то о вместе, навсегда. От него пахнет потерями, табаком и виски, его поцелуи оставляют на губах медный кровавый привкус. Он просит Дина напеть ему Nothing Else Matters. Наше доверие друг другу вечно, А остальное неважно. Дин впивается губами, прижимает к стенке, жадно целует в шею. Дин пытается почувствовать хоть что-то, расстегивая рубашку и проводя языком по груди Кастиэля. Дин надеется на то, что когда-нибудь сможет стать прежним. Он надеется на то, что помощь придет от голубоглазого человека-ангела-любви-мира, который сейчас запрокидывает голову с блаженной улыбкой на лице. Дин пытается почувствовать. Правда, пытается. Когда Кастиэль уходит (Дин знает куда, зачем, почему, но не пытается остановить), Дин с силой сдавливает рану на предплечье, чтобы убедиться в том, что это не сон. Это не сон, это по-прежнему отвратительный 2014, год, который заставил мужчину потерять все. Охота превратилась в гонку на выживание. Семейный бизнес порос могильной травой и стал отдаленно напоминать гребанные «Голодные игры», где либо ты, либо тебя. Дин отчаянно пытается почувствовать что-то в тот момент, когда всаживает свинцовую, тяжелую пулю прямо в голову зараженного мальчишки. Дин хоронит его в лагере, за зданием старой базы, кладет в ногах могилки маленький букетик из желтых, глянцевых цветочков «куриной слепоты», открывает бутылку виски и делает шумный глоток. Ангелы, демоны, черт бы их побрал! – вот бы сидеть сейчас в придорожной кафешке, сжимать тонкие пальцы Кастиэля под столом, пить пиво и стараться не обращать внимания на закатывающего глаза Сэма, которому вся эта прилюдная романтика никогда не доставляла особого удовольствия. Вечером Кас снова приходит – обдолбанный, еще более слабый и сломленный, чем обычно. Он оставляет пару следов на шее Винчестера, заглядывает в глаза, обнимает крепко, обхватывая плечи чуть дрожащими руками. Кастиэль тихим шепотом предлагает пойти посмотреть на звезды. Дин, кажется, чувствует. Мы близко друг к другу независимо от расстояния. Эти слова не могли бы быть более искренними. Наше доверие друг другу вечно, А остальное неважно. На улице по-прежнему пропахший кровью и порохом, холодный и склизкий 2014, но ведь ты можешь все изменить, если чувствуешь. Если у тебя есть свой человек-ангел-любовь-мир.