Накипь

       В столь раннее утро было невозможно даже услышать шорохи, которые извечно слышались отовсюду: из кладовой и из-под пола, шкафов и буфетов, и даже потолков. Потёмки скрывали броские предметы. Никто не сновал из стороны в сторону, как то бывало по обыкновению. От этого и без того укромная комната становилась уютной.       Ноэ свободно расселся на стуле, время от времени нервно подёргивая ногой. Уснуть было невозможно, и такая перспектива, как день. уже не казалась столь заманчивой. Вновь работа и всеобщее раздражение, скрытое за равнодушием, а иногда и вовсе не скрытое. От таких круговоротов быстро устаёшь от жизни. Однако, в полотне, чёрном как смоль, мелькнула тонкая белая полоса. Оливер Твист. По убеждению Ноэ, взять этого оборванца из работного дома было самым разумным решением мистера Сауербери, впрочем, Клейпол предпочёл бы об этом умалчивать, невзирая на характер, который просто не сочетается с этим словом. Помощник подмастерья, а вернее - его новая игрушка, щенок на коротком поводке, который не умел толком показывать ещё незаострённые зубки, целиком и полностью облегчал жизнь Клейпола. С каждым днём мысли о такой вещи, как работа, стараниями сироты утекали всё дальше и дальше. Теперь, такие вольности, как безделье, всё чаще сходили с рук.       Но и в голове недалёкого Ноэ должны ведь родиться новые мысли?.. Чем дольше он думал, тем больше подкипала ненависть. Ненависть ко всему: к мягкотелому Сауербери и его упрямой жене, к мрачному бидлу, который позволял себе уж больно часто наведываться к оборванцу Оливеру и к... Шарлотт. Ноэ люто ненавидел один её тонкий силуэт, возникающий в мыслях, ибо возникал он до неприличия часто. В такие вот моменты, когда делать нечего. И во снах... когда лицо казалось ещё милее, голос мелодичнее, а улыбка ещё ярче. Образы из сновидений, словно клеймо выжигались в памяти, оседали на дно сознания и преследовали подобно чарам. И мысль о чарах по-настоящему стала навязчивой. При каждой встрече хотелось выплюнуть ей в лицо "Ведьма!", однако заглянув в то самое, столь ненавистное лико, слова возвращались туда, откуда пришли и до скорой поры не возвращались. Жутко хотелось скрипеть зубами, ломать мебель, и наконец-то дать пинок этому бездарному Оливеру! Но вместо того он, глупо улыбаясь, пытался сказать нечто умное, угодить. В ответ та самая улыбка из снов, но робкое и томительное молчание. Противоречия, злость, легкомысленность, бессонница. Всё выбивало из колеи. В очередной раз, сооружая новый гроб, подмастерье вместо гвоздя молотком вбивал пальцы. Поданный горячий чай, стоящий на столе, время от времени разливался, то на самого Ноэ, то на ни в чём неповинную мебель, а всё из-за того, что он в очередной раз засмотрелся на юную служанку. И когда пред Твистом она ставила очередную чашу с объедками, вместо равнодушия, которое должен был сопроводить этот никчёмный жест, Ноэ кипятился.       Послышались шаги и какой-то стук. Об обладателе столь мягкой и расторопной походке было догадаться проще простого. Шарлотт. Но стуки?.. Неужели вновь возятся мыши? Клейпол эту догадку откинул и к ней больше не возвращался. Хотя и то было очевидным. Столь надоедливо могла лишь пульсировать вскипевшая кровь в висках. Дверь тихо скрипнула, на кухню вошла Шарлотт. Дверь за ней столь же тихо захлопнулась, как и открылась. Ноэ не хотел признавать, что до безумия боится бросить хотя бы взгляд в её сторону, что всё внутри вновь взбурлит, и несдерживаемые порывы злости охватят его. Но ещё больше он боялся, что это окажется вовсе не злостью... – Доброе утро, – Устало и без фальши. Спектакль начинал наскучивать не только Шарлотте, но и ему самому. Не хотелось лезть из кожи вон, чтобы увидеть немое одобрение или услышать приятный голос вновь. – Доброе, – Согласилась Шарлотт. Пульсирующая в висках кровь ускорила темп. Челюсть сводило и зубы стучали. Его широкие плечи безвольно опустились, будто бы ослабли мышцы.       "Да что это, чёрт возьми, происходит?!"