Подвал.

      Посреди клетки лежит бледное и тощее тело. Прутья впиваются в рёбра, на губах - кровавые разводы слюны, синяки и ссадины рассеяны по всей коже. Это тело – моё. Такой я валяюсь не день и не два. Около двух месяцев. Точно не помню, я давно уже здесь заперт. Часто приходит парень и предлагает мне еду. От помоев до королевского пиршества. Смотря, какое настроение. Не есть я не могу, поэтому с отвращением принимаю у него пищу, а когда он уходит, то с жадностью, как свинья, набиваю своё брюхо до отвала.       Сегодня какой-то особенный день. Этот урод, принеся мне еду, сел рядом и стал наблюдать. Я не притронулся к еде, а только глядел на него, что бы разобрать хоть какие-то черты лица. Тусклый, пляшущий свет зажигалки на мгновение осветил мое место заключения, ослепив на секунду и лишив меня возможности увидеть хоть что-то вообще. Проморгавшись, я заметил круглое небольшое пятно красноватого света. Мне в лёгкие потихоньку заползал никотиновый дым, и я начал кашлять, что бы хоть как то избавиться от него. Красный огонек юркнул вниз и перестал существовать. Мой похититель кашлянул так, что я вздрогнул и чуть не свалился на спину, а если бы я свалился, то не смог бы и подняться. Мои руки редко можно запечатлить развязанными, поэтому я их уже почти не чувствую.       - Привет, Ник.       Голос неожиданно приятный, но какой-то злой. Прокуренный. Я в панике пытаюсь найти его глаза, но вижу лишь отдельные части тела. Что угодно, но только не голову. Она будто покрыта тёмной пеленой загадки и страха, которую я не могу ни отодвинуть, ни сдуть. Молчание с моей стороны и тихий смешок с его. Это все звуки здесь, кроме топота ног крыс и шуршания тараканов за моей спиной.       - Знаешь, сколько ты уже здесь пребываешь? Три месяца. А знаешь где ты вообще? Ты в подвале, Ник. Почему я почти не развязываю тебе руки? Ты очень проворный, выносливый и быстрый. Я знаю это. А ещё ты, видимо, не переносишь табак. Даже самый никакой.       Он встает и подает мне руку. Она грязная и немного костлявая, но ногти были идеально подточенны. Это меня больше всего и пугало. Почему он ухаживает только за ногтями? Он втягивает носом воздух, подтягивает руку обратно к себе и пытается придать ей более опрятный вид. Я бы и сам мог подняться, да вот не задача. Я всегда сижу на привязи, которая не дает мне сделать этого, поэтому почти не работаю ногами. Вот они и «отказали». Он отцепил меня, как только зашёл, потому что знал, что я не смогу передвигать конечностями. Минут через шесть он снова протянул мне свои «кости» со словами: «Так лучше?» Я, еле-еле вложив свою ладонь в его «доску» с пальцами, попытался подняться. Голову пронзила острая боль, тело затряслось, а ноги будто совсем исчезли. Единственное, что удерживало меня в тот момент, это его рука.       - Больно что-нибудь?       - Нет,- тихо отвечаю я. Меня тянут вверх, потом резко отпускают и до того как я падаю, начинаю чувствовать руки, которые поднимают меня снова. Он прижимает меня к себе и я ощущаю, как сильно бьется его сердце. Грудная клетка медленно поднимается и так же опускается. Его шаги, широкие и громоздкие, раздаются эхом. Вдруг он останавливается. Через минуту он отхаркивается и спрашивает:       - Закроешь глаза или предпочитаешь их сжечь?       - Если там что-то страшное, то сжечь, - боязливо шепчу я. В ответ он лишь смеется. Звонко и по-доброму.       - Закрой глаза, пожалуйста. Я повинуюсь ему. Слышно скрип открывающейся двери, в нос залетает чудный запах шоколада, кожу обволакивает тепло. Кто-то посторонний медленно идёт, напевая весёлую песенку.