Приятные воспоминания

- Я тоже ничего не вспомню, так что ты можешь мне сказать, - немного грустно начал Десятый Доктор, когда они остались вдвоем. - Что сказать? - с непониманием спросил Одиннадцатый, хотя, где-то в глубине души он догадывался, о чем идет речь. Это не давало спокойно засыпать ему ночами. Воспоминания, слишком четкие, часто возникали в уставшем сознании. - Что ты такое знаешь, о чем так старательно молчишь? - От тебя ничего не скрыть, - с улыбкой заметил он. - Но ведь я - это ты, мы гении, у нас не может быть секретов друг от друга. А Доктор и не стал бы делать это секретом, с радостью бы выдал все, будь он хотя бы на 50 процентов уверен в том, что Десятый все правильно поймет. Дело в том, что тот просто не помнит ничего… Это произошло в их последнюю встречу, тогда Десятый Доктор наотрез отказывался уходить. Миру не угрожала совершенно никакая опасность, и им уже пора было распрощаться, но он вдруг заупрямился. Одиннадцатый не стал возражать, в конце концов, ему никогда не мешал он сам. Доктору очень интересно было наблюдать за своими же привычками, сейчас от многих ему все же удалось избавиться. Однако одна всегда поражала его больше остальных. Он узнал о ней однажды утром, когда его временный житель встал с кровати. Десятый Доктор сначала долго потягивался, вытягиваясь в струнку, а потом вдруг буркнул "Доброе утро" и тут же добавил "Спасибо". Одиннадцатый так и остался сидеть с открытым ртом, а во время завтрака осторожно поинтересовался: - Что это было? - Утреннее приветствие, - намазывая масло на хлеб, ответил тот. - Самому себе? - Ну да, проживая в одиночестве и не такое можно придумать Опасаться самого себя было бы странно, но не признать тот факт, что они, кажется, оба чокнутые на всю голову, нельзя. И пусть очень страдало его личное пространство, но Одиннадцатый тайно осознавал: засыпать и просыпаться с кем-то родным в кровати довольно приятно, и совершенно неважно даже то, что всю ночь во сне они складывают друг на друга ноги и руки. Десятому Доктору не нравилось то, что Одиннадцатый всегда и везде ходил за ним по пятам, да еще и с таким восторженным видом, будто увидел что-то совершенно новое, ему бы еще лупу или микроскоп в руки и, желательно, Доктора. На столе. Десятый идет в душ - другой Доктор за ним. Завтракают вместе, обедают и ужинают тоже, даже книги в библиотеке один читает, а другой наблюдает, будто боится, что он что-нибудь стащит. - Как ты это делаешь?!- воскликнул Одиннадцатый Доктор. Они сидели на улице, прямо на мягкой траве посреди поля и смотрели на звезды. Десятый сосредоточенно что-то шептал и загадочно улыбался, а синеву неба рассекала падающая звезда. - Это последняя, загадывай сейчас, только быстро, ты должен успеть до того, как она упадет. И он верил ему, так по-детски наивно, загадывал желание, которое так потом и не сбылось. Возможно, тот его обманывал, и звезды падали сами, но ему нравилось думать, что нет, что Десятый действительно непревзойденный гений. Как-то они остановились в горах, там кругом лежал снег, и погода была не из лучших, но Одиннадцатому нравилось, он из-за упрямства не стал возвращаться или искать другое место, просто хотелось немного порезвиться здесь с Доктором, на воле. Десятый ходил недовольный, нахохлившийся, за что и получил мокрым увесистым снежком в спину. Он медленно обернулся с видом коршуна, нападающего на мышь: - Что это сей... И не успел договорить, как уже второй снежок попал ему прямо в лицо. Доктор скривился, протер глаза и загреб обе ладошки снега. - Ну, держись, сейчас получишь, - процедил он сквозь зубы. Одиннадцатый ловко увернулся от летящего в него белого комочка и напал на обидчика, повалив его в снег. Десятый хотел было возразить, но не мог, Доктор вдруг неожиданно прижал его к холодной, мокрой земле своим телом. Самое время было бы весело рассмеяться и обратить все в шутку, потому что Одиннадцатый находился непозволительно близко. "Ничего же не будет, если я просто поцелую себя?" - подумал он. Это давно уже интересовало его, манило, хотелось рискнуть, наконец, и попробовать. Одиннадцатый внимательно, даже серьезно посмотрел в его глаза, они были чуть моложе, чем собственные, но, несомненно, точно такие же, глубокие, скрывающие правду и прячущие боль. Затем он скользнул взглядом по плотно сжатым губам, посиневшим на этом жутком холоде. Десятый шумно вздохнул и вопросительно взглянул на него. Доктор подался вперед и накрыл его губы своими. Наконец-то он узнал его вкус, ощутил полностью, что значит целовать самого себя. Это было чертовски приятно, и пусть Десятый смотрел на него большими от удивления глазами, Одиннадцатый Доктор готов был поклясться, что ему тоже нравится. И было не совсем понятно: холодный воздух проникал в легкие и мешал свободно дышать, или во всем виноваты были горячие поцелуи Доктора, отбирающие кислород? Одиннадцатый оторвался от него лишь только тогда, когда почувствовал, как Десятый упирается ладонями ему в грудь. - Ты..,- он задыхался, явно не зная, что сказать. - Шутка, - с трудом ответил Доктор и, поднявшись на ноги, помог встать и ему. - Смешно,- дрожа всем телом то ли от холода, то ли от непонятных эмоций, вдруг нахлынувших на его сознание, серьезно произнес Десятый. До вечера они не разговаривали, Десятый закрылся в библиотеке, а Одиннадцатый вышел немного прогуляться. Было уже совсем поздно, Десятый Доктор сидел в глубоком кресле в библиотеке и рассеянно листал страницы какой-то книги. Вдруг неожиданно со скрипом открылась дверь, пропуская вперед Одиннадцатого. Он медленно подошел к своей прошлой версии и осторожно поставил на подлокотник чашку с горячим кофе, от которого вверх поднимался ароматный пар. - Будешь? - невинно спросил Доктор в знак примирения, хотя, они, вроде, и не ссорились. - Спасибо, - хриплым голосом ответил Доктор, все так же уткнувшись в книжку, но, не разбирая в ней ни строчки, потому что сейчас рядом с ним, совсем близко стоял предмет его странных, неподдающихся никаким объяснениям мыслей. Разбираться сейчас не хотелось обоим, но, пожалуй, Десятому все же хотелось задать этот животрепещущий вопрос: "Что это было?" пугало то, что поцелуй больше напоминал очередной сумасшедший эксперимент Одиннадцатого, но вот только Доктору не хотелось становиться подопытным. - Пей, пока горячий, - заботливо советует тот, и он повинуется, дрожащими пальцами берет чашку и отхлебывает немного. Кофе обжигает язык, и Десятый спешит проглотить горячую жидкость. Чашка выскальзывает из рук и с жалобным "звяк" разбивается на осколки, оставляя мокрое коричневое пятно на ковре. - Ты чего? Все в порядке? Глаза Доктора блестят нездоровым блеском, Десятому нравятся его глаза, и губы, и, как же сложно признаться, поцелуи. Поэтому он уповает на излишнюю сообразительность Доктора и надеется, что тот сможет каким-то образом прочитать его мысли и сделать то, что он хочет. Одиннадцатому все понятно без слов, это пробуждает в нем большой интерес. В голове колокольчиком звенит вопрос: "А каково это, любить себя?". Любить, разумеется, во всех смыслах и "в постели" тоже входит сюда. Десятому Доктору уже хочется, наконец, что-нибудь ответить ему или съязвить - не важно. Но совершенно все перестает иметь значение, когда он берет его за запястья, сжимая своими длинными пальцами, и заглядывает в глаза. Десятый вжимается в спинку кресла, невольно дергает руками, пытаясь освободиться, но Одиннадцатый не отпускает, а лишь улыбается, взглядом задавая немой вопрос. Доктор кивает и тут же чувствует сухие горячие губы на своих. Тихий стон вырывается из его груди, а в мозгу уже вовсю идет представление, как он мог бы отдаваться ему на большой кровати. Обожженный язык становится более чувствительным, и Десятый закрывает глаза, отвечая на поцелуй самого же себя. Недаром Одиннадцатый называл его Мистером Спичкой - Десятый тощий, с выпирающими тазобедренными косточками, острыми локтями, коленками и ключицами. Это нравится Доктору, он уделяет внимание всему и по отдельности в процессе раздевания. Тому лишь остается все так же тихо постанывать, цепляясь пальцами за его плечи. В кресле вряд ли удобно заниматься любовью, сейчас не лучший момент для проверки, поэтому оба оказываются на мягком ковре. Десятый жалобно всхлипывает, совсем, как ребенок, когда один палец с трудом проникает в него, и Доктор, растягивая его, думает: "Будет трудно", а вслух ласково произносит: - Давай, мой хороший, расслабься, тебе понравится. Он знает, как эти слова действуют на него, но тот не может никак расслабиться, приподнимается на локтях, разводит ноги чуть шире. И пусть, он величайший в мире гений, не раз спасавший мир, Десятый Доктор почему-то банально боится. Как они и думали, проникновение выходит весьма болезненным, несчастный громко стонет, а Одиннадцатому ничего не остается, кроме как обнять его одной рукой за талию, удерживая на месте. А потом уже ничего не остается, кроме плавных, нежных движений бедрами, несильных толчков и не прикрытого ничем удовольствия, настолько яркого, что Десятый кричит, кончая. Они падают обессилено на пол, вспотевшие, но совершенно счастливые, обнимают друг друга, понимая, что являются самыми отвязными в мире эгоистами, потому что безумно любят себя. - Ну так что, ты скажешь?- немного нервно спрашивает Доктор. Одиннадцатый с трудом возвращается в реальность из приятных воспоминаний, смотрит несколько секунд на Десятого, а затем, недолго думая, подходит и целует его. Он знает, сейчас этого вполне достаточно, чтобы все вспомнить...