Счастье, заботы и выбор

Когда медное рассветное солнце восстаёт из ночного плена и касается земли тёплыми янтарными лучами, наступает новый день. Вместе с ним, задорно улыбаясь, приходит счастье. Пушистые облака лениво скользят по безбрежному небу, устилая бирюзово-серую высь тонким пуховым покрывалом. Бескрайняя горная даль живёт, сияет, мерцает в золоте, льющемся с небес, прозрачные тени играют в шёлке молодой травы. Белокурые волосы счастья тоже отливают золотом в свете солнца, а радостный смех звенит колокольчиком, растворяясь в потоках тёплого ветра. Астрид что-то тихо бормочет, заплетая медно-рыжую прядь на затылке в тонкую забавную косичку. Намереваясь сделать вторую, зажимает между подушечками пальцев ещё один локон. И, пока она с сосредоточенным видом слушает и кивает в ответ пространному монологу Иккинга, подвижные пальцы случайно запутываются в непослушных волосах. Девушка машинально отдергивает руку назад и тут же неловко замирает, будто в знак извинения за короткое чувство боли. Юноша упорно молчит, принимая еще более равнодушный вид. Пускай и твердо уверенный в том, что ему не идут косички, он всё равно не смеет даже пошевелить головой или пытаться как-то иначе выразить свой протест. Потому что его счастье смотрит таким ясным взглядом, что всякая твердость становится призрачной, невидимой, а после и вовсе куда-то улетучивается, подобно туманной дымке. Здесь, на одинокой холмистой равнине, они разговаривают долго-долго, вплоть до того времени, когда солнце уже уходит в полуденный зенит. Давно пора бы вернуться домой, но… - Отец слишком многого ждет от меня, - беспокойно произносит Иккинг. – Я понимаю - вскоре мне придется взять на себя его обязанности. Ну, сама знаешь, защищать свой народ, поддерживать порядок внутри племени и прочая лабуда, - нервный порывистый смешок вырывается сам по себе. - Только вот я… С языка едва не слетает постыдное «не хочу, не могу, не готов». - Не знаю… Тонкие бесцветные губы еле заметно дрожат, выражение худого щетинистого лица напряжено и серьёзно. Юноша чувствует себя прежним пятнадцатилетним мальчишкой, который заплутал однажды где-то в неопределённости. Вот и сейчас она будто висит под ним глубокой пропастью: с одной стороны спасительной дланью были собственные желания и стремления, с другой - обязательная необходимость. Он осознавал и ненавидел это смятение внутри себя. Оно давило и угнетало, отравляло душу горьким чувством, будто что-то в этой жизни…потеряно. - Ничего… - спокойный сдержанный шепот, чем-то схожий с шелестом листвы, распускает клубок из спутанных мыслей неспешно и тягуче. Теплая успокаивающая улыбка Астрид мимолетна, но, заметив ее, Иккинг невольно хочет улыбнуться в ответ, несмотря на тревогу внутри. - То, что ты ищешь, - узкая ладонь в перчатке прикасается к груди юноши, отчего у того где-то глубоко зарождается еще одно странное чувство, только в этот раз на удивление ласковое и трепещущее, – вот здесь. Парень поднимает взгляд, и в серо-голубой радужке её глаз ему видится мягкое, живое сияние солнечных бликов и отражение собственного лица. Губы у Астрид тоже мягкие, пухлые, изогнутые в легкой усмешке даже во время долгого опьяняющего поцелуя. Иккинг чувствует, как мысли становятся почти невесомыми, тянутся все медленнее, а вторая косичка мгновенно расплетается, лишь стоит тонким прохладным пальцам отпустить её, зарывшись в темных колючих волосах. Немного досадно, но ведь её можно будет и переплести, так? В любом случае он обязательно позволит Астрид это сделать. Даже если искренне уверен в том, что косички ему совсем-совсем не идут. - Да. Пожалуй, ты права. И, может быть, пока юноша не до конца понимает истинный смысл слов своей любимой, он верит ей. Потому что кое-что знает точно: она останется с ним до конца, а потому никогда не даст себе соврать. А ещё - потому что трудно не поверить своему счастью, смотрящему сквозь полуприкрытые веки лазоревыми искорками глаз.