Welcome to The Death City Cafe, Star

      Грязно-фиолетовые облака угрюмо нависали над ночным Токио. Хлопья снега, лениво кружась, падали на землю, покрывая мокрый асфальт белым рваным полотном.       Блэк Стар, нахмурившись, в очередной раз отряхнул волосы от снега и поправил наушники. Вдруг одна резвая снежинка спикировала ему прямо в нос, заставив чихнуть. Блэк Стар недовольно почесал пострадавшую часть тела и сделал музыку громче, ускоряя шаг. Несмотря на почти плюсовую температуру, было зябко.       Рокот гитары, басы и ударные наконец стали заглушать рождественский хор и людские разговоры. Раздражение немного утихло, хотя все эти режущие глаз гирлянды и увешанные всяким барахлом безвинно умерщвлённые ели, как и прочая праздничная требуха, его успели порядком утомить.       Блэк Стар ненавидел Рождество. Глупый европейский праздник, никогда не приводящий ни к чему хорошему.       Тряхнув головой, избавляясь от непрошеных мыслей, он свернул с центральной, слишком людной улицы, мечтая лишь о тихом укромном кафе или баре, куда бы не проникала эпидемия рождественского безумия.       И, похоже, кто-то там, наверху, услышал его, потому что уже через десять минут он наткнулся блуждающим взглядом на довольно причудливую вывеску. «The Death City Cafe». Кафе «Город Смерти». Изящные белые буквы на черном фоне соседствовали со странного вида черепом, в котором и череп-то угадывался не сразу. Однако не это привлекло внимание Стара: сквозь большие окна была видна уютная обстановка и — самое главное! — практически полное отсутствие праздничной атрибутики. Скромная искусственная елочка на подоконнике и неяркая электрическая гирлянда смотрелись вполне неплохо.       Спустя секунды колебаний Блэк Стар направился прямиком ко входу.       Внутри кафе оказалось еще лучше, чем снаружи. Первым, что бросалось в глаза, было разделение на две условные зоны. «Дневная» — зона, собственно, ресторана. Здесь главной деталью интерьера был желтый скалящийся шар с шипами-лучами во всю стену, видимо, символизирующий солнце; на голубом фоне проплывали забавные белые завитушки-облака. Также имелось много декоративных безделушек на полках и небольшой стеллаж с книгами. «Ночная» же половина была в черно-фиолетово-оранжевых тонах; главный элемент, безумный носатый полумесяц, расплылся в жутковатой улыбке. Здесь же располагалась барная стойка. Бармен, — невысокая блондинка с собранными в хвост волосами, в черной форменной рубашке с коротким рукавом, — заметив Блэка, почему-то улыбнулась и махнула ему рукой. Спустя мгновение Блэк узнал в ней Маку Албарн, свою бывшую одногруппницу. Губы сами растянулись в приветственную ухмылку.       Посетителей оказалось немного, и Албарн была относительно свободна. Поэтому Стар, не раздумывая, направился к ней. По пути сняв наушники, Блэк отметил и приятную джазовую музыку, удачно дополняющую атмосферу заведения.        — Добро пожаловать в кафе «Город Смерти», Стар. Не ожидала тебя увидеть здесь, — Мака взяла со стойки шейкер и пару раз крутанула его в ладони. — Что будешь?       Албарн была, на удивление, улыбчива и, кажется, пребывала в приподнятом настроении. Хотя Блэк Стар не мог отделаться от ощущения, что ее что-то тяготит: взгляд, несмотря на улыбку, был несколько… обреченным?        — М-да, вот кого-кого, а тебя я точно не ожидал увидеть за барной стойкой. Но я рад встрече. Чего-нибудь горячего и горячительного.       Мака, задумавшись, закусила губу и приставила палец к подбородку.        — Хм… Может, глинтвейн? Фу, ну не морщись ты так! Кофе? Нет? Может, грог?       Блэк Стар кивнул:        — С мятой, если это возможно.       Мака пожала плечами:        — С мятой, так с мятой. Будет тебе пряный грог, — и тут же вскинула указательный палец, словно вспомнила нечто важное. — Кстати говоря, раз уж ты зашел… Как насчет посидеть сегодня вечером где-нибудь, скажем… здесь? Надеюсь, у тебя нет никаких планов, — и дождавшись утвердительного кивка, продолжила: — Сегодня мы заканчиваем пораньше, я освобожусь через пару часов. Дождешься?       Блэк снова кивнул:        — Охотно. Я, пожалуй, присяду пока. Почитаю, — он кивнул на небольшой книжный шкаф в углу «дневной» зоны. — Не буду отвлекать тебя от работы.       Албарн с ухмылкой пожала плечами, мол, делай как знаешь, и приступила к приготовлению заказа. А Блэк в это время поспешил занять облюбованный столик и выбрал книгу. Ей оказался фантастический боевик. Не то, чтобы Стар увлекался этим, но из представленного это был самый оптимальный вариант: романтическую муть он читать не собирался, философии ему хватило в университете, а расслабить чем-то мозги после долгого трудового дня хотелось.       Блэк Стар углубился в чтение. Книга оказалась не особо увлекательной, однако Блэка заинтересовал главный герой. Точнее, его биография: осиротевший паренек, воспитанный не самым примерным отцом-одиночкой, улетает со своей планеты, найдя обрывок карты со странными пометками и косвенные доказательства того, что его мать, возможно, жива. И даже ждет его. Вроде, ничего особенного, но, читая полные надежды и авантюризма внутренние монологи, Блэк Стар с раздражением отметил, как внутри что-то болезненно заныло.       Блэк, устало потерев переносицу, захлопнул и отложил книгу. Оказывается, он не заметил, как принесли заказ.       Грог оказался очень вкусным и — что главное — согревающим. Настроение тут же подскочило до отметки «удовлетворительно». Негативные эмоции отступили на второй план, и Блэк решил занять себя чем-нибудь.       Его блуждающий взгляд пробежался по помещению и остановился на Маке, которая как раз обслуживала очередного посетителя. Тот рассказывал какую-то, судя по всему, веселую историю за кружкой пива, а Мака успешно изображала заинтересованного слушателя. Хоть ее улыбка и выглядела естественно, да и морщинки вокруг глаз — «главный показатель искренности» — присутствовали, но взгляд ее был тяжелым, словно припорошенный пеплом. Стар дивился, как «сказитель» этого еще не заметил.       Что же случилось с ней за те два года, что они не виделись? Последняя их встреча состоялась, если он верно помнил, на следующий день после вручения дипломов в университете. Тогда она выглядела почти счастливой. Ее хорошее настроение удивляло и даже пугало некоторых знакомых — настолько нетипично для нее это было.       Она всегда была одиночкой. Ни с кем не общалась, много курила и носила исключительно черное. Сидела на задней парте у окна, изредка подсказывала рядом сидящим. Она училась превосходно и знала ответ, казалось, на любой вопрос, поэтому за место близ нее устраивались целые споры и баталии. Однако помогала она не всем и не всегда и терпеть не могла посягательств на свое личное пространство (наглеца в таком случае она посылала в известном направлении, а окружающие еще долгое время страдали от отсутствия внимания и помощи Албарн). О том, какие очереди выстраивались за ее конспектами, лучше промолчать.       В обеденные перерывы, когда студенты сбивались в стайки, по очереди хвастаясь домашним бэнто, Албарн часто курила в отдалении (чаще всего, возле старого раскидистого клена напротив главного корпуса), изредка перебиваясь купленными неподалеку булочкой или кофе.       Блэк Стар, по неизвестной даже ему самому причине, завел привычку наблюдать за ней. И на его памяти Мака ни разу не беседовала с кем-то из личного интереса, не присоединилась к компании обедающих, не проявляла заинтересованности в ком-либо. Но она постоянно следила за тем, что происходит вокруг, словно люди были для нее подопытными в каком-то эксперименте. И вместе с тем было заметно, что мыслями она находится где-то очень далеко.       Сам же Блэк поддерживал с сокурсниками нейтрально-дружественные отношения. Да, у него было несколько приятелей, с которыми он иногда коротал свободное время, но их общество нельзя было назвать комфортным. Блэк был словно в клетке или под лупой. Отчасти из-за чрезмерного любопытства и навязчивости собеседников, отчасти из-за странных косых взглядов приятелей, отчасти из-за нежелания Блэка раскрываться перед кем-то. Особенно выводили из себя бестактные личные вопросы. Особенно те, которые так или иначе касались его прошлого или семьи.       Он чувствовал себя чужим. Пусть и были какие-то общие интересы, они слишком поверхностны, чтобы можно было говорить о дружбе или чем-то в этом духе.       Наверное, поэтому они с Макой и стали общаться. Пусть и в конце первого семестра выпускного курса. «Никогда не поздно начать».       Их знакомство вряд ли кто-то назвал бы удачным. «Но забавным — определенно».       В один из дней, когда однокурсники смертельно надоели и одна только мысль о совместной трапезе вызывала тошноту, Блэк решил, что хватит ходить вокруг да около. На обеденном перерыве он подошел к Албарн, по обыкновению курящей возле излюбленного клена, встал вблизи, дожидаясь, пока она обратит на него внимание. Она сразу заметила его, но не подала вида. Стар терпеливо подождал еще несколько минут и, не получив никакой реакции, громко окликнул ее. Албарн, вздрогнув от неожиданности, рефлекторно повернулась.        — Эй! Что за… — тут же ей в руки прилетел все еще горячий сверток. Мака нахмурилась и смерила Блэка леденящим внутренности взглядом. — Это еще что?        — Это тебе, — не обращая внимания на ее полное недовольства и брезгливости выражение лица, тот как ни в чем не бывало уселся на скамейку напротив и достал из сумки идентичный сверток.       Албарн продолжала сверлить его взглядом. Стар не выдержал и вымученно вздохнул.        — Это сэндвич. Такой ответ устроит?       Спустя несколько секунд «игры в гляделки» Мака кивнула. Брезгливость на ее лице сменилась подозрительностью:        — Чем обязана такой чести?        — Просто я не хочу есть в одиночестве.        — И при чем здесь я?       Блэк Стар невинно развел руками.        — Ты единственная из всех кандидатов, кто точно не попытается заболтать меня до смерти.        — А это? — она взяла сверток двумя пальцами и слегка потрясла в воздухе.        — Было бы свинством с моей стороны навязать тебе свое общество и нагло есть в твоем присутствии, пока ты тут голодаешь на своей кофейно-никотиновой диете.       Ее губы искривились в усмешке, взгляд несколько потеплел.        — Надо же.       Блэк ухмыльнулся в ответ, попутно освобождая свой сэндвич от шуршащей обертки.        — А теперь, если допрос окончен, ешь, пока не остыло.       Мака развернула свой бутерброд и застыла, уставившись на него, словно не зная, что делать дальше.       Блэк страдальчески выдохнул и закатил глаза:        — Ну что опять? Это обыкновенный сэндвич из кафешки на углу. С курицей. Не угадал, что ли? Просто, на мой взгляд, ты как-то совсем не похожа на вегана, уж прости.        — Хех. Да нет, угадал, — в подтверждение своих слов она немного откусила от своей порции. — М-м, кстати, вполне недурно.        — Рад стараться. Кстати, я Блэк Стар.        — Мака Албарн. Но ты, как видно, уже знаешь меня.       Стар пожал плечами, дожевал и ответил:        — Да кто тебя не знает? Ты герой и спаситель всего нашего потока. Первокурсники вообще о тебе легенды слагают.       Маку такое заявление явно развеселило.        — И какие же, например?       Блэк Стар задумчиво почесал подбородок.        — Ну… Для начала, что ты все свободное время проводишь в обнимку с учебниками. Ну и заканчивая тем, что у тебя в мозгах стоит микрочип с терабайтами информации. Но, если хочешь знать мое мнение, думаю, последнее более вероятно: иначе сдать с первого раза фармацевтику и квантовую химию на «отлично» просто нереально.       Албарн, беззвучно смеясь, покачала головой и продолжила уплетать свой обед.       Блэк Стар с интересом наблюдал за ее реакцией на свои слова. И подумал, насколько абсурдны те сплетни, которые ему доводилось слышать.       Остаток обеда прошел в приятной тишине. Покончив с сэндвичем, Албарн встала, подобрала сумку и вдруг заметила:        — Знаешь, скажу по секрету, твое первое предположение на мой счет было не таким уж и далеким от истины. Я действительно много времени провожу за книгами и далеко не за одними учебниками. Мне это действительно интересно. И спасибо за обед.       Она сделала несколько шагов в сторону корпуса и вдруг притормозила:        — И за компанию.       Она, так и не обернувшись, продолжила путь.       Губы Блэка тронула улыбка. Все прошло не так плохо, как он ожидал. Одно Стар мог сказать точно: Албарн была лучшим собеседником за последнее время, сколько он мог припомнить. И надеялся, что их встреча оказалась не последней.       К удовольствию Стара, так оно и было. Им случалось часто пересекаться или обмениваться парой фраз во время занятий. Иногда они вместе шли из одного корпуса в другой, и несколько раз Мака позволила проводить себя до станции метро. Албарн была невероятно начитана и эрудированна. Они часто обсуждали задания в университете и спорили, какое решение будет самым оптимальным. Не говоря уже о куче теоретических и философских вопросов (по мнению Блэка, он почерпнул очень многое из этих дискуссий и значительно расширил свой кругозор). Они могли спорить до хрипоты и даже повышать голос, несмотря на то, что оба были весьма сдержанны и неразговорчивы.       Им всегда было, о чем поговорить, несмотря на то, что они почти ничего не знали друг о друге. И им всегда было, о чем помолчать. На взгляд Блэка, это было одно из самых удивительных и ценных качеств Албарн. И это было главной особенностью их общения: они не спрашивали ничего друг о друге. Никаких личных вопросов. Каждый рассказывает ровно столько, сколько сочтет нужным. И Блэк впервые за долгое время получал удовольствие от общения.       Из одного из рассказов Блэк узнал, что уже давно Мака живет у друга отца, Франкена. Отец в больнице, мать она не видела с детства. Именно Франкен привил ей любовь к естественным наукам и, совершенно того не желая, к сигаретам.       Блэк же, в свою очередь, рассказал, что съехал от отца и живет один. То, что мать после развода уехала в Штаты с его младшей сестрой, не сказав и слова, он решил не озвучивать. Как и то, какой кошмар начался после ее отъезда.       Она бросила его. Оставила, как откуп, как кусок мяса, брошенный бешеной собаке!.. Бросила! Бросила!..       Виски вдруг сдавило, боль вспыхнула мгновенно.       «Черт! Опять...»       Стар обхватил голову руками, потер глаза и переносицу, пытаясь успокоиться и унять резко подскочивший пульс.       Так случалось иногда. Зачастую вспышки неконтролируемой ярости и мигрени бывали, когда он вспоминал о матери. К счастью, сейчас ему удалось отделаться лишь головной болью. Не хотелось бы причинять неудобства Маке…        — Эй, ты как? В порядке?       К реальности его вернул знакомый голос. Албарн стояла перед ним, держа в руке стакан с водой. Стар окинул беглым взглядом кафе: посетителей не было, лишь официантка заканчивала протирать столы. Сколько же он так просидел? Точно не меньше часа.       Он повернулся к Маке, с благодарностью принял у нее стакан и что-то буркнул в ответ насчет магнитной бури. Та, покачав головой, ушла за дверь с табличкой «служебное помещение», пообещав вернуться через пять минут. Девушка, закончив работу, вышла в ту же дверь.       Мака и правда появилась через несколько минут, уже переодевшись в обычную одежду (по традиции, в черное). Она вышла одновременно с, видимо, той официанткой. Они попрощались, и та ушла, пожелав счастливого Рождества. Блэк мысленно скривился при очередном напоминании о грядущем празднике. Как бы он хотел, чтобы хоть раз Рождество отменили. Или, на худой конец, отмечали его без всей этой помпы. Увы, его мечтаниям не суждено осуществиться.       Он и Албарн остались в кафе одни. Мака выключила лишний свет. В «дневной зоне» осталась только медленно мигающая гирлянда на серебристой елочке в витрине. «Ночную» половину освещали только небольшой настенный светильник и подсветка барной стойки.        — Что будешь? Саке? Коньяк? Вино? Виски? Или что-то другое?        — Виски.        — Предпочтения?        — Пью редко, в выпивке особенно не разбираюсь и как-то не интересуюсь. Мне все равно. Поэтому что-нибудь на твой вкус.       Мака, пожав плечами, выудила из-за стойки бутылку «Ямазаки». Она было потянулась за тюльпановидными бокалами, но Блэк остановил ее:        — Если не возражаешь, мне бы что-то попроще. Все равно я не смогу оценить всю прелесть вкуса и аромата.       Последнюю фразу он произнес с французским акцентом голосом истинного ценителя. Мака страдальчески закатила глаза (Блэку показалось, что она сдерживается, чтобы не улыбнуться) и достала другие бокалы: низкие, граненные, с толстым дном и прямыми стенками.        — Тумблер устроит, Ваша Непривередливость?       Стар с улыбкой кивнул.        — Самое оно.       Мака, разочарованно покачав головой, направилась к его столику. Поставила бутылку и стаканы, вернулась к стойке и не найдя того, что искала, вышла в дверь, по всей видимости, ведущую на кухню. Вернулась она уже через несколько минут с тарелкой разнообразных роллов и графином с водой*. Учитывая их разномастность, напрашивался вывод, что это остатки того, что было приготовлено сегодня. Но Блэк никогда не был привередлив к еде.       Мака откупорила бутылку и с ловкостью разлила виски по бокалам. Взглядом указала на графин — Блэк кивнул. И Мака налила им обоим воды, разбавив алкоголь «один к одному». С наслаждением вдохнула аромат и слегка пригубила.        — Превосходно.       Сначала Стару показалось, что это высказывание относится исключительно к виски, но, видя, как Мака с наслаждением откинулась на спинку стула и прикрыла глаза, чуть запрокинув голову, понял, что это касается ситуации в целом. Блэк решил не отставать и тоже отпил из своего бокала. Виски был на высоте: без привкуса дыма, не резкий, с приятными нотками сухофруктов и древесным ароматом. Пусть познания Стара в этом вопросе были весьма скудны, но, учитывая, какую бурду ему доводилось пить раньше, этот «Ямазаки» был действительно хорош.        — Сложно с тобой не согласиться.       Блэк смотрел на Маку и отмечал все новые детали, которых не заметил ранее: залегшие тени под глазами, бледность, особенно заметную в полумраке, почти болезненную худобу… новые шрамы на руках. К счастью, Блэк не увидел поперечных линий на запястьях. Не то, чтобы он сомневался в подруге… Но в глубине души он чувствовал, что она за свою недолгую жизнь вынесла очень многое. И как бы он ни желал верить в силу воли и духа Албарн… Любой человек может рано или поздно сломаться. Блэк про себя молился, чтобы у Маки этот день не наступил никогда.        — Расскажи, что делал после выпуска? И чем занимаешься сейчас?       Блэк мимолетно отметил заинтересованность в ее глазах. Но взгляд все равно оставался неподвижным и тяжелым. Стар не переставал задаваться вопросом, что же с ней могло случиться за это время.        — Да ничем особенным. Переехал в другой район, нашел работу. По специальности не вышло, поэтому пока работаю поваром в ресторане. Вроде, все устраивает. Продолжаю ходить в додзе** Химацу-сана. Учу английский и итальянский, коплю на поездку за границу. Иногда порываюсь найти себе хобби, но как-то все времени нет, — он слегка развел руками и отпил еще немного виски. — А что насчет тебя?        — Да вот, сначала в аспирантуру подалась. А потом как-то не сложилось, — Мака помрачнела: было очевидно, что произошло нечто, что заставило ее бросить учебу. — Отец был владельцем этого ресторана. Ну, точнее, того, что был в этом здании раньше. «Сакура Хивен», помнишь? Нет? Не важно. Так вот, я владелец сего заведения, управляющая и бармен по совместительству. Пока скучать не приходится. Насколько могу судить, пока справляюсь, — она усмехнулась, и черты ее лица неуловимо исказились. И от этого выражения боли и горечи у Стара вдруг запершило в горле.       Они одновременно приложились к бокалам. В то время как Блэк ограничился несколькими мелкими глотками, Мака осушила свой, налила себе еще и так же выпила залпом. Чуть закашлялась, закусила суши. Блэк Стар тактично промолчал; любезно налил ей еще и пригубил свой виски, не сводя с подруги глаз. Мака еще какое-то время сидела неподвижно, чуть сгорбившись, прижав кулак к губам и пряча глаза за длинной челкой.       Блэк Стар уже успел расслабиться в наступившей тишине и подливал себе еще. И потому, когда Албарн вдруг зашевелилась, шумно вздохнув и выпрямившись на стуле, Стар вздрогнул от резкого движения, едва не пролив содержимое бутылки мимо стакана. Мака потянулась за виски. Еще немного помолчала, потягивая напиток, и неожиданно призналась:        — Знаешь… Вообще, я… рада, что ты зашел сегодня, — голос ее был глухим и слегка хриплым: Блэк почти физически ощущал, скольких усилий ей стоят эти слова. — Я… чувствую, что я на грани. За последнее время случилось много всего. Я… никому не рассказывала об этом. Вообще. Но прямо сейчас… если не расскажу, не поделюсь хоть с кем-нибудь, то… сорвусь.       На последнем слове голос подвел ее, горло словно сжалось в спазме, не в силах выдать ни звука. Она рваным движением подхватила бокал, налила воды, едва не расплескав содержимое, и сделала несколько больших глотков. Стару показалось, будто кто-то стиснул внутренности ледяной рукой и медленно их скручивает. На мгновение ему стало дурно. Он боялся услышать это. Боялся почти панически. Но еще больше боялся того, что это может действительно произойти. И теперь он ощущал едва заметный налёт облегчения из-за того, что слова остались только словами. И леденящее напряжение от осознания, каково сейчас Маке. В тысячный раз в голове пронесся вопрос: «ЧТО должно было случиться?».        — Не знаю… — просипела Албарн и поспешила прочистить горло. Однако голос ее был все еще хрипловатым. — Не знаю, захочешь ли ты выслушать этот сопливый поток откровений, но прошу тебя хотя бы сделать вид, что слушаешь. И извини, что порчу дружеские посиделки всякой…        — Не говори глупостей, — голос Блэка прозвучал неожиданно резко. Мака ощутимо вздрогнула, но осталась сидеть неподвижно. Стар, смутившись своего тона, рассеянно почесал затылок и более примирительно продолжил: — Разумеется, мне интересно услышать всё. Я никогда ни о чем не спрашивал, потому что уважаю твое право говорить о себе столько, сколько ты считаешь нужным. И сейчас я вижу, что с тобой что-то произошло. Я хочу помочь. Не знаю пока как, но надеюсь, что пойму это после твоего рассказа.       Под конец «пламенной» речи его голос звучал серьезно, а взгляд был твердым и решительным. Мака криво улыбнулась и, не выдержав прямого взгляда, отвела глаза.        — Это, безусловно, приятно слышать. Спасибо, конечно, но не думаю, что ты будешь так уверен, когда услышишь всё.       Блэк улыбнулся одними уголками губ и тихо произнес:        — Сомневаюсь.       Мака пожала плечами, мол, как знаешь. Сделала еще пару глотков и продолжила. Ей удалось справиться с голосом, но теперь он звучал равнодушно и отстраненно, будто Албарн говорила о чем-то, что не имело к ней никакого отношения.        — Ну, как ты уже знаешь, с семи лет я росла с отцом. Он был жутким бабником. Возможно, поэтому мать и слиняла куда подальше, я не в курсе. Отец никогда не заговаривал о ней и всегда старался сменить тему, если я поднимала этот вопрос.       В итоге излишняя любвеобильность и сгубила его… Помнишь, я говорила, что он разбился на мотоцикле? Решил покрасоваться перед очередной пигалицей — исполнить трюк, сев за руль во второй раз в жизни, — Мака горько усмехнулась. — Он впал в кому. Врачи сказали, что шанс на выздоровление очень мал. А если и он и очнется, то уже не сможет ходить.       Она замолчала. Сглотнула вставший в горле ком и осушила бокал. Налила себе еще. Снова немного отпила и замерла, не то собираясь с силами, не то подбирая слова. Стар молча наблюдал за ней, не зная, что чувствовать и стоило ли что-нибудь сказать. В конце концов, он просто решил дать Маке выговориться, будучи уверенным, что сейчас ей это нужно больше, чем любые слова утешения.        — Раньше я относилась к нему с легким презрением, недооценивала его… Но когда я осознала, что его больше не будет рядом… Первое время я ненавидела себя, грозилась найти и четвертовать эту тварь, из-за которой отец загремел в больницу. Но всё блекло перед мыслью, что это уже ничего не изменит и не вернет его.       Албарн достала из кармана пачку сигарет и закурила. Пару раз затянулась. Глаза ее слегка покраснели, но оставались сухими. Ее взгляд, тяжелый и пустой, бесцельно блуждал по стенам.        — Меня забрал к себе друг отца, Франкен. Невероятный человек. Гениальный биохимик. Именно благодаря ему я заинтересовалась наукой. Казалось, что он знает все, — грустная улыбка тронула ее губы. — И порой мне казалось, что он единственный, кто понимает меня. Неудивительно, что я влюбилась. И еще более ожидаемо, что он не воспринял меня всерьез.       Албарн выдохнула сигаретный дым и вдруг громко хохотнула.        — Пф-ф, еще бы! Я была мелкой угловатой плоскодонкой с отвратительным характером. А он — такой красивый и умный, в самом расцвете сил, да к тому же на шестнадцать лет меня старше. А-ха-ха! Представляешь, как-то раз я напилась вдрызг и стала приставать к нему. Боже, какой стыд… Он просто вырубил меня, а на утро сделал вид, что ничего не было. И я безумно благодарна ему за это. Такого позора я бы просто не пережила!       Блэк сочувственно улыбнулся, представляя, насколько это была неловкая ситуация. Этот Франкен поступил более чем благородно. «В отличие от меня», — эта мысль, словно чернила, попавшие в воду, растеклась в сознании, все дальше протягивая свои темные щупальца, значительно омрачая настроение и пробуждая в памяти сцены, которые Стар так долго пытался забыть. Блэк про себя порадовался, что Мака не смотрит на него в данную секунду.        — А пару лет спустя на горизонте нарисовалась эта змея подколодная, — лицо Албарн вдруг исказила гримаса гнева и отвращения. Стар несколько опешил от такой перемены настроения. Слова буквально сочились желчью и ядом. — Красотка, выдающийся биофизик, светило науки. Роковая женщина, чтоб ее. Флиртовала как могла, крутила задницей, строила из себя неуклюжую невинную овечку. — Лицо Албарн разгладилось и теперь выражало только безграничное сожаление и усталость. — Франкену она нравилась, это было заметно. Но я ее возненавидела с первого взгляда. Причем без какой-либо объективной причины. Это было так непохоже на меня… Но я ничего не могла с собой поделать. Интуиция просто орала, что от этой женщины нельзя ожидать ничего хорошего. Я чувствовала, что она опасна и пыталась донести это до Франкена. Но тот считал, что я просто ревную. Разочарованно качал головой и говорил, что думал, будто я уже достаточно взрослая, чтобы все понимать. Сначала она была только коллегой, но я-то сразу поняла, куда ветер дует.       Блэк внимательно слушал ее и старался уловить малейшие изменения в мимике, голосе, жестах подруги. Она впервые говорила так много. Тем более, о себе. Пусть некоторые выражения звучали из ее уст несколько непривычно (слишком экспрессивно для вечно сдержанной Маки), но Стар списывал это на виски. Тем более, его очень заинтересовала такая сторона характера Албарн. Он долгое время гадал: она действительно такая, как ведет себя в повседневной жизни, или это лишь роль, которую Мака играет на людях? И, Стар мог себе признаться, она нравится ему в обеих ипостасях. Знать, что Мака может быть такой… открытой, было непривычно, но приятно.        — Со временем я и сама начала думать, что превратилась в дотошную ревнивую истеричку. В тот период мне было особенно одиноко: отец в больнице, Франкен держит меня за буйнопомешанную, эта Гордон ведет себя так, будто уже успела стать хозяйкой в доме… Но однажды я вернулась домой раньше обычного и случайно подслушала ее телефонный разговор. Она говорила, что исследования и формула почти у нее, а «лекарство» она уже синтезировала. Как же она отвратно посмеивалась при этом… Я сразу поняла, что что-то тут не чисто. Тем более, что в последнее время она стала готовить ужины, хотя у нее на лице написано, как это ей претит. Я порылась в ее сумочке и нашла подозрительный пузырек с набором цифр на этикетке. Вне сомнений, это был яд. Когда Франкен увидел его, то впал в ярость. Он чуть не придушил эту гадюку и немедля вышвырнул ее из дома. Мы переехали сюда, в Токио, а ее я больше не видела. Оно и к лучшему: не уверена, что смогла бы просто пройти мимо при встрече.       Ее губы исказил оскал, в котором одновременно угадывались отвращение и мрачное предвкушение. Стар мысленно присвистнул: сомнений, что Албарн сделала бы с этой Гордон, у него не оставалось.       Мака замолчала на долгие минуты, задумчиво потягивая виски и выдыхая сизый дым. Ее движения были медленными, несколько ленивыми, как будто ее окружал не воздух, а сахарный сироп. Веселье, до этого проскальзывавшее время от времени, покинуло ее лицо. Вся ее фигура выражала опустошенность и безграничную усталость.        — Меня до сих пор не покидает мысль, что было бы, не успей я предупредить Франкена, — голос ее был тихим, в нем снова появилась надрывная хрипотца. Словно слова причиняют ей боль — Стар уверен, что так оно и есть. — Эта тварь хотела отравить его, чтобы заполучить результаты исследований. Понятия не имею, кто ее подослал, думаю Франкен пытался это выяснить. Надеюсь, ее ожидает та же участь, какую она уготовила ему...       Албарн вдруг расправила плечи и чуть рваным жестом затушила сигарету о пепельницу. Она будто стряхнула с себя оцепенение и неожиданно сменила тему:        — В универе все было более, чем обычно. До тех пор, пока я не познакомилась на одной из выставок с Вейсом, — на вопросительный, чуть недоуменный взгляд Стара она улыбнулась: — Да, это тот самый Вейс, брат Соула.       Блэк чуть вздрогнул при упоминании до боли знакомого имени. Имени, которое он вот уже два года пытается забыть. Его лицо оставалось спокойным, только чуть сильнее сжались челюсти. Однако внутри снова забушевали эмоции; тоскливо засосало под ложечкой. Он не винил Маку за напоминание — ей неоткуда было знать, — но на душе остался противный осадок. Все, что он с таким трудом пытался забыть, вытеснить из памяти, похоронить на затворках сознания, теперь смутными образами мелькало перед внутренним взором, несмотря на все усилия.       Стар еще раз вздрогнул и приложился к бокалу. Мака, судя по промелькнувшему на ее лице беспокойству, что-то заметила, но, видимо, пообещала себе спросить об этом позже.        — Наше знакомство завязалось случайно, сейчас я даже и не вспомню, как именно. Видимо, я чем-то приглянулась, и он предложил встретиться в следующий раз в другом месте. — Лицо Албарн в этот момент выражало нежность, печаль и невыразимую тоску — так, словно думала о чем-то, что безвозмездно утрачено. — Красавчик, из богатой семьи, виртуозный скрипач… На внешность и деньги мне было плевать, в музыке я совсем не разбиралась, хотя мне очень нравилось слушать, как он играет… Он одновременно напоминал мне отца и Франкена и, в то же время, не был похож ни на кого из них. Я влюбилась, как девчонка, с первого взгляда. Хах, до сих пор ума не приложу, что он нашел во мне… Какая… Какое теперь это имеет значение…       Мака вдруг замолчала и издала звук, который Блэк охарактеризовал не иначе, как всхлип. Мака прикрыла глаза ладонью и поджала губы. Плечи ее мелко дрожали. Стар понятия не имел, что нужно делать в таких ситуациях и как правильно утешать девушек. Да и алкоголь мыслительных способностей не прибавлял. Поэтому Стар не придумал ничего лучше, чем просто накрыть своей рукой ее свободную ладонь и чуть сжать ее в знак поддержки. Вскоре, справившись с эмоциями, Мака продолжила:        — Я… любила его, как никого прежде… И люблю до сих пор, — несмотря на все усилия, голос подводил ее; Блэк крепче сжал ее ладонь. — Он был творческим человеком и, как все творческие люди, слегка непостоянным… искал вдохновения… Я не винила его. Не могла винить. До тех пор, пока он не познакомился с этой, как ее, Даниэллой. Познакомился так же, как и со мной… Только она была красоткой с обложки и еще до умопомрачения любила искусство, в частности, музыку. И деньги. Она, как и эта гадюка Гордон, влюбила Вейса в себя. Выкачала из него денег, сколько смогла, а затем просто исчезла. — Тут ее сотрясла новая волна дрожи, и Албарн снова всхлипнула; с шумом втянула воздух. — Ты бы видел его… Как он бесновался… До этого такой спокойный и рассудительный, он превратился в неуравновешенного истерика. Часто его настигали вспышки неуправляемой ярости.... Он был похож на наркомана, у которого началась ломка. А потом, в перерывах между приступами, он выглядел таким потерянным, таким… сломанным… Отказывался от еды и сна, совсем перестал играть… Словно разом потерял цель и смысл жизни.       Мака вдруг вздрогнула всем телом и обмякла, словно силы разом оставили ее. Блэк едва успел подхватить ее, когда та начала заваливаться вбок. Албарн едва слышно извинилась и снова приняла вертикальное положение, на этот раз, откинувшись спинку стула. И просипела то и дело срывающимся голосом:        — Похоже… Так оно и было. Через месяц… после ее исчезновения… Он… он сбросился с крыши.       Плечи Маки снова мелко затряслись. Стар, не говоря ни слова, придвинул свой стул к ней и просто обнял. Мака уткнулась носом в его широкую грудь и сухо всхлипывала: слезы давно закончились.       Блэк Стар не знал, сколько они так просидели в полумраке, да ему было и все равно, если честно. Единственное, о чем он мог думать, — это Мака. Он не мог и представить, через что ей пришлось пройти. Сам он, признаться, тоже недалеко ушел от нее… Но именно сейчас он ощущал как никогда остро, насколько хрупки люди. Какой сильной всегда выглядела Албарн… Ему было сложно представить ее другой, кроме как вечно спокойной, чуть отстраненной, криво улыбающейся…       Следующие слова, едва слышно прошелестевшие в тишине, прозвучали громом:        — А меньше чем через полгода отца отключили от систем жизнеобеспечения… Истекли десять лет… Не было денег… чтобы поддерживать…       Стар зажмурился, понимая, что еще немного, и он сам не справится с эмоциями.       То, что пережила Мака, было… ужасающим. Раз за разом она принимала удары судьбы; едва она приходила в себя после предыдущего, как на нее обрушивался новый. У Стара не было слов описать то, что клокотало сейчас в нем. Единственной мыслью было как бы помочь Албарн. Но все проблески идей ударялись о невидимую стену: что бы он ни сказал и ни сделал, это ничего не изменит. Все его действия будут тщетны. Бессилие и отчаяние… Снова.       «Нет. Не сейчас. Я смогу помочь». Блэк не знал, верил ли в это сам.       Он провел ладонью по ее щеке, большим пальцем вытирая несуществующие слезы. Мака вздрогнула и посмотрела на него. Сейчас она выглядела больше удивленной, чем подавленной. Блэк понял, что это его шанс.        — Что бы ни случилось… Знай, что они всегда с тобой. Они любят тебя. Они, — Стар сглотнул ставшей такой вязкой слюну и на мгновение зажмурился, стараясь изо всех сил, чтобы голос звучал ровно, — они всегда будут рядом. Они живы, пока живут в твоем сердце… П-прости за эту банальщину. Никогда не знал, что нужно говорить… Но это правда. Я… Я знаю это сам.       Мака удивленно моргнула, чуть отстранилась и посмотрела на Стара с совершенной иной стороны. Какое-то время боролась с собой, пыталась успокоиться. Стар все так же обнимал ее. Наконец, она перестала дрожать.        — Нет, ты прав, — Албарн вытерла ладонью совершенно сухие глаза. — Спасибо. Мне говорили что-то подобное, но… Знаешь, услышать это от тебя — совсем другое. Кажется, я начинаю понимать…       Она снова вскинула на него глаза и тихо попросила:        — Если ты не против… Пожалуйста, расскажи…       Мака не закончила, но Стар прекрасно понял, о чем она. И кивнул, собираясь с мыслями. Они оба, не сговариваясь, потянулись за виски и, отчего-то переглянувшись, осушили бокалы. Стар налил им еще, на этот раз не разбавляя. Он и не заметил, как бутылка опустела почти на половину. Мака достала новую сигарету и закурила.       В голове слегка шумело от виски, но разум был кристально ясен. Внутри было пусто, словно все вымерзло. Из головы все никак не шли слова Маки. В них было сложно поверить, но Стар знал, что Албарн пришлось пройти через все это. Он не был уверен, что не сломался бы на ее месте. Это осознание леденило душу и подстегивало язык. Он расскажет. Она станет второй, кто услышит о его семье… и первой, кто услышит эту историю целиком. Он рад, что это будет именно Мака. Она, как никто другой, имеет право знать. И Стар заговорил. Почти безразлично — так же, как и Албарн — словно речь шла о ком-то другом и это его не касалось.        — Когда-то давно у меня была нормальная, счастливая семья. Отец — отставной военный, с кучей наград. Мать, — он запнулся, лицо его на мгновение стало гипсовой маской, — восходящая звезда кинематографа. Скарлетт, младшая сестра, — заводила, душа компании и талантливая художница. А я раньше готовился к карьере профессионального баскетболиста, — он отвел взгляд, пытаясь скрыть тоску. Он до сих пор сожалел об этом. Но тут в памяти всплыл момент, с которого все началось. Вернее, то, что стало началом конца. Черты его лица исказили гнев и презрение. — Идеальный семейный портрет. До определенной поры.       Стар в несколько глотков допил свой виски. Мака, — видимо, профессиональная привычка, — тут же быстро налила ему виски и разбавила «один к одному». Блэк благодарно кивнул и продолжил ровным, почти безразличным голосом:        — Когда мне было одиннадцать, отец стал пить и увлекся азартными играми. За полтора года из дома исчезло все ценное. Мать пыталась бороться с этим, но ее терпения надолго не хватило. Они с отцом развелись и, едва все получилось, она собрала вещи и уехала в Штаты, забрав Скарлетт с собой. Она ничего не сказала и не удосужилась объяснить. Просто вечером в сочельник я вернулся со школы и увидел записку в три предложения, констатирующую нынешнее положение дел. Она бросила меня. Оставила прозябать с отцом.       Желваки заиграли на его скулах.        — Я ненавидел мать. Да и сейчас ненавижу: она бросила меня на попечение садиста и тирана и уехала, не сказав и слова. Пожалуй, именно ненависть к ней помогла мне в свое время не убить отца…       Блэк щедро отпил из своего бокала, прежде чем продолжить с прежней беспристрастностью.        — Тогда для меня это был шок. Мир рушился на глазах. За две недели вся моя жизнь перевернулась с ног на голову и уверенно, набирая скорость, неслась под откос. Отец все больше пил и проигрывал, почти за любую мелочь срываясь на мне. Такого никогда раньше не было. За полгода отец из родного человека превратился в злобного ками*** во плоти. Синяки и ссадины не успевали сходить. Так плохо, как в первые недели, мне не было никогда. Я чувствовал себя разбитым, опустошённым и одиноким. Я действительно остался один.       Стар осушил свой бокал, и Мака снова пришла на помощь. Все то время, что он говорил, Албарн сидела почти неподвижно, изредка поднося к губам сигарету и выдыхая ароматный дым. Иногда отпивала из своего бокала неразбавленный виски. Наблюдала за ним, чуть склонив по-птичьи голову. Блэку всегда была интересна эта ее особенность таким образом слушать собеседника.        — Я замкнулся в себе, не хотел ни с кем общаться. Пришлось бросить баскетбол, потому что денег больше не было, а играть я больше не мог. И выигрывать тоже. Поэтому о соревнованиях, за победу в которых могли выплатить хоть что-то, можно было забыть. Хех, отец был в ярости, что и говорить, — Стар мрачно ухмыльнулся. — Все, кого я раньше называл друзьями, просто отвернулись, не желая иметь ничего общего с внезапно угрюмым и совсем теперь невеселым мной, — он произнес это с издевкой, копируя тон капризного ребенка, которого вдруг лишили любимого развлечения. Но в следующее мгновение его голос был ровным, чуть скучающим: — А взрослым было плевать. И всего за неделю я стал изгоем. И очень скоро я усвоил простую истину: если я не пойду работать в ближайшее время, то мне попросту станет нечего есть.       Мака окинула Стара недоуменным взглядом, будто не понимая, как такое вообще возможно. Блэк, заметив это выражение, грустно усмехнулся и продолжил несколько устало:        — М-да. В тринадцать мне пришлось повзрослеть. Куча подработок после школы, жизнь чуть ли не впроголодь, потому что тех грошей ни на что не хватало. Бывало и так, что я работал за еду. Кормить мне приходилось и отца: тот получал внушительное жалование и продолжал все спускать в карты. Если он что-то и выигрывал, то не считал нужным давать денег даже на бытовые расходы. О том, чтобы попросить хоть сколько-нибудь, не могло быть и речи: я усвоил это после первого раза.       Блэк чуть поморщился: забыть неделю в больнице с закрытыми переломами руки в трех местах ему вряд ли удастся. Мака, заметив это, слегка погладила его ладонь, все еще сжимающую ее собственную. Стар слабо улыбнулся.       — Вскоре я привык к такому ритму, и в какие-то моменты мне даже нравилась моя новая жизнь: я чувствовал себя опытнее и взрослее сверстников. Более приспособленным к жизни. И старался не думать о том, как много времени и карманных денег у них есть на развлечения, в отличие от меня. Но это так, лирика.       Я делал все, чтобы избежать побоев: работал, учился, содержал, по мере сил, дом в чистоте и старался как можно реже попадаться отцу на глаза и под горячую руку. Всегда был предельно вежлив и почтителен, не реагировал на оскорбления, — лицо Блэка исказила гримаса гнева. — Но в душе я его ненавидел. И себя, за то, что пресмыкаюсь перед ним, как последний червь. За то, что испытываю инстинктивный страх перед ним и не могу ему возразить или дать отпор. — Лицо его снова приняло почти равнодушное выражение, а голос выровнялся: — Какое-то время это работало, пусть и не всегда. И мне везло. Но я понимал, что рано или поздно удача отвернется.       Стар медленно выдохнул. Неспешно отпил виски, задумчиво глядя на клубы сигаретного дыма и тонкие Макины пальцы. Спустя минуту молчания и еще несколько глотков Блэк продолжил:        — М-да. Тот декабрьский вечер я не забуду никогда. Отец вернулся домой еще пьянее, чем обычно, и был чертовски, просто невероятно зол. Едва увидев его, я понял, что сегодня легко не отделаюсь. Сначала он разорался, почему я не встречаю его как положено приветствовать главу семьи. То есть, стоять пред его очами в глубоком поклоне и ждать воспитательных затрещин, — по губам Блэка скользнула призрачная улыбка, которая тут же растаяла. — Затем он увидел в гостиной 500 йен, которые, вероятно, выпали у меня из кармана. Ему взбрело в голову, что я украл их у него. А потом все было как в тумане. Какие-то обрывки воспоминаний, крики, удары… В итоге, я отделался треснутыми ребрами, вывихом запястья и гематомами по всему телу. В больнице сказал, что неудачно упал, хотя вряд ли кто-то поверил. Я умолял только обработать раны. Сама мысль о госпитализации внушала мне панический ужас: если я не приду на работу, меня уволят; если я не приду в школу, то не смогу наверстать упущенное. Если я не приду домой, отец убьет меня.       Блэк устало выдохнул и потер пальцами глаза и переносицу. Потянулся за бокалом, отпил немного. На какое-то время повисла тишина. Мака не торопила его, только курила и наблюдала в своей неповторимой манере. Блэка это необъяснимым образом успокаивало и позволяло сосредоточиться. Вскоре он продолжил:        — Страх и ненависть. Всепоглощающая ненависть и почти животный ужас — вот и все, что я испытывал в тот вечер. Помню, потом медленно брел домой по улицам, украшенным рождественскими елями и гирляндами, — Стар скривился при воспоминании о рождественском безумии, витавшем в воздухе: уже тогда он испытывал отвращение к этому празднику. — И думал, что мне делать дальше. Домой идти категорически не хотелось. Я мечтал в тот момент только о том, чтобы у меня появилось место, куда бы я смог прийти и ничего не бояться. Потому что кроме страха перед отцом у меня появился еще один: что, если я сам сорвусь и убью его? Такая мысль неоднократно приходила мне в голову, но я упорно отгонял ее: страшился и надеялся. И ненавидел себя за это. В глубине души я надеялся, что где-то там еще живет тот добрый папа, которого я помнил с детства. Но каждый день я убеждался в том, что его место прочно и безвозвратно занял совершенно другой человек. Бездушный идол, заботящийся лишь о собственном удовольствии и благополучии. Я боялся самой мысли о том, что могу желать ему смерти.       Блэк Стар вздохнул и с тоской покачал в руке бокал, наблюдая за тем, как играет свет в янтарной толще виски. Затем все же отпил и снова заговорил:        — И все же нужно было возвращаться домой. Ибо время перевалило за полночь, а идти было больше не куда. И помощи тоже ждать неоткуда. Не от кого. В тот момент я как никогда ощущал собственное бессилие и одиночество... — Это был единственный раз, когда он плакал. Он ненавидел себя за те слезы, за постыдную слабость. Стар не плакал, когда уехала мать. Он не проронил ни слезинки, когда его избивал в приступах бешенства отец. Он и не думал плакать, когда регулярно недоедал и желудок постоянно сводило от голода. Но тогда… Тогда, видимо, что-то надорвалось.        — Видимо, в тот вечер Ками-сама сжалился надо мной. И ниспослал мне встречу с Химацу-саном. Он был так же высок и широк в плечах. Так похож на отца внешне, и оттого больнее было видеть различия между ними внутренне. Он просто усадил меня на скамью, присел рядом и спросил, что случилось. Я, сам не ожидая того от себя, рассказал все. Все говорил и говорил, временами задыхаясь от слез, не веря, что говорю это вслух. Химацу-сан выслушал, не перебивая, и сказал, что он — владелец додзе неподалеку и будет рад видеть меня на занятиях в любое время. По-отечески похлопал по плечу и ушел, пожелав удачи, посетовав, что не может помочь большим. А я еще долго сидел и не мог понять, было ли это злой шуткой или удача, наконец, повернулась ко мне лицом. Но, к счастью, это не было шуткой. С тех пор жизнь стала налаживаться. Опять-таки до поры до времени. — Блэк в очередной раз осушил бокал. Мака снова услужливо наполнила его. Стар кивнул в знак благодарности. Мака легко усмехнулась в ответ, все еще тихая и задумчивая.        — Едва я оправился от последствий того вечера, как стал регулярно посещать додзе и появлялся дома еще реже. С каждой тренировкой постепенно возвращалась уверенность в себе. К тому же, это был отличный способ сбросить напряжение и научиться контролировать гнев. И, что еще более важно, у меня наконец появился первый настоящий друг. Накацукаса Цубаки. Такая тихая и хрупкая, она была одним из лучших кикбоксеров Токио. Тренировалась с детства и выиграла немало соревнований. Она училась в соседней школе и любила проводить время в додзе Химацу-сана. Удивительно, но мы почти сразу нашли общий язык. Она нравилась мне как девушка, и мне казалось, что Цубаки ответит мне взаимностью. Я чувствовал себя почти счастливым. Но так было до тех пор, пока до отца наконец-то не дошло, откуда у меня появляются деньги на еду и прочие вещи. Отец посчитал, что всего того, что я делаю, не достаточно. И потребовал платить за проживание в его доме.       Блэк Стар снова замолчал, в раздумьях наблюдая за Макой. Кажется, ей стало легче: во взгляде уже не было той надломленности. Это наблюдение придало Блэку сил продолжить:        — Я думал, что сорвусь, потому что это было уже слишком. Всю ночь провел в раздумьях и пришел к единственному, как мне казалось на тот момент, выходу. Я решил уйти из дома. Я рассказал об этом только Цубаки. Думал, что она примется отоваривать меня: у нее-то большая и дружная семья, мне казалось, что она не поймет. Но Цубаки поддержала меня. Она дала мне денег на то, чтобы я снял квартиру на первое время. Я протестовал, хотел вернуть… Цубаки сказала, это подарок на Рождество.       В носу у Блэка отчего-то защипало. Влажная пелена закрыла взор. Стар тихо засмеялся и покачал головой, одновременно стараясь проморгаться и не дать Маке заметить это. На минуту кафе снова погрузилось в тишину, хрупкую и звенящую от эмоций, что переполняли его.        — Через неделю она вдруг пропала. Я переживал, потому что это было очень странно: раньше Цубаки никогда не пропускала тренировки.       Стар тяжело и дрощаще выдохнул, выдавливая из глотки вставшие там комом слова, молясь, чтобы они звучали ровно:        — Как мне сказали, ее сбила машина. Она погибла на месте. А тому уроду удалось скрыться. Так погиб мой первый настоящий друг. В тот миг мой мир рухнул во второй раз…       Стар приложился к бокалу и снова замолчал. Мака оставалась все такой же собранной и внимательной. Только затушила окурок и достала еще одну сигарету; закурила, тихо щелкнув зажигалкой. Наконец Блэк отмер и продолжил чуть более хриплым голосом:        — С того времени я больше не позволял отцу поднимать руку на меня. И едва мне исполнилось семнадцать, как он сам выставил меня за дверь, — Стар язвительно ухмыльнулся, — «чтобы я больше не смел сидеть у него на шее». И с тех пор я живу один. — Сделал глоток и внезапно сменил тему, как и Мака до этого: — В универе… Да все было как обычно. Химия мне давалась в школе лучше всего, поэтому я пошел на химфак. Девчонки, вечеринки, учеба, приятели… И ни одного, кого бы я мог назвать другом. Не после Цубаки… Так было до тех пор, пока я не познакомился с Соулом... Со смазливым личиком, богатей, музыкант, звезда. Помнишь его? Все девчонки на него вешались и визжали от восторга, стоило ему кому-то улыбнуться. Никогда не подумал бы, что окажусь в их числе… Нет. Ты не подумай. У меня были отношения с девушками до этого. Все они были какие-то... безликие. Просто отчего-то казалось, что ко мне Эванс относится несколько иначе, чем к остальным. Пф, не удивлюсь, если каждая из тех пигалиц думала так же. Я был на нескольких вечеринках, которые он устраивал в своем особняке. И мне пару раз доводилось видеть его без всей этой глянцевой шелухи и образа голливудской звезды. Он был… настоящим. Просто человеком, уставшим от людских ожиданий, разочарованных вздохов родителей и вечных сравнений с блистательным старшим братом. Только представь: что бы он ни делал, он всегда оставался вторым. Блеклой тенью, неудачным клоном. За что бы он ни взялся, сколько бы ни старался — у… брата всегда всё получалось лучше и без особых усилий.       Блэк намеренно не стал называть Вейса по имени: не хотел бередить Макины раны. Он все еще помнил ее пустой, — Стар внутренне содрогнулся от пришедшего на ум сравнения, — мертвый взгляд.        — Безусловно, я испытывал симпатию к Соулу. Хах, мне казалось: вот оно, друг, которого я почти отчаялся найти. Ага. Три раза «ха». Ровно до тех пор, пока не понял, что испытываю к нему что-то, чего испытывать определенно не должен. Словно я предал сам себя. В тот момент я возненавидел себя. Я... не знаю, что творилось со мной в тот период. Вел себя как школьница, не понимал, чего я вообще хочу и надо ли оно мне. Я хотел быть рядом с ним, хотел его дружбы. И в то же время не желал его видеть. Что вообще должно было сломаться в мозгах, чтобы начать думать… так? Была даже мысль, что я совсем свихнулся... Боже, зачем я говорю это… Тебе еще не стало мерзко, нет? Ахах, тогда слушай дальше. Я долго и уперто прогонял все эти странные мысли, связанные с Эвансом, стоило им появиться. Ненавидел и изводил себя. Опять. Долго терпел и подавлял в себе эти темные мыслишки. Потом в конце концов просто смирился и решил забыть об этом, но... На вечеринке в честь выпускного вся моя выдержка, терпение, все, чего я добился, полетели к чертям собачьим. Игры в благородство закончились. Тогда мы все как следует напились. Эванс вел себя так открыто, развязно. В какой-то момент мне даже начало казаться, что он приставал ко мне. И я своим пьяным мозгом понял: вот он мой шанс. Последний шанс. Сейчас или никогда. Дерзнуть или сожалеть всю оставшуюся жизнь, — Блэк издевательски растягивал слова, словно ведущий ток-шоу, разогревающий толпу. — И я дерзнул.       Стар медленно выдохнул и приложил ладонь к лицу. Стыд, разочарование, презрение к себе — вот и все, что вызывали эти воспоминания. Игра не стоила свеч.        — Я споил Эванса. Он даже что-то принял на спор типа ЛСД, я даже не знаю точно, что это было. Пусть мне и показалось, что он не против... Но это не отменяет того факта, что я довел его до кондиции и воспользовался его состоянием, — Стар мрачно усмехнулся. — Думаю, что было дальше, ты можешь догадаться. На следующее утро на глазах у всех он подошел и чуть не сломал мне челюсть. И я не сопротивлялся, ибо заслужил. Я размышлял над этим, был ли сам Эванс инициатором или мне все приглючилось... Однако это ничего не меняет.       Стар снова приложился к бокалу. Закусил суши и отвернулся, с какой-то обречённостью ожидая вердикта Албарн.        — М-да, — задумчиво протянула Мака. — Так вот оно, оказывается, в чем дело. А по официальной версии, Соул на вечеринке застал тебя со своей девушкой. Я понимаю его. Тогда ты поступил весьма не лучшим образом. На его месте я наверняка поступила бы так же. — Стар несколько поник, потому что в душе надеялся на поддержку со стороны Албарн и стыдился этого. — Но это не значит, что я тебе не сочувствую.       Блэк вскинул удивленный взгляд на Маку и тут же об этом пожалел: голова закружилась, его чуть повело в сторону. К счастью, он сумел удержать равновесие. Он только и смог выдавить из себя:        — Спасибо, — пригубил виски и, чуть помедлив, продолжил: — Знаешь, в течении этих двух лет… Не было и дня, чтобы я не изводил себя. Это как огромная пропасть в груди. Дыра, которая ежесекундно пожирает тебя изнутри. А внутренний голос язвительно говорит и прокручивает вещи, от которых хочется выть и лезть на стену. И ты начинаешь думать, что лучше уже не станет. Потому что ты-то знаешь, какое ты на самом деле дерьмо. Гребаное ничтожество, которое заслужило свою участь и не достойно большего... Не достойно прощения.       Блэк замолчал, едва заметив в полумраке блестящие от влаги глаза Албарн и содрогающиеся плечи. Она опустила голову, чтобы за челкой не было видно ее лица. Но на щеках все равно пролегли дорожки слез; Мака даже не пыталась их остановить. Вскоре ее просто трясло от подступающих рыданий, и она просто уткнулась Блэку в грудь. Стар обнял ее и обратил внимание на что-то горячее и мокрое, скатившееся по щеке. И запоздало понял, что тоже плачет. Второй раз со времен «новой» жизни.       В кафе сгустилась тишина. Тяжелая и тягучая, как кисель, в которой каждый из них варился в своих мыслях. Ненавидел, сожалел. Отчаялся. Надеялся.       Стар не знал, сколько времени они так просидели, обнявшись. Она — плача у него на груди и тихо всхлипывая, не то подавляя, не то выдавливая из себя эти звуки. Он — бездумно поглаживая ее по спине, пытаясь тайком вытереть влажные глаза. Незаметно вдыхал тонкий запах сигарет, удивительно приятно сочетавшийся с ее духами (или шампунем?). И Блэк не знал, что его сподвигло подать голос:        — Эй, Мака, — прохрипел он; откашлялся и продолжил: — я тут вспомнил… Почему ты назвала кафе «Город Смерти»?       Албарн не шелохнулась. Сидела в той же позе, словно не услышав вопроса. Только всхлипы, наконец, утихли. Но Стар и не думал торопить. Спустя минуту Албарн все же ответила срывающимся голосом:        — Потому что у каждого должно быть свое пристанище.       И тут Блэк вспомнил ее приветственную реплику, когда он только вошел в заведение.        — Спасибо, — и Стар, поддавшись какому-то порыву легко поцеловал Маку в макушку.       Ее плечи опять содрогнулись, но Албарн справилась с собой. Просидев неподвижно еще некоторое время, на вдруг подняла голову и заглянула в глаза Блэку.        — Эй, Стар. Спасибо, — она улыбнулась. В этот момент в груди у Блэка потеплело, и он понял, что справился: он смог помочь Маке. — Мне стало гораздо легче. Мне жаль, что так вышло с Соулом. Вероятно, он сам виноват в той ситуации. Просто... оставь.       Албарн вдруг замолчала. После нескольких мгновений очевидной внутренней борьбы, она заговорила, отчего-то перейдя на жаркий шепот:        — Я... хочу спросить... Как насчет забыть обо всем на этот вечер? Эту ночь? Забыть… Оставить все, о чем мы тут говорили, в прошлом и попробовать начать все с чистого листа? На одну ночь… Здесь и сейчас.       Блэк не прерывал зрительного контакта все время, что она говорила. Наблюдал за тем, как с каждым мгновением его молчания Мака все больше и больше стесняется своей речи. И когда она уже отвела взгляд и готова была взять свои слова обратно, Стар тихо заговорил:        — Забыть и оставить. Начать снова… Сколько раз каждый из нас пытался и терпел фиаско, — он медленно провел ладонью по ее щеке и вытер большим пальцем еще не высохшие слезы. — Но, как думаешь, мы справимся вместе?       Вместо ответа Албарн его поцеловала. Медленно, аккуратно… нежно? Словно пыталась залечить душевные раны. Ее губы слегка горчили, вероятно, из-за сигарет. Но Стару это даже нравилось. Он ответил ей в той же манере: неспешно и бережно. Томительно. Заботливо. Будто в подтверждение его догадки, Мака отстранилась от его губ и прислонилась своим лбом к его, положила ладонь на грудь, там, где учащенно билось его сердце.        — Мы справимся… Случилось столько всего, но мы сможем… Мы ведь сильные, правда? — она улыбнулась так открыто впервые с начала этого нелегкого для них обоих разговора.       Стар ухмыльнулся:        — После всего того дерьма, что нам выпало… По-другому и быть не может, — он сцеловал вторую соленую дорожку с ее щеки. Мака коротко его поцеловала в ответ и встала. Несколько пошатнулась, но восстановила координацию. И вдруг хихикнула. Стар несколько опешил и не поверил собственным ушам. И надеялся, что назавтра это воспоминание не канет в Лету. Поднялся сам, тоже едва не упав. Чем вызвал полусмешок-полуфырканье со стороны Албарн. Та взяла его за руку и повела к двери с надписью «служебное помещение». Провела через ряд железных шкафчиков, холодильников, прочей утвари и инвентаря, завела за угол, где расположился воистину королевских размеров диван. Мака вдруг развернулась к Стару и поцеловала, глядя в глаза.        — Что бы ни случилось потом… — она выдохнула ему в губы, — даже если весь мир покатится к чертям… У нас есть мы. И место, куда можно вернуться.        — У нас есть мы, — Блэк углубил поцелуй. И наконец начал забывать об ощущении бездны, поселившейся в груди много лет назад. Сегодня, сейчас он, наконец, чувствовал что-то еще, кроме раздражения, жгучего стыда, презрения и ненависти к себе, болезненного разочарования и обжигающей вины. И это был самый лучший подарок, о котором он мог мечтать последние несколько лет. И смел надеяться, что Мака чувствует то же самое.       На следующее утро, лежа на том самом диване, обнимая хрупкую Маку со спины и вдыхая ее аромат, Стар думал, что Ками действительно существует.       И Рождество, пожалуй, можно потерпеть один раз в году.