Когда закончится дыхание?

Я встану над жизнью своею, Над страхом её, над бездонной тоскою… Я знаю о многом. Я помню. Я смею. Я тоже чего-нибудь страшного стою. (Ольга Берггольц. Обещание)

- Мусор, отойди, - раздается над головой холодное и равнодушное, такое, отчего бегут без оглядки. Хару поднимает глаза вверх, прижимая к груди тонкую ладонь – зрачки расширены, кажется, что и нет ничего кроме черноты, губы скривлены – не то в полустоне, не то на полувдохе. - Отойди. Отходит. Она просто снова оказалась не в том темном коридоре, не в то полуночное время, не рядом с тем чудовищем – шла за водой… за воздухом? Отходит и сползает по стене, пытаясь вдохнуть. Он проходит мимо. А ей нечем дышать. Когда это началось? *** Хару любит семейные сборища, устраиваемые в доме Тсуны два раза в год: шумные, уютные, родные. В эти мгновения она носится по дому, приглядывая за близнецами Мукуро и Хром и дочкой Колонелло и Лар Милч, помогает на кухне Маме Нане и Киоко, ругается с Аходерой и не сжимается в клубок каждый раз, когда ее случайно касаются чьи-то руки. Хару смеется, когда Ламбо в очередной раз смешит всех вокруг, смущается, когда Бьякуран помогает тащить тяжелую, скворчащую от ароматных вкусностей сковороду на общий стол и осторожно проходит мимо пугающих варийцев, которые оккупировали такой спокойный, когда не собирается вонгольская семья, дом. Хару влетает в одну из комнат и давится, пытаясь заглотнуть воздуха, царапает аккуратными ногтями шею, оставляя алые полосы на коже, и зажмуривает глаза – сильно-сильно, будто может вытравить из памяти холодные стены, вопли до хрипа, боль от мгновения к мгновению и остановившееся время. Она пытается вытравить из памяти два креста с именами родителей, которых больше нет, ласковую улыбку мучителя, приходящего к ней изо дня в день, и месяц в аду, зависший в невесомости. - Жаль, что вы не ту привели. Очень жаль. Она пытается не дрожать, и не дышать, и не замечать черной повязки на глазах. Только не может сдержать крика, когда рядом с ней раздается выстрел и держащий ее охранник безобразной кучей валится на ковер. Чье-то дыхание опаляет ей щеку и влажный, шершавый язык проходится по коже, слизывая забрызгавшую ее кровь. - Ничего, милая. Ты тоже очень важна для Вонголы и я найду, как тебя развеселить, пока к нам не прибудут гости. Она пытается не дрожать. Пытается… …не дышать. Приступ проходит. Они всегда проходят, и Хару поднимается с пола, держась за ручки кресла. Она будто ходить никогда не умела. Да и жить… тоже?.. Она смотрит в полумрак комнаты и шарахается в сторону, когда сталкивается с багровой бездной самого страшного монстра Вонголы. Он сидит в кресле: обманчиво-ленивый, опасно-расслабленный, в расстегнутой на груди рубашке и с поблескивающей в стакане янтарной жидкостью. - Простите, - выдыхает девушка и вновь захлебывается кашлем. Полосатый хищник проходит мимо, оставляя недопитое виски на столе. - Если решила сдохнуть, сделай это поскорее. Действительно… Сколько осталось времени, когда закончится дыхание? *** Хару не особенно любит ходить по магазинам, но когда ее зовут с собой Киоко или Бьянки отказать им не может. Не не умеет. Просто любит сильно. А за стеклянными витринами сверкают украшения, пестрят радугой наряды, привлекает внимание косметика, где-то вокруг играет легкая мелодия и слышится веселый смех – женский рай. У Киоко улыбка от уха до уха, блестят глаза от восторга, и она тянет Хару к очередному ювелирно-модельерному чуду, радуясь словно ребенок. Хару тоже счастлива. Ведь если ты можешь сделать близкого тебе человека счастливым такой мелочью, зачем сопротивляться? - Смотри, Хару, - выдыхает Киоко, указывая ей на короткое голубое платье, - Оно замечательное! Я сразу, как увидела его, представила на тебе! Ты будешь в нем прекрасна! Улыбка застывает на губах потрескавшейся льдинкой, сердце бьется на осколки, а ведь, кажется, давно нечему биться, в горле першит от вдруг появившегося комка. Издалека слышится восторженный голос подруги: по ту сторону стены, за белым шумом в ушах, за темнотой в глазах. Улыбка застывает безобразной маской и не менее безобразные шрамы на теле обжигает старой, никогда не утихающей болью. На Хару обрушивается ледяная вода, приводя в чувство. С обнаженного тела стекают вперемешку с ледяными каплями кровь и гной из ран и порезов. - Не покидай нас, милая, так надолго. Мы скучаем. И тело обжигает очередной удар плети, оставляя новую отметку среди уже оставленных вечность назад украшений от кнутов, ножей и сигарет. Хару болтается на цепях. Она не кричит. Голоса нет. Воздуха… Нет. - Тебе нравится? - Да, очень, - хрипит Хару, сжимая на груди ткань. - Хару… - Давай выйдем на воздух… Хару не помнит: ни смазанных лиц, ни запаха парфюма, ни тревожного голоса Киоко. Она идет: не видя куда ступает, не чувствуя на своем локте поддерживающей ее руки, не пытаясь вдохнуть… нечем. Она просто в какой-то момент оседает на ступеньки шикарного торгового центра самого шикарного района – а куда они еще могли идти тратить деньги семьи Вонгола? Киоко садится рядом, одной рукой придерживая Хару за плечи, а другой пытается набрать номер «Скорой» подрагивающими пальцами. - Мусор, - вдруг раздается над их головами, - Что вы здесь устроили? - Занзас-сан! – Вскакивает Киоко на ноги, а Хару начинает заваливаться в сторону, лишившись поддержки. Чья-то рука не позволяет провалиться ей в пустоту, и она понимает, что это глава Варии. А рука у него жесткая, сухая и горячая, и взгляд все тот же – кровавый, холодный и презрительный – ты уже готова умереть? Ее вздергивают на ноги и подхватывают на руки, откуда-то слышаться ругательства, от которых покраснели бы даже самые закоренелые уголовники. Хару не краснеет. Она не может вздохнуть. *** - Хару, у меня есть друг, отличный психолог. Он может помочь, - говорит Шамал, выкуривая очередную сигарету. - В этом нет необходимости, - говорит она, закидывая на плечо сумочку. - У тебя слишком сильные приступы паники. Однажды это может закончиться печально. - Я справлюсь. За ее спиной захлопывается дверь. А справится ли? - Наверно, ты думаешь, что тебя здесь будут насиловать? Что ж, при обычных обстоятельствах, мы бы с тобой повеселились. Но сейчас это слишком скучно и примитивно, есть много других веселых вещей, которые нам предстоит испытать вместе. К примеру… ты готова к встрече с родителями? Хару потом еще думает, что лучше бы ее изнасиловали. Потом. После того, как заканчивается дыхание. Хару заходит в украшенную хрусталем и золотом залу ресторана, сопровождаемая метрдотелем к заказанному столику. От туда величественно и одновременно взволнованно встает симпатичный мужчина: пшеничные волосы, теплые глаза, красивая улыбка. Хару уже не помнит, когда последний раз ходила на свидания и ходила ли вообще? Хару думает: зачем она пришла на это свидание? И вспоминает, что решила изменить свою жизнь. Немного. Чтобы вздохнуть. Это здорово беседовать с кем-то ни о чем, это здорово найти интересного и внимательного собеседника с чувством юмора и мозгами, направленными в нужную сторону. Еще лучше почувствовать себя окруженной чьей-то заботой, теплом и вспомнить будущее, где есть тихий домик, собака с кошкой носятся по коридорам, любимый муж целует в затылок и шепчет всякие глупости на ухо, пока дети играют неподалеку в индейцев. Что может быть лучше этого? Хару извиняется и срывается с места, путаясь в юбках платья, когда чувствует его ласковую руку на своей руке, когда дыхание вновь исчезает из ее легких. Она ненавидит ласку. Тот, другой, тоже всегда был ласков. Ласков, когда кромсал ее. Когда кромсал родителей. Когда кромсал ее дыхание. Не так просто начать новую жизнь. - Куда бежишь, вонгольская Золушка? – Слышится вдруг знакомый смех варийского принца-потрошителя. И Хару тормозит, удивленно разглядывая собравшихся за столом варийцев и незнакомых мужчин в черных костюмах – очередные деловые переговоры? - Мисс, - выскакивает неизвестно откуда взволнованный метрдотель, - Мисс, вам нельзя сюда! Прошу вас… - Мусор, - рычит Занзас, - Проваливай! А ты, девка, садись и дай нам закончить! У Хару не остается выбора – приказы Босса Варии исполняются безоговорочно. Она сидит тихо по правую руку от него, наблюдает, слушает – это интересно видеть элиту убийц за работой. И пугающе. Когда у виска Хару раздается щелчок взведенного курка, она почти не удивляется и даже не вздрагивает, просто сердце ухает вниз: не от того, что к ее голове приставлено дуло пистолета, ее ввергает в ужас улыбка Занзаса, вот что кошмарно. А потом раздается выстрел. Это уже было, где-то в прошлой жизни. Снова по лицу, и рукам, и шее растекается страшная алая жидкость, без которой невозможно дышать. Снова к ногам падает чье-то тело, роняя из ослабевших пальцев наведенный на нее пистолет. В предсмертных конвульсиях тело хватает ее за руку, оставляя синяки на белой коже. В глазах у Хару начинают танцевать черно-белые пятна, дышать не получается. Совсем. Когда заканчивается воздух… - Очнись, идиотка! – Вдруг встряхивают ее и прячут за полосатую спину. Рядом рычит Бестер, вторя реву хозяина и заглушая выстрелы и крики раненых. Убитых. Хару смотрит на мертвых. Очнуться? Если вдохнуть сможет. Когда все заканчивается, оказывается, что время перестрелки длилось не более пятнадцати минут. Занзас отдает указания, вопит рядом благим матом Скуало, своим неизменным «Врооой!» пугая всех вокруг, шишикает Бельфегор, разглядывая что-то на телах мертвецов, неподалеку флегматично стоит Фран, дожидаясь когда напарник перестанет ковыряться в чьем-то мясе, Луссурия разговаривает с чуть побледневшим, но самодовольным хозяином ресторана, улаживая мелочи, а Леви тяжелым взглядом буравит ее, Хару. А Хару не может выпустить из своей руки большую ладонь Босса Варии. Когда она схватилась за него? Почему он позволил ей это? Почему она не в силах оторваться от него? Хару не знает. Просто так и уходит вместе с ним из места, где бросает свое будущее с пшеничными волосами и домиком из мечты. *** Хару удивленно смотрит на болтающуюся дверь и ввалившегося, точно медведь, в квартиру Занзаса. - Что?.. Ей не позволяют договорить, просто хватают за руку, пресекая любые протесты и в домашних брюках, футболке и тапочках уводят непонятно куда. - Какого черта?!!! – Ревет вмиг озверевший Гокудера. - Что ты задумал, Занзас? – Рычит не менее озверевший Тсуна. - Это суперрр опрометчиво! – Пытается преградить дорогу Рехэй. - Это не игра, - хмурится разозленный Ямамото. Хибари и Мукуро молчат, но они тоже не в восторге от происходящего. Это не нравится и остальным, но ни Бьякуран с Гаммой и Погребальными Венками, ни Дино, ни семья Симон, ни бывшие Аркоболено не вмешиваются. Они ждут. Хару не видит, как варийцы окружают ее и Занзаса, не позволяя никому приблизиться к ним. Хару не видит тревожных взглядов, обшарпанных стен и знакомых цепей, к которым кто-то прикован. Кто-то. Она видит лишь того единственного, у кого ласковые руки, чарующий голос и черное сердце. Того единственного, кто выжил три года назад, когда Вонголе удалось спасти Хару из лап врагов Семьи. Того единственного, кто снился ей каждую ночь, смеясь и оставляя шрамы на ее когда-то невинном теле. Где ты, дыхание? Занзас грубо поворачивает девушку к себе, чуть сжимая плечо и вкладывая ей в руку пистолет. - Ты уже решила умереть? Хару держит оружие: легко, недрогнувшей рукой наводит, на стоящего на коленях перед ней врага, перекрывшего ее дыхание. Она не слышит криков друзей, просящих не делать этого, она так легко может убить и знает, что сожалеть не будет. Не о чем больше жалеть. Но будет ли снова дышать? Хару медленно переводит взгляд на Занзаса, встречаясь с ним глазами. «Ты готова умереть?». Когда закончится дыхание… Он понимает. И ждет. Хару болтается на цепях, а вокруг кровь и смерть. И алые глаза самого страшного чудовища напротив, вглядывающиеся в ее, не дышащие. Он стреляет по цепям, и она сломанной куклой валится на пол: в багровые лужи, среди воняющих груд мертвых тел. Хару знает: однажды чудовище с алыми глазами найдет чудовище с ласковыми руками. И тогда все закончится. Падают тяжелые пули на бетонный пол из обоймы пистолета. Следом падает уже бесполезное оружие. Хару отворачивает и уходит прочь, делая свой выбор. Оставляя позади перестающего ухмыляться ласкового монстра. Монстра, который требует, чтобы она вернулась и убила его. Который визжит и плюется слюной от страха. Который хочет «быстро и легко», которому страшна неизвестность, а не пуля глупой девчонки, жаждущей мести. Хару уходит. Не оборачиваясь. И делая первый вдох. Все же она хочет научиться вновь дышать. *** На улице холодно и ветрено, но Хару впервые за долгое время глотает воздух, точно несчастный, потерявшийся в пустыне и вдруг нашедший оазис. Шею все еще опоясывает невидимая петля, но теперь она сможет снять ее однажды. Не оглядываясь. Внезапно ее хватают сзади за волосы и поворачивают лицом к полосатому убийце. Они смотрят друг на друга. А потом он прижимается к ее губам. Не целует. У Хару подкашиваются ноги – от свободы. Пожалуй, она сможет вновь научиться дышать раньше, чем думала. Ведь теперь у нее есть тот, кто может поделиться с ней воздухом.