Круг для двоих

1 Часто мне кажется, что я пребываю в каком-то прекрасном, чарующем сне, и, просыпаясь, боюсь, что он сейчас исчезнет. Но всякий раз опасения оказываются напрасными, потому что этот сон – моя действительная реальность. Жизнь. Иногда в это трудно поверить, особенно если учесть, какой тяжелый путь я прошла навстречу своему счастью… Началась эта история в 1980 году, когда мне было 15 лет. Наша семья жила в Торонто. Мои родители были довольно состоятельными интеллигентными людьми. Папа – египтолог, преподающий в университете. Мама – домохозяйка. Оба они – умны, добры, красивы и благополучны. Я была глубоко привязана к ним, и они отвечали мне тем же. Являясь начинающим писателем-любителем, я сочиняла рассказы, а также уважала классическую литературу, которую иногда достаточно вольно интерпретировала. В остальном же я была типичным подростком: в свободное от школы время любила развлекаться, гулять, болтать с подружками и смотреть фильмы. Особенно нравился модный сериал про лейтенанта Коломбо, чей портрет всегда находился в моей комнате. А еще меня тянуло изведать «прелести взрослой жизни»: я пробовала табак, алкоголь и, как положено, встречалась с парнем-сверстником по имени Пол. Но (здесь нужно отдать мне должное) я делала все это из любопытства, а не по пристрастию - и никогда не переходила границы. Все это было только «для декорации», как, впрочем, и отношения с Полом, которые возникли не по любви, а потому что в моем возрасте пора уже иметь при себе бойфренда. Хотя назвать его бойфрендом можно было только условно: я воспринимала его как приятеля, но не как мужчину, и отношения наши были платоническими. Ему это очень не нравилось, он требовал гораздо большего, а я категорически отказывалась. Поэтому у нас довольно часто возникали скандалы. Но расходились мы не только в этом. Он просто не нравился мне как личность. Я считала его инфантильным занудой, а он кричал, что я все время его поучаю. Более того, Пол был не только совершенно равнодушен к моему творчеству, но иногда и резко критиковал его. Меня это раздражало. Поэтому просто удивительно, как мы умудрились сохранять отношения такое длительное время! Однако моим родителям Пол нравился. А мне было все равно, тем более что я отличалась равнодушием к мальчишкам. Вот так и протекала моя вполне обычная жизнь, в которой я плавала как рыба в воде – удобно, но без всякой цели. Так продолжалось до тех пор, пока не произошла встреча, перевернувшая всю мою судьбу. 2 Однажды я и моя лучшая подружка Смитти листали газету и увидели объявление, что в кинотеатре будет показан эротический фильм «Невеста Дракулы». С неподдельным волнением мы решали, которая из нас отправится туда сегодня же (пресловутое подростковое любопытство!), и жребий пал на меня. Я хотела было уступить Смитти свою «удачу», но она настояла, чтобы все было по-честному. Не помня себя от радости и гордости (ведь сейчас мне предстояло познать все тайны любви, пусть даже не на своем, а на чужом, экранном опыте!), я побежала в кинотеатр. Ожидание меня не обмануло. Фильм, действительно, оказался на редкость непристойным. Сейчас я понимаю, что это была обыкновенная низкопробная порнография, но тогда… Тогда я, словно заколдованная, наблюдала за действиями героев, стремительно перепрыгнувших ту черту, которую я все еще никак не решалась переступить… Все тело дрожало, а сердце было готово выпрыгнуть из груди… Волнение поглотило меня настолько, что машинально, почти незаметно для самой себя, я достала сигарету, чтобы закурить… - Огоньку, крошка! – обратился ко мне вульгарный, отталкивающего вида, тип. Я не на шутку испугалась и перебежала на другой ряд, более близкий к экрану (благо, в зале оставалось много свободных мест). В следующем ряду, на расстоянии нескольких сантиметров от меня, сидел очень интеллигентный, симпатичный господин средних лет. Опершись лицом на руку, он довольно крепко спал и даже вздрагивал во сне. Незнакомец выглядел таким забавным, что можно было бы и рассмеяться, но я была так поглощена действием на экране, что почти не обратила на него внимания. Фильм, просмотренный на одном дыхании, подошел к концу. Взволнованная, я вскочила со своего кресла так стремительно, что нечаянно задела спящего своей сумкой. Легкий удар по голове заставил его проснуться. Открыв рот от неожиданности, бедняга растерянно смотрел на меня… - Пожалуйста, простите! – смутилась я. - Я не хотел… - пробормотал он, и, что-то сообразив, спросил: - Как Вы сюда попали? Я подумала, что он маньяк, испугалась и убежала без оглядки. Двое подозрительных мужчин за один киносеанс – это уже чересчур! Хотя, если учесть жанр фильма, этого и следовало ожидать… 3 Прошло немного времени. Однажды мы с Полом пошли в кафе пообедать, но сильно поссорились. И, пользуясь моментом, пока он отошел, чтобы расплатиться, я вышла из-за стола, и, оглядевшись по сторонам, увидела солидного господина, в котором узнала своего «маньяка из кинотеатра» - того самого, который проспал весь фильм. Он одиноко сидел за столиком, я подошла к нему и попросила разрешения присесть. Он позволил и, кроме того, угостил меня чашкой кофе. Мы разговорились. А я уже откровенно любовалась незнакомцем. Он был необыкновенно красив: стройная фигура; благородная осанка; короткие, темные, чуть поседевшие, волосы; классическое, без единого изъяна, лицо; и, главное - прекрасные, глубокие, исполненные грустью и добротой, глаза… Весь облик незнакомца подчинял меня своей неведомой, непобедимой власти… - Сколько Вам лет? – спросила я, сохраняя свою обычную беспечность. - А Вам? – ответил он вопросом на вопрос. - 16, - улыбнулась я, приврав себе пару месяцев. - 60, - в свою очередь ответил собеседник. - 60?! – изумленно переспросила я, не в силах поверить, что этот бог красоты находится уже в таком солидном возрасте. Пара секунд легкого смущения – и наш приятный разговор вернулся в прежнее русло. Я рассказывала ему о себе и своей семье, о том, что навсегда расстаюсь с Полом; а он говорил мне о себе. К великому удивлению, я узнала, что мой новый знакомый – очень талантливый и знаменитый художник Эшли Сент-Клер, чье имя, конечно же, было мне хорошо известно. Но когда я предложила ему написать мой портрет, мэтр ответил, что не работает уже 10 лет. Я сказала ему, что являюсь начинающим писателем, он проявил непритворный интерес и попросил что-нибудь почитать. Бесконечно польщенная, я протянула ему папку с моими произведениями (которая оказалась у меня в сумке), мы договорились созвониться и расстались добрыми друзьями. Хотя я уже чувствовала к нему что-то большее. Ссора и окончательный разрыв с Полом; случайное знакомство с необыкновенно красивым и добрым человеком, который к тому же оказался знаменитостью; и его живой интерес к моему скромному творчеству – все это больше походило на сказку, но было чистой правдой! Я возвращалась домой, словно на крыльях, плененная своими счастливыми мыслями. А вечером, не теряя времени даром, я позвонила ему домой. Мы договорились встретиться в ближайший выходной. 4 Наша первая встреча оказалась еще более чудесной, чем я ожидала. Мы с интересом обсуждали литературу и музыку, но что самое удивительное, Эшли очень высоко оценил мое творчество, написав в тетрадке несколько глубокомысленных замечаний. - Я уверен, Вы можете стать писателем, - сказал он. – Вы прекрасно владеете словом. Надо ли говорить, каким целительным эликсиром явились для меня эти слова, сказанные не кем-нибудь, а самим Эшли Сент-Клером! Великим Эшли Сент-Клером! К тому же никто и никогда (включая меня саму!) не относился серьезно к моим произведениям. Я показывала их своей учительнице, но та реагировала достаточно сдержанно. А тут – такая высокая похвала из уст такого талантливого и знаменитого человека! Фантастика! …Не знаю, до сих пор не понимаю, почему так случилось, но с этого дня мы отчаянно и неизлечимо влюбились друг в друга! Наше новое чувство стало счастливой Бесконечностью, магическим кругом для двоих! Не в силах жить друг без друга, мы начали встречаться каждый день у него дома. Он знакомил меня с различными приемами живописи. Помню наши милые, почти детские, работы: очень забавная аппликация – какой-то странный желтый зверь на ярко-оранжевом фоне; и прелестный цветок, нарисованный горящей свечкой. Получалось незатейливо, но очень красиво. Однако все это, конечно же, было не достойно такого великого гения, как Эшли Сент-Клер! Я благоговела перед ним до самозабвения, особенно когда слушала его удивительно умные, совершенные и в тоже время страстные речи о живописи! Говоря об искусстве, Эшли оживал, его голос походил на голос ангела с небес; прекрасный и величественный, в такие моменты он казался мне совершенством, небожителем, гением, кумиром, к ногам которого я, не задумываясь, бросила бы всю свою жизнь! Но, к сожалению, он переживал острейший творческий кризис! Мне было неописуемо больно смотреть на этого светлого ангела со сломанными крыльями – ангела, который безмерно тосковал по небу, но не имел силы взлететь! Я стремилась возвратить ему эту силу и чуть ли не со слезами умоляла его снова взяться за кисть и написать мой портрет. Наконец Эшли согласился. Но этот портрет оказался, по его мнению, не очень удачным. И мой возлюбленный сильно огорчился: - Какое жалкое зрелище – поминки по таланту! – упавшим голосом произнес он. – Не стоило и начинать! - Все будет хорошо, - возразила я, нежно взяв его за руки. – Ты должен попытаться еще раз, и если нужно, еще и еще! Я буду с тобой, Эшли! Он крепко обнял меня и прижал к своему сердцу. Я не позволила любимому впасть в отчаяние, он снова продолжил творить, и в благодарность за возвращенное вдохновение и моральную поддержку повел меня в магазин сувениров. Эшли хотел подарить мне механических обезьянок – прекрасную даму и влюбленного художника, рисующего ее портрет. Игрушка нам очень понравилась, но я отказалась от нее, потому что она слишком дорогая, следовательно, мне пришлось бы прятать ее от родителей. Эшли согласился со мной и подарил чудесную белую шляпку. С этого времени мы стали еще более близки. Каждую свободную минуту я стремилась быть с ним. Эшли продолжал писать, и новые картины были великолепны. Он проявлял живой интерес и к моему творчеству. Также мы часто обсуждали искусство, живопись. Эшли рассказывал удивительные факты из жизни великих людей, приобщал меня к прекрасному миру классической музыки – особенно часто мы слушали Вивальди и Стравинского. Находясь рядом с таким умным, талантливым и творческим человеком, я ощущала свой духовный рост – и не узнавала себя! Я становилась другой, не той, что была раньше – более взрослой, более мудрой, более духовно развитой… Примитивные подростковые забавы казались все менее и менее интересными. Будучи возлюбленной великого Эшли Сент-Клера, я обретала высоту и значимость в своих собственных глазах. Можно сказать, он короновал меня своей любовью. Однако мы уделяли время не только творчеству и интеллектуальным беседам, но и развлечениям. Катались на катере, гуляли на природе, обедали – в кафе или у него дома (к моему изумлению, Эшли чудесно готовил). Нам никогда не было скучно вдвоем – разница в 44 года и принадлежность к разным поколениям практически не ощущались (если не считать того, что мой милый никогда не слыхал про лейтенанта Коломбо и с некоторой настороженностью относился к «странному» напитку - молочному коктейлю). Но, к несчастью, Эшли переживал из-за своего возраста. Я сильно сердилась, искренне убеждая его, что это для меня не имеет для меня никакого значения. Возлюбленный представлялся мне молодым интересным мальчиком-ровесником, но уж никак не обремененным годами стариком. Это было не только из-за моей любви к нему, но и из-за того, что внутренне мы были очень близки, понимали друг друга с полуслова и на многое смотрели одинаково. Это стирало все границы между нами. К тому же Эшли отличался прекрасным здоровьем, силой, красотой и энергией, поэтому выглядел очень молодо. Но, главное, у него была удивительная сила и юность духа, о которой он сам не подозревал. Но, несмотря на всю схожесть характеров, в некоторых вещах мы расходились и словно бы дополняли друг друга до единого гармоничного целого. К примеру, Эшли был склонен к пессимизму и внезапной перемене настроения. Как и многие гениальные люди, он был очень раним, крайне болезненно воспринимал неудачи. Часто мой большой оптимизм и чувство юмора были необходимы, чтобы развеселить, подбодрить его, поднять настроение и придать уверенность в себе. Несмотря на то, что я была значительно моложе, иногда именно я становилась для него опорой. Он дарил мне свою мудрость и духовное богатство, а я ему – свою веселость и жизнерадостность. Так что в этом плане мы были идеальной парой и чувствовали свою необходимость друг другу. Несмотря на то, что комплекс Эшли по поводу возраста преодолевался сложнее, чем творческий кризис, мое влияние постепенно приносило свои плоды и возвращало ему ушедшую юность. Эшли становился гораздо менее унылым и застенчивым. Мы часто шутили, смеялись. Я так любила его улыбку - прекрасную, как весеннее солнышко – и смех, приятный, как звон ручейка! Нежно обнявшись, мы гуляли по улице, нимало не заботясь о том, что подумают любопытные прохожие. А однажды, во время нашего обеда в кафе, я украла цветок из вазы, украсила им пиджак Эшли, и он отреагировал на это такой милой и счастливой улыбкой и сжал мои руки с такой искренней, трогательной нежностью, что это было понятнее всяких слов. Он был безмерно благодарен мне за любовь! И я видела это… Некоторое время спустя мы отправились кататься на большой лодке, взяв с собой двух моих подруг. К счастью, мой любимый не только ничуть не смутился в присутствии девушек, но и совершенно очаровал их, хотя, конечно же, не так сильно, как меня. Все мы мило общались, веселились и пели песни. А потом был незабываемый пикник для нас двоих. Я угостила Эшли гранатом, объяснив, что это символ моей вечной любви и верности; эти слова глубоко тронули его, он крепко обнял меня и поцеловал. Так нежно, как никогда прежде… В такие моменты мы были счастливы и беззаботны, как дети… Лишь одно омрачало наши отношения – Эшли был до крайности скуп и робок в любви. За все время нашего романа он подарил мне лишь один страстный поцелуй, и то после того как я очень сильно попросила его об этом. Как бы ни были возвышенны, чисты и глубоки наши чувства, каким бы сильным ни было мое благоговение перед ним, мы состояли из плоти и крови, к тому же – чувствовали взаимную безумную страсть, поэтому такая платоническая любовь была подвигом, граничащим с пыткой. Причем, не только для меня. Я замечала, как усердно мой любимый сдерживает себя, боясь подарить мне лишний поцелуй, объятие или ласковое слово, но его исполненный любви взгляд выражал все, что он пытался скрыть. Все сильнее и сильнее была моя жажда изведать с ним всю полноту страсти. Наконец, однажды я не выдержала и прямо призналась возлюбленному в своих желаниях… Но Эшли и слушать об этом не захотел. Он сказал, что, хотя он чувствует ко мне то же самое, наши отношения обязаны оставаться платоническими. Я возражала, умоляла, клялась в вечной любви и верности… Но Эшли был непреклонен, говоря, что не имеет права брать мою невинность. - Не думаю, что тебе нужен я, - сказал он. Я подумала, что это снова из-за его возраста – и разозлилась. Теперь, став старше, я понимаю, что дело было не только в этом, но и, главным образом, в удивительной порядочности Эшли. Он ясно сознавал, что я еще слишком юна для начала таких отношений, которые могли бы навлечь на меня позор и даже разрушить жизнь. Глубокая ответственность за мою судьбу заставляла Эшли быть выше своей страсти, хотя многие другие мужчины в его ситуации поступили бы с точностью до наоборот. Хотя – не только мужчины: в этом смысле он был гораздо сильнее, благороднее и целомудреннее меня самой… Но тогда, совершенно потеряв от любви голову, я не желала понимать это. Досада и обида захлестывали душу… Впрочем, для таких чувств была еще одна веская причина… 5 Как-то раз, рассматривая старые картины Эшли, я обнаружила изображение очень красивой обнаженной женщины и стала настойчиво расспрашивать. Оказалось, это Клодия, его давняя возлюбленная и «близкий человек». Жениться они даже и не думали, решив «жить своей жизнью». Проживает она в Нью-Йорке, но иногда приезжает к Эшли в гости. - Сколько лет этой Клодии? – поинтересовалась я. - 44, - ответил он. - Она мне не соперница! – усмехнулась я. Но последняя фраза не была искренней. Хотя Клодия значительно старше меня, я понимала, что она гораздо ближе Эшли по возрасту, чем я, следовательно, ему с ней гораздо интереснее, чем со мной. К тому же, заметив, с какой нежностью во взгляде и голосе мой любимый до сих пор говорит о ней, я осознала, что образ этой красотки не совсем еще изгладился в его сердце… Теперь я знала: у меня есть очень опасный могущественный противник, враг, злой гений, совершенно лишивший меня покоя, с которым очень скоро предстояло встретиться лицом к лицу… Однажды она нагрянула к Эшли в гости… До сих пор не могу вспоминать этот момент без содрогания… Я увидела их вместе, они обнимались. Это было невинное, но все же очень крепкое объятие любви… Мое сердце едва не разорвалось от боли… -Добрый день, - ледяным голосом обратилась она ко мне. -Здравствуйте, - растерянно и беспомощно уронила я. Сильно смутившись, мой милый Казанова представил нас друг дружке, а я окинула соперницу проницательным анализирующим взором… И верно: Клодия была хороша – не хуже, чем на картине. Изысканный наряд, совершенная фигура, царственная осанка, роскошные каштановые волосы, безупречно правильное лицо, глубокие глаза… Но во всем ее облике, насквозь пропитанном суровой надменностью, было что-то безжизненное, неприятное. Это была настоящая Снежная Королева – безукоризненная внешне, но вся словно изваянная изо льда… С первого взгляда мы обе остро возненавидели друг друга, хотя и сохраняли взаимную учтивость. - Мне пора, - произнесла я. - Не торопись, - остановил меня Эшли. - Ей пора, - решительно возразила Снежная Королева, с язвительной улыбкой глядя в его лицо. Я быстро направилась к выходу. Но, прежде чем уйти, бросила ей: - Прекрасный выбор, леди! Браво! Душа разрывалась от боли. В тот момент я смертельно ненавидела их обоих! Вернувшись домой, я закрылась в своей комнате. Но тут вошла мама и сообщила, что прямо перед моим приходом звонил какой-то Эшли и спрашивал меня. Так я была вынуждена признаться в том, что дружу с самим Эшли Сент-Клером. - Он годится тебе в отцы! – изумлялась мать. - Да, и даже тебе, - ответила я довольно резко. Она принялась читать мораль, но я грубо оборвала ее и приказала выйти. …Промучившись еще пару минут, я не выдержала и позвонила своему неверному возлюбленному. - Сара! Как я рад! – воскликнул он, услышав мой голос в телефоне. - Клодия здесь? – спросила я металлическим голосом. - Нет-нет! Она вернулась в Нью-Йорк. Не сочла нужным остаться. - Тогда я приду? - Приходи, - умоляющим голосом попросил любимый. – Пожалуйста. И я снова простила его. Снова мы продолжили встречаться. Снова я с жадностью голодной собаки принимала его скупые, почти отеческие, ласки, ловя себя на мысли, что с той, другой, он бывает куда более щедрым… Это она украла у меня его огонь, его объятия и поцелуи!.. Жестокая, совершенно хищная, ревность делала мою страсть к Эшли еще более дикой и всепоглощающей. Желание принадлежать ему полностью превратилось в навязчивую манию, наваждение. Круг для двоих стремительно сжимался, безжалостно бросая нас в объятия друг друга, столь тесные и горячие, что это мешало бы дышать! И если он еще находил в себе силы противостоять этому искушению, то я уже не могла. Я стала способной на любое безумство, но еще не подозревала, что должна опасаться не Клодии, а самой себя. Что скоро я потеряю своего милого… И разлучит нас вовсе не эта красотка с картины, а… Пол, который к тому времени совершенно перестал для меня существовать… 6 В один из дней, когда мой возлюбленный с упоением любовался своими новыми картинами, по-детски радуясь вернувшемуся вдохновению, я решила подогреть его творческое настроение и предложила прямо сейчас написать мой эротический портрет «Обнаженная с сигарой». Но Эшли эта идея пришлась не по вкусу. Я заупрямилась, напомнив, что Клодию он писал обнаженной, а я, должно быть, более привлекательна в сравнении с ней. Но мистер Целомудренный Художник грубо приказал мне одеться. Я подчинилась. На сердце остался неприятный осадок. Вместо прекрасной картины получилась ужасная размолвка. - Не сердись, - смиренно попросила я, когда он вышел на улицу, чтобы проводить меня. – Я думала, тебе понравится. - А почему с сигарой? – поинтересовался Эшли. - Без нее я чувствовала себя голой, - улыбнулась я и, заметив, что любимый смягчился, добавила: - Я всегда буду с тобой! - Что ж, до завтра! – радостно согласился он, дружески похлопав меня по плечу. Примирение было полным. Мы крепко обнялись и нежно попрощались, не подозревая, что Пол находится рядом, видя каждый наш жест и слыша каждое слово… Не успела я отойти далеко от дома Эшли, как этот мерзавец подкараулил меня в поле и устроил настоящую истерику. -Ты… Ты бросила меня и теперь раздеваешься перед всеми! – плаксивым голосом закричал он. Я ударила его по лицу. Дальше все было как в кошмаре. Пол яростно набросился на меня. Отчаянно защищаясь из последних сил, я подобрала с земли булыжник и ударила им Пола по голове. Тот потерял сознание, а я, в разорванной одежде, вся дрожа от обиды и ужаса, побежала к Эшли. Мы вызвали для Пола «скорую помощь» и отвезли его в больницу. К счастью, мой удар оказался не очень сильным, и доктор заверил нас, что «с парнем все будет в порядке». Но не успела я оправиться от этого стресса, как в клинику приехали мои отец и мать (честный Эшли позвонил им и сообщил, где мы находимся), и забрали меня домой. 7 То, что происходило дальше, не поддается никакому здравому объяснению. Вместо того чтобы оказывать мне моральную поддержку после травмы, нанесенной Полом, родители устроили дома настоящий ад: отключили телефон и заперли меня в комнате, чтобы мы с Эшли не могли больше общаться. Я плакала, умоляла, угрожала, слезно прося их отпустить меня к возлюбленному, но мои слова вселяли в их сердца еще большую ярость. Я, их единственная, родная и любимая дочь, вызывала у них гораздо больше ненависти, чем негодяй Пол, едва не обесчестивший меня! Это был какой-то ужас! Первый раз в жизни я подралась с отцом, и он ударил меня по лицу. Правда, через минуту ему стало стыдно: - Сара, мы отпустим тебя, если ты пообещаешь, что не увидишься с НИМ… - Нет, - бессильно уронила я, - ничто уже не будет так, как прежде… Я умру, если вы меня не отпустите! - О чем ты думала? А если бы ты забеременела?! – выговаривала мать, не зная, что Эшли совершенно не виноват в том, в чем они его подозревают, и, несмотря на наши чувства и мое вызывающее поведение, относится к моему целомудрию очень трепетно. Но я не находила даже слов в его оправдание, и, как безумная, повторяла одну фразу: «Отпустите меня». Однако родители были неумолимы. Я продолжала сидеть одна в своей комнате, и единственным сокровищем, которое у меня осталось, была шляпка, подаренная милым Эшли. Когда я держала ее в руках, было немного легче: это была моя единственная святыня… …А в это время мой бедный возлюбленный (как я узнала позже), буквально, обрывал телефон, пытаясь мне дозвониться, но, едва услышав его голос, родители вешали трубку. Тогда Эшли пришел к нам домой и попытался спросить у них, как мои дела. Отец и мать наговорили ему кучу самых гнусных вещей и прогнали с порога. А я не могла ничего знать, так как была заперта в своей комнате и лежала в постели. Думая, что он забыл меня, я перестала принимать пищу и заболела от тоски. Время словно бы застыло и стало страшной ледяной Вечностью. 8 Наступил мой 16-й День Рождения. Я по-прежнему ничего не ела, а лежала в постели и слабела. Пришли подружки, но я не желала их видеть… Обеспокоенные таким состоянием, мать и отец позвали ко мне доктора, Эмили Рид, которая была давним и хорошим другом нашей семьи. Мы поговорили по душам, и, как ни странно, добрая женщина не только поняла мои чувства к Эшли, но и, по всей видимости, устроила родителям настоящую «промывку мозгов», сказав, что они «слишком жестоки». Тогда папа в срочном порядке организовал для меня роскошную вечеринку: кучу друзей, шикарный стол, огромный торт со свечами и живой оркестр. Но все это было мне противно: мир без Любимого и Единственного был всего лишь холодным, безжизненным адом. Совершенно отчаявшись, я встала на балконе и пригрозила, что покончу с собой (я, действительно, была полностью готова на это!), если они сейчас же не отпустят меня. Перепуганные насмерть отец и мать сказали, что двери открыты; а Смитти сообщила, что она только что виделась с Эшли, и он ждет меня… Тогда я успокоилась, помирилась и крепко обнялась с родителями, вышла к гостям и погасила свечи на праздничном торте, загадав желание остаться с возлюбленным навсегда и больше никогда не расставаться… Но тут меня ждал новый удар: Смитти призналась, что солгала мне – она, в самом деле, приходила к Эшли, чтобы позвать его на мой День Рождения, но с изумлением увидела возле его дома чужих людей, которые сообщили ей, что мистер Сент-Клер еще вчера уехал в Нью-Йорк. Это был шок! Он не оставил мне даже записки и удрал (я знала это!) к своей проклятой Клодии!!! …Подруги говорили слова утешения, но тщетно. Я требовала у них денег на билет до Нью-Йорка. - Это глупо, - убеждали меня девочки. - Зачем тебе ехать в Нью-Йорк? - Я хочу спать с ним. И убить его, - коротко и категорично ответила я. …Контраргументы были исчерпаны. Я отправилась к Эшли. 9 …Путешествие в Нью-Йорк не было легким. Целый день я скиталась по городу, расспрашивая случайных прохожих. Наконец, вечером я нашла дом Клодии. Зашла в холл, устало опустилась в кресло и задремала. - Сара! Сара! – нежным и взволнованным голосом звал Эшли, осторожно касаясь моей руки. - Это ты? – тихо спросила я, открывая глаза и влюбленно глядя на него… Но рядом с ним была моя ненавистная соперница. Я заметила, что ее наряд был еще более изысканным, чем в нашу первую встречу, а прекрасные волосы – красиво уложены и подстрижены. Рядом с моим Эшли она была во всеоружии… - Простите, - вкрадчиво начала я, обращаясь к ней. – У Вас очень милый дом. Мне некуда было идти… - Все в порядке. Я не сержусь на Вас, - улыбнулась Клодия, но эта улыбка – жестокая и острая, как пчелиное жало - была для меня гораздо больнее пощечины. - Оставайтесь! – продолжала она, положив в руку Эшли свой ключ, а потом тихо сказала ему: - Уложи ее в постель и позвони родителям. Ты должен быть с ней, когда она поймет, что натворила. Я буду в отеле. И с этими словами Клодия покинула дом. Она уступает мне любимого на ночь, предварительно снабдив его полезными советами! Как это мило и трогательно! Просто удивительный аукцион неслыханной щедрости! Никогда еще я не чувствовала себя такой униженной, презренной и раздавленной! Все-таки, она отчаянно ненавидит меня из-за Эшли! Впрочем, это было взаимно! Резко и холодно, словно мы были совсем чужие, возлюбленный схватил меня за руку и молча повел к лифту. Едва мы вошли в квартиру, я устроила ему скандал, осыпав упреками, за то, что он оставил меня и сбежал, не обращая внимая на мои чувства, безжалостно разбуженные им самим. Выслушав этот гневный монолог, Эшли рассказал, как сурово обошлись с ним мои родители, но признался, что полностью понимает их. А еще он признался, что безумно и страстно любит меня, что я сделала его самым счастливым, но все же мы должны расстаться. - Я люблю тебя - и я хочу быть рядом с тобой, - признавался Эшли. – Но я не могу, потому что понимаю: мы не должны быть вместе! Если бы у меня было время, я отдал бы тебе все, что я имею, всю свою любовь. Но я слишком стар для тебя. У нас нет будущего. Ты – красивая и талантливая женщина, ты должна жить своей жизнью. Но где бы мы ни были, наша любовь будет с нами! - Когда я выйду замуж, и у меня будет 10 детей, - сквозь слезы говорила я, прильнув к его плечу. - Я все равно буду любить тебя. Обещаю. Зачем я сказала тогда про замужество и детей? Ведь я так не думала. Я не могла представить, что позволю кому-нибудь другому прикоснуться ко мне… Возможно, эти слова были лишь попыткой утешить себя. И его. А потом он провожал меня на вокзал. Помню эту огромную толпу суетливо бегущих куда-то людей. Помню, как стояла на эскалаторе, навсегда уводящем меня от возлюбленного. Губы мои дрожали, горькие слезы безвольно струились по щекам… До сих пор удивляюсь, почему сердце не разорвалось тогда от боли… Не отрывая взгляда, я все смотрела и смотрела на любимого, пока он не исчез из вида. Как сейчас вижу его лицо… Эти прекрасные, незабвенные, полные любви, грусти, боли и отчаяния, глаза… Я видела, что он, этот взрослый, мужественный и выдержанный человек, едва не плакал, отпуская меня навсегда… Страдания Эшли также были немыслимы, но это был его твердый и решительный выбор, которому просто я не могла не подчиниться. Было бы гораздо легче заживо разрубить себя на части, чем расстаться со своей огромной и единственной любовью, каковой мы оба являлись друг для друга… Это было ужасно! Никакое перо не в силах описать того, что творилось в наших душах во время той разлуки… Но вот он совершенно пропал из поля зрения, растворившись в серой толпе и холодном мраке. Все кончено. Круг для двоих разомкнулся, выбросив нас в ледяную пустую темноту. Так завершилась наша первая и последняя ночь любви. Эшли так и не тронул моей невинности, но поступил гораздо хуже. Он забрал мое сердце, вырвав его из груди, и оставив на этом месте лишь глубокую незаживающую рану, которая все время кровоточила и гноилась… А он, несомненно, на следующий же вечер забудет меня, утешившись в искусных (конечно же, более искусных, чем мои!) объятиях своей куколки Клодии! Представив себе это, я чуть не закричала от боли, ревности, ужаса и отчаяния… 10 …Не помню, как вернулась домой. Ни слова не отвечая на расспросы родителей, я прошла в свою комнату и, бессильно упав на кровать, разрыдалась. Только теперь я поняла со всей жестокой ясностью, что больше не увижу его. Не дотронусь до его руки. Не услышу его обволакивающего голоса. Не изведаю сладости его горячих губ и нежных объятий!.. Никогда. Никогда! Никогда!!! Отчаяние было необъятным. Я не желала общаться с друзьями, не могла есть и спать, только все время сидела в своей комнате и, не переставая, плакала. Изо дня в день я слабела все больше и, в конце концов, почти совсем перестала вставать с постели. Постоянно мучила слабость, бил озноб, а в груди как будто стоял кол… Вызванные ко мне доктора не находили никакой болезни, кроме крайнего нервного истощения. Родители отчаянно старались вывести меня из апатии и депрессии, были очень ласковы, пытались угодить во всем… Несомненно, теперь они были бы рады даже моему роману с Эшли – если бы он сам не поставил в нем жирную точку и не связал свою судьбу с Клодией. Узнав подробности нашей последней встречи, отец и мать заявили, что «мистер Сент-Клер поступил очень справедливо и благородно», а моя страсть к нему «со временем пройдет». Но шли дни, недели, а мое душевное состояние становилось все хуже и хуже. Конечно, находясь в такой депрессии, граничащей с сумасшествием, я запросто могла бы пристраститься к вину или наркотикам, чтобы хоть ненадолго выбыть из мучительной действительности; но, к счастью, я все время находилась дома, не могла никого видеть, поэтому шансов связаться с какой-нибудь дурной компанией просто не было… Гораздо чаще у меня возникала мысль о самоубийстве. Как же сильно хотелось умереть! Я ненавидела свое сердце за то, что оно билось даже тогда, когда рядом не было моего милого! Часто я жалела, что не исполнила своего намерения еще в 16-летие и ненавидела Смитти за то, что она остановила меня… Были моменты, когда я уже твердо решала покончить с собой, но слишком сильно жалела родителей. Ведь кроме меня у них никого не было. Я воображала собственные похороны, их безмерное горе, неизлечимое чувство вины и разбитые судьбы до конца жизни… Только эти мысли останавливали меня от рокового, непоправимого шага… В один из таких дней к нам заявился выздоровевший Пол. Пришел в мою комнату с букетом (первый раз в жизни он дарил цветы) и слезно умолял помириться. Но я слышать ни о чем не желала: - Неужели ты настолько глуп, что думал, что я захочу видеть тебя после всего, что ты со мной сделал? - Да, Сара, я понимаю, что ты ненавидишь меня… - Ненавижу?! – усмехнулась я. – Нет… Ненависть – сильное чувство. А ты – слишком мелок и ничтожен, и моя ненависть – слишком большая честь для тебя! Ты не можешь вызвать ничего, кроме отвращения и брезгливости! - Я люблю тебя! - Любишь? – переспросила я, поднимаясь с кресла и подходя к окну. – Разве может любящий человек опуститься до слежки и насилия в отношении того, кого он любит? Нет, Пол, ты любишь исключительно себя. И именно твой эгоизм заставил тебя следить за мной и Эшли, а потом поднять на меня руку… Но лучше бы ты убил меня тогда. Жить без него я не в силах. - Пожалуйста, не говори мне о нем, не произноси при мне его имя, - плаксивым голосом стонал Пол. - Нет, ты должен знать и помнить это имя всегда, - дрожащим голосом возразила я, теряя самообладание. – Ведь это именно Эшли был так великодушен, что спас тебе жизнь… А я уже начинаю жалеть, что не прикончила тебя в тот день… Прошу, убирайся и никогда не смей подходить ко мне! С этими словами я выставила незадачливого кавалера (вместе с его букетом) за дверь. К великой досаде моих родителей, примирения и воссоединения не произошло. Больше мы с Полом никогда не виделись. А меня спасло творчество. Доверяя самые сокровенные чувства бумаге, я начала писать поэму «Одержимость» об Эшли, о нашей любви, разлуке и отчаянии. Каждая строчка была написана кровью израненной души. Поэма получилась довольно объемная, и, поставив в ней последнюю точку, я испытала некоторое облегчение. И почувствовала, что снова живу… Творю – значит живу! 11 Прошел месяц с тех пор, как мы расстались с Эшли. Я нашла в себе силы вернуться к обычной жизни и продолжила ходить в школу. Но пережитая трагедия изменила мой характер до неузнаваемости: я стала угрюмой, печальной, замкнутой и молчаливой. Только Смитти и Даниэла, мои лучшие подруги, знали истинную причину. Но я запретила им кому-либо рассказывать об этом (да и сама никому не говорила), чтобы не навлечь насмешек и пересудов, неизбежных в подобной ситуации, а я свято оберегала имя любимого от домыслов и клеветы. Но полностью сохранить тайну все же не удалось. Однажды учительница, всегда интересовавшаяся моим творчеством, спросила, как мои дела и пишу ли я что-нибудь. На следующий день, после некоторых колебаний, я показала ей свою выстраданную поэму «Одержимость». - Это ты сама сочинила?! – изумилась преподавательница, прочитав произведение до конца. - Да, а что? - Это потрясающие стихи, Сара! - К моим рассказам Вы тоже относились благосклонно, - с улыбкой напомнила я. - Да! – согласилась она. – Но те рассказы были незрелые, хотя и очень талантливые. А сейчас я вижу глубокое произведение взрослого поэта, испытывающего очень большое чувство. Судя по всему, ты только что пережила тяжелую личную драму, которая пробудила в тебе (и я говорю это совершенно искренне) великого поэта! Столь высокая похвала, полученная от строгой учительницы, заметно разогрела мое самолюбие и подняла настроение. Вскоре об открывшемся таланте Сары Нортон не говорил только ленивый. Из незаметной скромной ученицы я превратилась в настоящую звезду школы, пользующуюся уважением сверстников и педагогов. На вопрос, кто является героем этого произведения, я уклончиво отвечала, что это – мой добрый гений, чье имя я предпочитаю хранить в секрете как великую святыню. Наиболее наивные были уверены, что это Пол, но о правде, конечно же, не догадывался никто. Однако если бы даже я призналась, что это был сам знаменитый Эшли Сент-Клер, все равно бы, наверное, мало кто поверил бы таким откровениям – слишком уж невероятной казалась история нашей любви… 12 Вскоре моя поэма была опубликована в литературном журнале и вызвала живой интерес читателей и критиков. Обо мне также написали в газете. Но я на этом не остановилась: продолжала сочинять и публиковать небольшие рассказы, преимущественно, психологического содержания; и пронзительные, посвященные милому Эшли, стихотворения о счастье, отчаянии, любви, ревности и расставании. Подобно светлому ангелу, мой возлюбленный, даже находясь далеко, дарил вдохновение и незримо участвовал в моей судьбе. Даже расставшись, мы продолжали быть одним целым. Мое творчество пользовалось немалой популярностью. Я не только обретала поклонников и славу, но и зарабатывала неплохие гонорары. Невольно вспоминалась фраза Эшли, которая раньше воспринималась всего лишь как тонкая лесть: «Я уверен, Вы можете стать писателем!». Если бы он был рядом, несомненно, гордился бы мною… К тому же, Клодия вряд ли посвящает ему такие стихи! Хотя мои он, возможно, никогда не прочтет!.. …Прошел год. Я окончила школу и поступила в университет, где работал папа, на факультет филологии; к учебе относилась прилежно – и добилась больших высот: перспективная, довольно известная, писательница и одна из лучших в институте… И все это – в 17 лет! Друзья, близкие, и особенно – родители безмерно гордились мною. Но они не подозревали, как горько я рыдала по ночам, уткнувшись в подушку; как черно и пусто мое сердце… Если бы они хотя бы краем глаза увидели, чем стала моя душа, они отшатнулись бы в ужасе! Это огромная бездна, полная темноты и огня! Темнота и огонь! – парадокс! Пламень, который не освещает!.. Я отчаянно пыталась забросать эту бездну стихами, рассказами, учебой, новыми знакомыми. Но моя душа была подобна бездонной бочке Данаид - сколько ни наполняй ее, все равно содержимое постоянно выливается – и снова остается пустота. Пустота, требующая постоянного заполнения. Поэтому я сознательно загружала себя работой до отказа, не оставляя ни одной минуты для развлечений. Потому что знала – малейшее послабление воли – и меня безжалостно затянет омут алкоголя или наркотиков, а это было бы ужасно! Я ощущала, что ступаю по тонкому канату над необъятной черной пропастью… Один лишь неверный шаг – и верная гибель! Сердце сжималось от ужаса… ***** И когда дни сменялись ночами, меня не оставляли мысли о возлюбленном. Как он сейчас? Что с ним? Помнит ли еще меня? Видит ли в своих снах? Все время накатывали воспоминания о нашем счастье, любви и мучительной разлуке… Снова и снова я спрашивала себя: «Почему, почему так произошло?!» Конечно, в этом виновата Клодия, до сих пор владевшая его мыслями; Пол, который никак не мог смириться с тем, что его – такого прекрасного принца - бросила дрянная девчонка; и мои жестокие родители, возненавидевшие Эшли совершенно ни за что… А самое главное – разница в возрасте. Я проклинала 44 года, ставшие между нами огромной стеной. Если для меня они были ничто, то для него они стали непреодолимой пропастью. Если бы он был мальчиком моего возраста или чуть старше, ничто бы не разделяло нас, и мы бы прожили вместе долгую и счастливую жизнь… Но я не даже не мечтала о том, чтобы мой милый был моложе… Потому что иначе он стал бы уже другим, не тем, который похитил мое сердце. Моя любовь к Эшли была настолько полной, всеобъемлющей и безусловной, что я обожала все, что с ним связано: его гениальность, характер, внешность… и возраст… Он был моим совершенным идеалом, и я ничего не хотела изменить в нем, если даже это было бы возможно. И все-таки я не понимала, почему возраст оказался для нас такой преградой! Ведь, невзирая на него, мы могли бы быть вместе… В общении с любимым я никогда не подчеркивала этой пресловутой разницы и, более того, сама ее не замечала. А общественное мнение – да что оно значит в сравнении с необъятной человеческой душой! На протяжении тысячелетий общественное мнение менялось десятки раз, но душа оставалась практически неизменной, и одной из главных ее потребностей была, есть и будет Любовь. А может, милый Эшли, ты боялся не столько общественного мнения, сколько нашего безрадостного будущего? Быть может, ты опасался, что однажды я буду несчастной, как возлюбленная художника Блейка, о которой однажды мы говорили? Но ведь любовь, соединившая нас, дарит такое огромное счастье, рядом с которым все невзгоды кажутся мелкими и ничтожными! Даже тогда, когда тебе будет 80, 90 или даже 100 лет, и годы заберут твою красоту и силу, ты останешься для меня тем же. Светлым ангелом моей судьбы. Моим Любимым и Единственным. Моим! И, как прежде, мое сердце будет замирать от обожания при одном звуке твоего голоса. При свете твоего взгляда. От прикосновения твоей руки… И если бы даже Смерть посмела бы разлучить нас, в моем сердце все равно бы жила Любовь. И я бы утешалась мыслью, что ты ждешь меня на Небе – выше Солнца и Луны… А потом… Жизнь настолько непредсказуема, что невозможно быть уверенным в том, кто из нас умрет раньше… Да, это – самое ужасное, что могло бы случиться с нами. Но зачем же из страха перед туманным будущим жертвовать безоблачным настоящим, в котором мы оба здоровы, счастливы, талантливы, полны сил, энергии, грез и желаний?! Почему бы не наслаждаться этими моментами, которыми нас благословила Судьба?! Зачем из-за боязни возможной будущей боли поспешно расставаться, тем самым, причиняя себе немыслимую пытку прямо сейчас? Почему Эшли так и не смог понять меня? Почему мы так бездарно упустили свое счастье?! Впрочем, нельзя сказать, что эта утрата была полностью бесполезной: я ощущала, как выросли мои чувства. Навязчивое вожделение, горящее во мне раньше, уступало место острой, пронзительной нежности, несравнимой с плотской страстью. Нельзя сказать, что оно прошло совсем, но, несомненно, отодвинулось на второй план. Любовь между мужчиной и женщиной можно сравнить с цветоносным деревом: страстная любовь – это дерево в цвету – яркое, красивое, притягательное; но подобно тому, как цвет, оторванный от дерева, вянет и умирает, так и плотская страсть, оторванная от истинной любви, является бесполезной и мертвой; напротив, дерево вполне может обходиться без цветов и благополучно пережить не одну ветреную осень и холодную зиму – так и истинная любовь прекрасно может существовать без страсти (причем, долгие-долгие годы) и способна пережить даже самые тяжелые испытания и невзгоды, настигшие любящих. Когда человек дорог по-настоящему, алчное и полное обладание им вовсе не обязательно. Чтобы испытать наслаждение, достаточно просто держаться за руки. Просто слышать его неземной голос и видеть любящий взор. Просто быть рядом каждую минуту! Почему я поняла это только сейчас, когда все кончено, и ничего нельзя исправить?! …Почти каждую ночь я видела его во сне. Сновидения были разные: печальные, счастливые, кошмарные, - но все они имели одинаковый конец. Вновь и вновь я просыпалась в холодной постели с острой болью в душе (теперь я знала – «боль души» - вовсе не метафора, а реальное физическое ощущение!) и, едва пересилив свое хроническое отчаяние, печаль и тоску, начинала очередной новый день. 13 В университете я пользовалась уважением как успешная писательница и как дочь известного и авторитетного преподавателя Майкла Нортона. Но сокурсники (особенно девчонки) недолюбливали меня, считая заносчивой гордячкой. На это были основания: я держалась очень обособленно, не имела друзей, без остатка посвящая себя только учебе и творчеству. Только вряд ли здесь была моя вина. Просто встреча с Эшли перевернула всю мою жизнь, всю мою душу. Я стала другой, не той, что была прежде… Ничто уже не могло быть так, как раньше… И эта невероятная история любви сделала меня взрослее моих сверстников и меня самой. Обычные молодежные развлечения и разговоры казались невыносимо глупыми, скучными и утомительными. Смотря на других людей, наблюдая за их манерами и поведением, слушая их разговоры, вглядываясь в их лица, я, к великому разочарованию, не обнаруживала никого, кто был бы хоть в чем-то, хоть немного, подобен моему любимому. Он был ангелом, подарившим мне небо. И я отчаянно тосковала по этому потерянному небу, подобно тому, как прародители, оказавшись на серой, унылой земле, грустили по утраченному раю. И я отчаянно пряталась от окружающей действительности в свои стихи, мысли, воспоминания… …Но одна девочка, Эльвира (или Элли, как называли ее друзья), все же общалась со мной охотнее, чем другие. Особым интеллектом и прилежностью в учении Элли не отличалась, но ей не было равных в искусстве очаровывать представителей противоположного пола. И не удивительно – она отличалась яркой красотой – у нее были роскошные русые локоны, большие серые глаза и пухлые губы, всегда накрашенные помадой. Элли любила развлечения; носила броские, на грани приличия, наряды; отличалась общительностью, веселым нравом, простодушием и смелостью, граничащей с раскованностью. Мальчишки бегали за ней толпами – и это делало ее счастливой. Казалось, сложно представить более полную мою противоположность, чем Элли. Но она (что удивительно) очень любила поэзию, а мое умение писать стихи вызывало в ней пылкое чувство благоговения перед моей персоной. Элли искренне восхищалась моим творчеством. А мне нравилась ее наивность, ее добродушие; более того, она никогда не занималась сплетнями и интригами; поэтому на ее недостатки я закрывала глаза. Нередко мы выручали друг друга: я помогала ей с учебой, а она ходила со мной в магазины, чтобы помочь мне выбрать новую одежду (а уж в моде Элли знала толк). …Так я обрела новую подругу. Которая, конечно же, понятия не имела о моей главной тайне… 14 Хотя я, в противоположность Элли, была холодной и замкнутой, одевалась скромно и практически не пользовалась косметикой, для меня находилось немало поклонников, но всех их я решительно отвергала, никому не отвечая взаимностью. Но один из них, Джон, учившийся со мной в одной группе, проявил такое редкостное упрямство и так страстно объяснялся в любви, что я сдалась – и мы начали встречаться. Джон мне нравился. Не красавец, но довольно симпатичный. На 2 года старше меня. Из благополучной, культурной семьи. Интересный собеседник, отличник и интеллектуал, знавший наизусть все сонеты Шекспира и сам сочинявший хорошие стихи. Со стороны казалось, что мы – идеальная пара. Мои близкие, друзья и родители были в восторге от моего выбора. Вот только Смитти его не оценила. - Неужели ты его любишь? – поморщилась она. - А что не так? – удивилась я. - Не знаю, но мне кажется, он ужасный зануда, - предположила Смитти. - Он мне нравится. - «Нравится» и «люблю» - не одно и то же, - с умным видом проговорила подружка. – Бьюсь об заклад, ты закрутила с ним только для того, чтобы забыть своего Эшли! Я не нашла слов для ответа, потому что понимала: она полностью права. И я начала встречаться с Джоном не только для того, чтобы забыть свою несчастную любовь, но и из-за сильной досады на Эшли: я ненавидела его за то, что он променял меня на Клодию! Теперь я переняла правила его игры, и у меня есть Джон! Так что мы – квиты! К тому же я молодая, вся жизнь впереди – так зачем же тратить ее на бесперспективное, нереальное чувство, которое пройдет со временем? Ведь первая любовь всегда приносит страдания. Но это не навек. Ведь я должна выйти замуж, иметь семью… Эшли сам говорил: «Ты должна жить своей жизнью». И он прав. К тому же, мы с Джоном хорошо подходим друг другу, и он искренне любит меня. Так говорила мне прагматичная логика. Однако сердце кричало совсем другое: что предавать свои чувства – преступно, попирать свою любовь – грешно, а строить отношения ради отношений – непростительная пошлость! И что Эшли до сих пор любит меня. Однако я пыталась заглушить в себе эти мысли и стать для Джона если не страстной возлюбленной, то хотя бы хорошим другом. В отношениях с ним я была похожа на модницу, отчаянно пытающуюся втиснуть ногу в сапог, который ей совсем мал. Ничего, что так сильно жмет. Ничего, что так больно. Я должна терпеть. Я смогу привыкнуть. Если даже боль будет невыносимой, я смогу перебороть ее. Начать все с чистого листа. Потому что он подходит мне. Я должна… Я сильная… Это странно, но я всерьез думала, что смогу победить безумное чувство к Эшли, начать новую страницу своей жизни и со временем полюбить Джона … У которого были уже самые серьезные намерения относительно нашего будущего. Он говорил, что мы должны пожениться. Я уклончиво ответила, что не исключаю такой возможности, но вернуться к этому разговору мы сможем не раньше, чем закончим университет. Влюбленный юноша пообещал, что будет ждать этого дня с нетерпением. А я втайне надеялась, что он никогда не настанет… ***** - Смотри! Смотри! – восклицала Смитти, вручая мне свежую газету. Я развернула – и увидела большую статью под заголовком: «Возращение Эшли Сент-Клера». Сообщалось, что на днях в Нью-Йорке состоялась его персональная выставка, возымевшая огромный успех. Я испытала искреннюю гордость за любимого, но в - то же время - сердце грызла досада: ведь это я, я вернула ему вдохновение и радость творчества! А теперь у него другая муза, гордо разделившая с ним триумф! И, наверное, сейчас он рисует ее портреты. В том числе, и не очень пристойные. Эта мысль заставила меня сжать зубы от боли! Как же, все-таки, я ненавижу его! …Да, сейчас он вновь популярен, востребован, влиятелен и богат. Но совершенно одинок. У него нет настоящих друзей, семьи. И кто в трудную минуту жизни станет для него опорой? Кто в нужный момент подаст ему руку помощи? Эшли очень ранимый и нуждается в поддержке. Сейчас рядом с ним Клодия. Но для настоящей любви одной страсти не достаточно: важна крепкая дружба, беззаветная преданность и готовность к самопожертвованию. Но Клодия на это не способна. Единственное, что может эта Снежная Королева – подарить ему холодный поцелуй и превратить его сердце в безжизненный кусок льда, наполненный отчаянием и апатией. Таким был Эшли в момент нашей первой встречи. Он признался, что благодаря мне он «снова научился смеяться». И быть может, сейчас, в этот самый момент, я необходима ему, как никогда? Много раз я порывалась отправиться к нему в Нью-Йорк, но у меня не хватало духу, особенно пугала перспектива унизительной встречи с соперницей. Много раз я писала ему письма, но тут же рвала их. Зачем навязываться человеку, если он не хочет этого? Хотел бы – давно бы написал мне, позвонил или приехал. А тут – 2 года разлуки и полное молчание. Хотя я тоже молчу. Быть может, Эшли испытывает аналогичные чувства и тоже страдает? Не знаю. Но несомненно одно: за 2 года разлуки моя сумасшедшая любовь к нему не только не прошла, но и возросла многократно. Подобные мысли все глубже уводили меня в непроходимую чащу безысходности и тоски. …Тем временем ситуация с Джоном также становилась все более и более напряженной. За все время - наша дружба (а назвать это романом никак нельзя) была сугубо платонической. Единственное, что мы могли себе позволить – это прогулки в парке под болтовню о погоде; или обеды в моем любимом кафе, где мы по-настоящему познакомились с милым Эшли (Джон, ничего не подозревавший о моих воспоминаниях, тоже любил это кафе). Никаких объятий и поцелуев (не говоря уже о чем-то большем) между нами не было. Джона это очень злило: он кричал, что я нужна ему «в роли любимой девушки, а не сестренки». Наши ссоры становились все более и более частыми и бурными. Полностью повторялась давняя ситуация с Полом. Но я никак не решалась признаться Джону (до сих пор презираю себя за это), что Эшли навсегда и безжалостно украл мое сердце. Что один его поцелуй убил для меня всех мужчин на планете. Что я совершенно не могла смотреть на других. А мысль, что я могу полностью принадлежать кому-то другому, кроме Эшли, вызывала глубокое отвращение и даже брезгливость. Перспектива же брака и рождения детей с тем неведомым и ненавистным Чужим была для меня ужаснее смерти! Уж лучше окончить свои дни, как бедная Офелия!.. Но я изо всех сил пыталась преодолеть это чувство и полюбить Джона всей полнотой любви! Увы, это оказалось невозможным! Однако у меня не хватало храбрости окончательно порвать эти мучительные отношения. Но однажды меч Судьбы в одночасье разрубил этот гордиев узел. Быстро, решительно и неожиданно. 15 Приближалось Рождество. Накануне праздника я сообщила Джону, что завтра уеду с родителями в Маркем, к нашим друзьям, и меня не будет в городе целый день. Это было правдой. Но в последний момент я решила остаться дома: настроение было отвратительное. - Сара! – укоризненно произнес отец. – Сегодня Рождество, а ты портишь нам праздник! - Вы тоже испортили мне 16-й День Рождения! – грубо ответила я. – Прошу, хотя бы сейчас… оставьте меня в покое! …Отпустив отца и мать, я принялась разбирать свои старые произведения и, к большой радости, обнаружила тетрадь со строгими, глубокими, но удивительно тактичными замечаниями Эшли. Подумать только – оказывается, у меня есть еще одна святыня, кроме той белой шляпки! И, жадно листая заветную тетрадь, (хотя это, должно быть, немного странно или даже глупо) я нежно целовала страницы, на которых он писал… Вновь и вновь вспоминая каждый наш момент, я горько плакала из-за невозможности изменить что-либо - и вернуть его… Ах, зачем только я подчинилась Эшли и оставила его?! Если бы было можно вернуть тот момент! Я не ушла, если бы даже он выгонял меня силой! Я бы слезно умоляла его принять мой выбор! Если бы я бросилась к его ногам!.. И обнимала его колени!.. Он не смог бы прогнать меня! Но тогда я была слишком гордой. Я была уверена, что смогу построить свою жизнь. Он убедил меня в этом. Я не знала тогда, что просто не смогу жить без него!.. …Закончив заниматься тетрадями, я вышла на улицу и направилась в свое любимое кафе. Все там было точно так же, как 2,5 года назад… Тот самый столик… О, Эшли! Если бы сейчас мы могли находиться здесь и праздновать Рождество! Но ты сейчас далеко – и не со мной! Может быть, рядом с тобой Клодия, а может, другая, чье имя мне неизвестно и которая гораздо умнее и взрослее меня… Быть может, прямо сейчас вы обедаете в кафе… Или прогуливаетесь по городу… Или готовите друг для друга рождественские подарки… Но кем бы она ни была, она никогда не научится любить тебя так же сильно, как я… Но теперь ты меня забыл. Круг для двоих разорвался, и ничего нельзя изменить! Из задумчивости меня вывела подошедшая официантка. Как и тогда, я заказала себе чашку капучино и окинула зал равнодушным взглядом. За другим, несколько отдаленным, столиком сидел Джон. Изысканно одетый, счастливый, несколько взволнованный и постоянно поглядывающий на часы, он явно кого-то ждал. Но, точно, не меня. Свидание с другой? Умирая от любопытства, я ждала, что же будет дальше. Через пару минут к нему подошла красивая девушка в ярком наряде и с кричащим макияжем. Конечно же, это была Элли. Едва веря собственным глазам, я чуть не выронила чашку. Он бросился в ее объятия, и она подарила ему бесстыдный поцелуй. Потом они уселись за стол и, держась за руки, начали о чем-то мило беседовать. В их нежных взглядах однозначно читалась страсть. - Не помешаю? – съехидничала я, подходя к влюбленным. - Сара! – в смущении воскликнула Элли, и краска стыда, заметная даже сквозь толстый слой пудры, залила ее лицо. - Ты же говорила, что будешь в Маркеме! – удивился Джон. - Планы изменились, - холодно ответила я. – А ты не скучаешь, я вижу. - Я тебе сейчас все объясню! – затараторил незадачливый кавалер. - Не нужно! – отрезала я. – Я все видела. - Пожалуйста, Сара, прости, - чуть не плакала Элли, опустив глаза. - Не за что просить прощения, - тихо, чтобы не привлекать чужого внимания, возразила я. – Послушай, Джон, я давно хотела сказать тебе, но не решалась… Я люблю другого человека и счастлива с ним. Я не признавалась, боясь причинить тебе боль. Но вы оба очень помогли мне. Спасибо, Элли! С этими словами я покинула кафе. Вернувшись домой, я зашла в свою комнату. Коломбо лукаво взирал с портрета. - Что скажете, лейтенант? – обратилась я к нему. – Очаровательная развязка, не так ли? Мой парень с моей подругой. Да еще и в нашем любимом кафе! Все как в дешевом дамском романе! Но почему я сержусь на них? Ведь я же сама мечтала отделаться от Джона. А грустно мне потому, что все иллюзии лопнули, как мыльный пузырь. Совершенно раздавленная, я бессильно опустилась в кресло. Пробовала читать, но, ничего не поняв, оставила книгу. Я взяла ту заветную шляпку и принялась играть ею. Подарок Эшли. Моя единственная реликвия. Единственный обломок навсегда потерянного рая… - Сара! Ты дома?- с порога кричали вернувшиеся родители. – Тебя очень не хватало! Я молчала, как будто не слышала их. - Дочка! - испуганно воскликнула мама, вбегая в мою комнату и бросаясь ко мне. – Что случилось?! - Ничего, - безразличным тоном ответила я. – Все в порядке. - Только не лги мне! Что-то с Джоном? - У нас все чудесно, - с сарказмом возразила я. – Сегодня я узнала, что он встречается с Элли. Я сама видела их в кафе. - О, Боже! Сара! – горестно воскликнула мать, крепко обнимая меня. - Джон обманул тебя?! – в ярости закричал вошедший в комнату отец. – Я должен поговорить с ним! - Не нужно, - спокойно ответила я, поднимаясь с кресла. – Он поступил справедливо: я не любила его и обманывала все это время. Я люблю только Эшли! - Ты опять?! – разозлился отец. - Да! – с жаром выпалила я, нервно прохаживаясь по комнате. – Любила, люблю и буду любить всю жизнь! Вы должны понять меня! - Мы были уверены, что это ненадолго! - Недолгими могут быть страсть и влюбленность. Но не любовь, соединившая нас! – горячо возразила я. - Но подумай, Сара! – сказал мне отец. – Тебе было 16, а ему – 60! Это немыслимо! - Немыслимо?! – переспросила я. – Это почему же?! Он стал менее благороден из-за этого? Менее умен? Менее талантлив? Разве можно так ненавидеть человека только из-за его возраста?! - Но ведь понятно, чего хотят обычно зрелые мужчины от юных девушек… - начала, было, мать. - «Обычно»?! Но Эшли – не обычный! Он особенный! И наши отношения (как и разговоры) были чистыми и невинными. Он даже не целовал меня. Хотя я безумно желала его… И сейчас… Губы предательски задрожали, и речь оборвалась на полуслове. Отец взглянул на меня гневно и презрительно. - Думаешь, я гадкая, да?! – воскликнула я, угадав его мысль. – Может быть. Но только с Эшли я поняла, что такое любовь! Он единственный, кого я смогла полюбить! - Любопытно было бы узнать, как вы с ним проводили время? – не без иронии поинтересовалась мать. - Гуляли, рисовали, обсуждали искусство и великих людей, - объясняла я. – Так что нам никогда не было скучно. А еще мы спорили о Гамлете, и Эшли уважал мое мнение. Он читал мои рассказы, говорил, что я очень талантлива, и у меня блестящее будущее! Именно он увидел во мне не глупого подростка, а взрослую, творческую личность! Только благодаря ему я стала тем, кем стала – признанной писательницей Сарой Нортон! - Невероятно! – изумилась мать. - Никто другой в этом мире так не понимал меня, как он, - продолжала я. – Никто так не любил меня! Но он решил расстаться со мной, потому что щадил мою юность и ваши чувства! У него святое сердце! А вы обошлись с ним хуже, чем с насильником или убийцей! – выпалила я. Родители стояли пристыженные, не зная, что ответить. Наконец мама прервала неловкое молчание: - Прости нас, Сара! - Как у вас все легко – «прости»! Вы разрушили мое счастье и заставили играть чужую роль! Вы отняли у меня мою жизнь! И теперь «прости»!.. Вас даже не заботит то, что я умираю без него! А ведь я так любила вас! Сказав это, я выбежала из комнаты и направилась к входной двери. - Ты куда? – тревожно спрашивали родители. - Я ухожу и больше никогда не вернусь сюда! Ненавижу вас обоих! Прощайте! И, бросив эти слова, я покинула дом. Отец и мать звали меня, умоляли вернуться, но – напрасно… На улице было прохладно, но еще холоднее было в душе. Я бежала, не разбирая дороги, будто пыталась убежать от себя самой… Пространство и время перестали существовать. Я не замечала ничего вокруг. Наконец стало темно и совсем холодно. Словно бы очнувшись, я направилась к Смитти. - Сара! Ты с ума сошла?! – вознегодовала она. – Сейчас уже 3 часа ночи! - Извини, но мне некуда больше идти… - Ты знаешь, - продолжала подруга. – Твоя мама звонила мне сегодня! Спрашивала, где ты! Они с отцом сходят с ума от волнения. И я тоже! Что случилось? - Я не хочу их знать! – глухо простонала я. - Не знаю, что между вами произошло, но ты очень жестока с ними. Это твои родители! Которые тебя любят! И я сообщу им, что ты у меня, независимо от того, хочешь ты этого или нет! – отчитала меня Смитти. …Я рассказала подружке всю ситуацию, и мы проговорили почти весь остаток ночи. Стало немного легче. 16 … Проведя у Смитти почти 3 дня, я вернулась домой. Отец и мать очень обрадовались, и я помирилась с ними. - Сара, - мы очень виноваты перед тобой, - вкрадчиво начала мама. – Но у меня есть отличная новость: я только что приехала из Нью-Йорка… - Ты была в Нью-Йорке?! Зачем? - Я говорила с Эшли. - С Эшли?! – переспросила я, с трудом веря услышанному. – Это правда?! - Да, это правда! Я должна была исправить собственную ошибку… Ради тебя… - призналась мама. – Он был очень удивлен моим визитом. Мы много разговаривали о тебе. Я поняла, что Эшли - замечательный человек. Он был великодушен со мной, несмотря на то, что мы с Майклом отнеслись к нему так отвратительно. Мы очень ошибались. Он, действительно, любит тебя. И достоин твоей любви! - И что он решил? – взволнованно спросила я. - Он сказал, что на днях вернется в Торонто. И велел передать тебе вот это… Мать подала мне записку. Я прочла следующее: «Моя бесценная! Прости за все, что произошло! Я до сих пор люблю тебя… гораздо сильнее, чем раньше… Вернусь к тебе, как только смогу! С нетерпением жду момента, когда смогу вновь обнять тебя… Целую, Эшли». Никогда раньше он не был так нежен и ласков со мной! Но это были его слова… Его почерк – такой красивый!.. Совершенно обезумев от радости, я сотни раз перечитывала эту записку, покрывая ее горячими поцелуями… ***** …Эшли сдержал слово – и Новый Год мы праздновали уже вместе. Не могу описать чувства, овладевшие нами в момент долгожданной встречи… Это безмерное, выстраданное счастье гораздо сильнее слов… Но мы оба никак не могли поверить в случившееся... Мой возлюбленный был красив, как раньше, но выглядел очень уставшим и нездоровым. Легко догадаться, что он был несчастлив все это время, и, более того, предавался вредным привычкам, основательно подорвав свои жизненные силы. Мое сердце сжалось от боли, но радость встречи сглаживала это неприятное впечатление. Главное, мы вновь были вместе! Главное, я вновь слышала его голос, видела его улыбку и нежно сжимала его руку! Главное, мы вновь были счастливы! Эшли приготовил для меня чудесный подарок: игрушечных обезьянок – прекрасную даму и влюбленного художника… - Неужели те самые? – удивилась я. - Да, - отвечал он. - Такие красивые… Это же настоящий памятник нам! И нашей любви! – пошутила я. - Точно! – рассмеялся Эшли. – И, к счастью, теперь тебе не нужно прятать их. - Прости, милый! Я не успела приготовить подарок для тебя! – смутилась я. - Ты подарила мне гораздо больше… Еще тогда… Вдохновение, Любовь и саму Жизнь… И с этими словами он обнял меня крепко и нежно… …А затем был незабываемый праздничный ужин. К великому счастью, Эшли полностью очаровал моих родителей, что было взаимно. Словно бы между ними и не было никогда этой неприязни и непонимания. Наша беседа была удивительно теплой и приятной. Так мы встретили пришедший Новый Год! Мое сердце переполняла, неведомая прежде, бесконечная радость: ведь рядом находились самые близкие и любимые люди! Они были счастливы вместе со мной! И когда часы пробили полночь, я загадала единственное желание: чтобы так было всегда!.. ***** …Чуть позже мы с Эшли пошли гулять. Ночной город был шумен и многолюден, но мы не замечали никого, кроме друг друга… Его рука, крепко сжимавшая мою… Его плечо, к которому я льнула отчаянно и жадно… Это был весь мой мир… А земля словно ушла из-под ног. Странная теплая энергия, переполнявшая сердце, разливалась по всему телу и полностью накрывала собой волю и разум. Это похоже на засыпание – когда еще не сон, но уже и не явь… Весь мир будто занавешен туманной дымкой… И безграничное, разрывающее душу, блаженство… И абсолютная покорность… - Ему… любви… страсти… и этому болезненному блаженству… Мы шли молча, но я знала со всей несомненностью: сейчас он чувствует то же самое… - Волшебная ночь! – тихо и радостно проговорил Эшли. И снова эта невероятная власть его дивного, обволакивающего голоса!.. - Я хочу в наше прошлое, любимый… - глухо и как будто устало произнесла я, еще крепче прижимаясь к нему… …Смутно помню огни города за окном такси… Эту фиолетовую хрустальную ночь… И наш милый дом, где мы провели столько счастливых моментов… Переступив порог, я увидела, что там почти ничего не изменилось, как будто Эшли никогда и не уезжал отсюда… Тут ясность сознания - с внезапной жестокостью – вновь вернулась ко мне. Вспомнилась тяжелая, неумолимая цепь событий: наш последний счастливый день здесь – безобразная сцена с Полом – скандалы с родителями – мой ужасный День Рождения – и наше расставание в Нью-Йорке… Ночь… Толпа… Эскалатор… Его прощальный взгляд… Тут острая боль пронзила сердце так безжалостно, что я, неожиданно для себя самой, горько разрыдалась… - Сара! Любовь моя! Что случилось?! – тревожно спрашивал Эшли, нежно обнимая меня. - Я вспомнила нашу разлуку… Я оставляла тебя навсегда… Тот вокзал… Так темно… Холодно и страшно… - срывающимся голосом говорила я, гладя его волосы… - Но ведь это уже в прошлом, и теперь я с тобой… Я пристально смотрела на него. Да, это он. Мой возлюбленный. Моя жизнь. Мой Эшли. Такой же, каким был. Прекрасный. Желанный до боли. - Не думала, что когда-нибудь снова увижу тебя, - сквозь слезы шептала я. Он прервал мою речь горячим, страстным поцелуем… Я с неутолимой жадностью прильнула к его губам… …И в тот момент мы перестали противиться безумной, исступленной страсти, сильной, как торнадо и неумолимой, как Смерть… Мы оказались совершенно беспомощны перед ней, подобно тому как человек беспомощен перед цунами… Царила холодная, темная ночь, где-то далеко шумел праздничный город, но все это было в каком-то неведомом параллельном мире. Бездна безграничного счастья, обрывки фраз и мыслей, плен объятий и мириады поцелуев – таким был наш горячий, бесконечный мир для двоих… Впрочем, мы были одно. Казалось, наши души слились и стали единой сущностью, состоящей из любви, огня и блаженства… Я никогда не думала, что такое возможно! И, к моему удивлению, эти переживания не имели ничего общего с тем, что я видела в том неприличном фильме, во время просмотра которого мы и познакомились… - Неужели это правда? – с улыбкой спросила я, ласкаясь к нему. - Да, - отозвался Эшли. - Обними меня сильнее!.. Я так устала без тебя! - Я тоже, - последовал ответ. Наступило молчание. - Правда?! – спросила я. – Ты, действительно, думал обо мне? - Да, все время… Расставаясь с тобой, я не подозревал, что моя жизнь станет таким кошмаром! Воспоминания непреодолимо влекли меня к тем местам, где мы были вместе… и счастливы… И однажды, находясь в Торонто, я увидел журнал с твоей прекрасной поэмой… - «Одержимость»! – уточнила я. - Да… И только тогда я по-настоящему понял, как сильно люблю тебя… Эта поэма стала укором, поразившим меня в сердце… Я проклинал себя за то, что причинил тебе столько боли… за то, что позволил тебе уйти… Я хотел вернуться!.. Но думал (и даже надеялся), что ты забыла меня и начала новую жизнь! - Глупенький! – улыбнулась я. – Разве я могу начать новую жизнь, если моя жизнь – это ты? - И ты – моя жизнь! Только мне потребовалось слишком много времени, чтобы понять это, - тяжело вздохнул Эшли. Вновь наступило гнетущее молчание. - И все же ты продолжал творить, - заметила я. – Твоя новая выставка стала настоящим триумфом! Мы со Смитти читали в газете… - Да, - согласился он. – Я продолжал это ради тебя. Хотя мои картины были темны и мрачны… Ко мне вновь вернулись слава и успех! Но без тебя все это перестало иметь значение. И на выставке я мечтал, чтобы рядом была ты… - А как же Клодия? - Мы с ней совершенно чужие люди. У нас никогда не было любви – просто страсть и увлечение… Она сама сказала. Мы оставались вместе, но я был одинок. Втайне надеялся, что ты вернешься, но ты не возвращалась… - Я хотела, но боялась, что ты не пожелаешь меня видеть! – возразила я. - Я пытался вычеркнуть тебя из сердца, но не мог, - признался Эшли. – В последнее время я уже переставал писать, и все чаще искал забвения в вине… Я был недостоин тебя, мой ангел… Но это не помогало… Я снова и снова видел ужасный сон… Как будто я стою на обрыве, над огромной пропастью… Затем срываюсь и падаю… Но вдруг какая-то неведомая сила, добрый ангел, спасает меня от верной гибели. Я понимаю, что это ты, но не вижу тебя – и просыпаюсь в ужасе. А теперь ты спасла меня на самом деле! - Мое счастье! – воскликнула я, нежно и страстно целуя его. - Я всегда-всегда буду с тобой! Обещаю! …Мы еще долго говорили друг другу о своей любви и пережитых страданиях. И не заметили, как заснули… ***** …Когда я проснулась, было уже за полдень, и завтрак стоял на столе… - Милый, ты готовишь еще лучше, чем прежде, - без тени лести заметила я, когда мы завтракали. - Правда? – улыбнулся Эшли. - Да! Ты готовишь пищу так же замечательно, как и пишешь картины! Ты – настоящий клад! И я завидую самой себе… - Ты уверена в этом, дорогая? И ты все еще хочешь навсегда остаться со старым занудой? Он явно дразнил меня… - Пожалуй, - ответила я, перенимая его манеру. – Если ты все-таки перестанешь быть занудой и постоянно говорить о своем возрасте! - Даю слово! – пообещал он. – Кроме того, я буду любить молочный коктейль! И не пропущу ни одной серии про твоего Коломбо! Все, что хочешь! Только не уходи… … Эшли снова полностью сдержал свои обещания. …Желание, загаданное мною в день 16-летия, наконец-то сбылось: мы больше никогда не расставались. Вскоре я стала его женой. ***** С того дня прошло уже 5 лет, и многое изменилось. К моей великой радости, у Эшли сложились прекрасные отношения с моими родителями, особенно с отцом. Они стали лучшими друзьями и при каждой встрече очень любят вести умные разговоры. Как оказалось, у них много общего – и, самое главное, они оба очень любят меня – и любимы мною. Закончив университет, я полностью посвятила себя литературному творчеству и достигла в этом выдающихся успехов и славы. Как и предсказывал Эшли, я стала признанным и популярным писателем. Мы с Эшли по-прежнему являемся друг для друга поддержкой, помощью и вдохновением. Он тоже работает очень активно и имеет очень много последователей и поклонников. Он обрел еще большую славу и популярность, чем до побежденного нами творческого кризиса. Кроме того, картины Эшли перестали быть темными и мрачными, и наполнились радостью и светом. Его характер тоже изменился. Эшли снова стал здоровым, энергичным, веселым, жизнерадостным, и черные мысли почти перестали посещать его. А с появлением маленькой Астрид наше счастье увеличилось во много раз. Сейчас ей уже год, и она прекрасна, как ангел, (хотя я, как все любящие матери, не могу быть объективной). Внешне Астрид очень похожа на Эшли. Мы оба безумно обожаем дочку и не представляем своей жизни без нее. Как, впрочем, и друг без друга… …Часто мне кажется, что я пребываю в каком-то прекрасном, чарующем сне, и, просыпаясь, боюсь, что он сейчас исчезнет. Но всякий раз опасения оказываются напрасными. Сон не исчезает. Бесконечно любимые Эшли и Астрид по-прежнему со мной! И каждый новый день наполняется невыразимой радостью бытия… Истинная Любовь никогда не кончается, становясь со временем все больше и глубже. Истинная Любовь подобна воздуху – она необходима ежеминутно, но ее никогда не бывает слишком много. И мы с Эшли искренне радуемся каждому нашему дню, часу, моменту, искренне благодаря друг друга за наше безмерное, выстраданное, и поэтому еще более ценное счастье, которое – по досадной неосторожности - мы едва не упустили навсегда…