Против тех, кто выше.

- Как твое самочувствие сегодня? - Он, - губы девушки скривились, - опять прописал мне успокоительное. Но я не стала его пить, - она кивнула на низкую деревянную тумбу, на которой лежала полупрозрачная капсула с мелкими гранулами внутри. – Ты ведь никому не скажешь об этом? - Не скажу, - я сдержанно улыбнулся, пытаясь внушить девушке доверие. – Но только при условии, что ты выпьешь его сейчас. - Почему ты поддерживаешь его? Мне не нужно лечение! – она согнула ноги в коленях и обняла их тонкими руками. Ее длинные волосы были спутаны и соломенной копной свисали на правый бок. Лицо было белое, словно покрытое толстым слоем светлой пудры. Он была худой, слишком худой, чтобы выглядеть здоровой: острые ключицы выпирали, и это было видно даже через ткань пижамы. - Он твой врач, и лучше тебе не спорить с ним. Выпей таблетки. Девушка взглянула на меня, словно обвиняя в чем-то, и взяла таблетку двумя пальцами. Она приподняла ее, разглядывая на свету, как маленькие шарики перекатываются из одного края в другой. - Ты знаешь, это глупо. Я про таблетки, - она перевела взгляд на меня. – Они не помогают, понимаешь? - А я думаю иначе. Просто выпей ее, - я наблюдал, как девушка смиренно проглотила таблетку, запивая ее холодной водой. - А теперь расскажи мне, почему ты опять стала плохо питаться. Девушка, запинаясь, начала свой рассказ. Полный страха и отчаянья, напоминающий крик о помощи рассказ. А я внимательно слушал. Она говорила о кошмарах, которые были нередкими гостями в ее снах. Красочные описания заставляли меня проникнуться состраданием и жалостью к этой хрупкой девчонке, сжавшейся на белой кровати. Меня зовут Алексей Соколов. Я интерн в психиатрической больнице. Я люблю решать проблемы других людей, люблю общаться с ними, понимать их. Первоначальной целью моего обучения было становление семейным психологом, но я резко передумал. Люди ссорятся, и этого не изменить. Эта спонтанная мысль посетила меня, и именно тогда я поменял свое решение. Я хочу помогать людям, которые для общества уже давно стали потерянными. Хочу спасти их. Сейчас я работаю с молодой девушкой, Аней. Она здесь уже три с небольшим года, начиная с тринадцати лет. У нее не особо тяжелое заболевание, но ее состояние нестабильно. За время работы с ней, я смог немного сблизиться с ней, завоевать ее доверие. И меня это действительно радует, ведь Аня обычно закрыта для людей. Честно признаюсь, с такими людьми сложно работать, но ты чувствуешь, словно разговариваешь вовсе не с психически неустойчивым человеком, а с личностью, которая живет в своем мире, недоступном для обычного человека. Иногда этот мир, разительно отличающийся от нашего, полон спокойствия и некой гармонией, которая всплывает в реальности улыбкой сумасшедшего. Такие люди счастливы, искренне счастливы. Но некоторые живут в мире ужасов и страхов, где они совершенно одни, и никто не стремится спасти их. Аня как раз из таких. Я люблю слушать рассказы своих пациентов. Все они содержат в себе что-то особенное и таинственное, одновременно пугающее и манящее. Только где-то глубоко внутри меня сидит страх за то, как бы не стать подобным им. Я хочу оставаться собой до самого конца. Взгляд наткнулся на альбом, лежащий на скомканном одеяле девушки, позади ее самой. -Ты рисовала что-то перед моим приходом? – девушка немного нервно кивнула. – Можно мне посмотреть? Взяв альбом в руки я начал медленно листать его, всматриваясь в рисунки. Аня всегда рисовала простым карандашом. Несмотря на то, что в ее тумбе лежала до сих пор запечатанная упаковка фломастеров. Она не была художницей, но ее жутковатые рисунки цепляли меня. Они были по-своему красивы, хоть половина из них – абстракция. Первые страницы альбома пожелтели от времени и высохли : они перелистывались с тихим шелестом. Я вглядывался в эти рисунки уже в который раз, но мой горячий интерес к ним не пропадал, напротив, он только обострялся. На альбомных листах я часто видел одно и то же лицо. И даже на последнем рисунке, на том, что Аня рисовала час, а может два назад, я опять увидел его. Но этот рисунок был странным. - Я все… Мне объяснить, да? – не потребовалось даже кивка, Аня словно читала по глазам. Я видел по ее лицу, что ей было страшно, но отчего-то она чувствовала себя в безопасности со мной. Она взяла альбом в руки и провела пальцем по потрепанному корешку, так бережно и любовно, как люди водят пальцем по корочке запылившегося фотоальбома, запечатлевшего в себе далекое детство. - Я нарисовала свой сон. Это обрыв. Это мой друг. А это я. Я его столкнула. Столкнула…, - Аня тяжело дышала, с характерным для астматика шумом втягивала воздух. Она посмотрела на меня полными слез глазами и всхлипнула. Аня плакала. Это хорошо. Потому что с самого начала, когда я просил ее описать свои сны, все доходило до того, что комната стояла вверх дном, а сама девушка чуть ли не рвала на себе волосы, пытаясь как можно сильнее себя покалечить в наказание. До попадания в психиатрическую больницу она часто ссорилась с родителями. От соседей поступали жалобы на крики и ссоры, но на это никто не обращал внимания. До тех пор, пока маленькая девочка не попыталась убить родителей. У Ани случился нервный срыв. Ее лечащий врач говорил, что после этого инцидента девушка часто покушалась уже на свою жизнь. Я не виню ее, но не могу ничего сказать точно, потому что беседы с ее родителями у меня так и не состоялось. Однако отчего-то я точно уверен, что проблема именно в них. - Можешь подробнее мне рассказать о своем друге? – не знаю по какой причине, но этот парень меня заинтересовал. Он был изображен как-то… не так, как на других рисунках. Раньше моя пациентка не изображала людей подобным образом. Даже свою фигуру она обрисовала иначе. Я не мог понять, что изображено иначе, мой глаз не улавливал этих тонкостей, которые меняли силуэт юноши. Или мое восприятие стало немного иным? - Его зовут Костя. Костя Печорин. - Прямо как в «Герое нашего времени», -усмехнулся я, и на лице девушки тоже появилось что-то на подобии улыбки. -Да! Но знаешь, он совершенно не похож на Григория Печорина! Ни капельки! – она тихо засмеялась. – Он жил в соседней палате. - А сейчас? - Он ушел. Как все уходят. Как и ты уйдешь, - девушка выжидающе смотрела на меня. Она явно ждала слов утешения, обещания не уходить. Но я молчал. Потому что не мог соврать ей. - Уже пять, - сказал я, глянув на часы. На самом деле, сейчас была лишь половина пятого. – Мне пора идти. Я попросил медсестру принести ей горячего чаю и посоветовал Ане заняться чем-то отвлеченным, главное – не спать и не позволять себе рисовать. Если она заснет, то вновь ее будут мучить кошмары, а карандаш в ее руках превращает лист в тот же кошмар, только наяву. Поэтому я разрешил ей посмотреть какую-то мелодраму, о сюжете которой я даже не имею понятия, но не думаю, что она солгала мне о жанре данного фильма. Да и не думаю, что Ане хотелось бы смотреть ужастики. Я вышел из палаты и взглядом наткнулся на лечащего врача Ани. - Алексей, Вы уже закончили? – заговорил он издалека. Его голос был наигранно заботливым, а на лице играла натянутая улыбка. Медленно но верно я проникся неприязнью Ани к этому человеку. - Да, Валентин Андреевич. Мы с Аней достаточно поговорили на сегодня. - О чем вы говорили с ней? - Она мне рассказала, что вы прописали ей новое успокоительное. Валентин нахмурился. - Это обычное дело, Алексей, - его голос стал грубее, и в нем послышались презрительные нотки. - Я понимаю, но я уже прописал ей необходимое лечение. И оно, кстати, пошло ей на пользу. Врач вздохнул и уже собирался что-то ответить, но мне не было интересно его мнение. Меня больше волновал другой вопрос: - Валентин Андреевич, а вы знали Костю Печорина? - Он лежал на этом этаже. Выписался года два, может, два с половиной назад,- он явно был недоволен тем, что его перебили, но ничего не сказал по этому поводу. – Мальчишка он был тихий, забитый, но пролежал три года с его-то букетом заболеваний, - пожал плечами Валентин, а я, удовлетворенный ответом, попрощался с ним и отправился домой, где меня ждал мой отчет о работе.