Enjoy the silence

Когда люди представляют себе однополые отношения, они не представляют однополые отношения на самом деле. В их сознании такого рода любовь все равно остается обыкновенной, где гендерная роль так или иначе распределяется по актерам, взявшимся ее отыгрывать. Грубо говоря, кто-то обязательно окажется хрупкой, нежной и женственной леди, а кто-то брутальным и доминантным самцом. И это клише было и будет в любой паре, независимо от половой принадлежности. Люди думают так, потому что на их мозг железным гвоздем прибита заметка, в которой значится, что любовь – это женщина и мужчина, даже если они поменялись ролями или оба имеют член. Их отношения были совсем не такими. Легкие, ведь на них не давит груз стереотипов, и одновременно усложненные своей абсурдностью. Отношения не между мужчиной и женщиной, и даже не между мужчиной и мужчиной, а всего лишь между двумя людьми, которые, так уж вышло, любили друг друга. Руслан не имел в себе ничего женственного. Пусть, он аккуратен и вспыльчив (хотя, в таком случае его стоит сравнить не с женщиной, а с енотом), он вежлив и педантичен. Его одежда это не спортивный костюм и не измятые грязные майки. Но с каких это пор человечество стало делиться на быдло и женщин? И Мэддисон с трудом, но все же осознал: он любит мужчину. Он живет с мужчиной. С мужчиной, а не девочкой с тщательно приклеенной бородой. У него мужские повадки, мужские потребности и мужской, хоть и мягкий, характер. К этому следовало привыкнуть. Приучить свой организм. У Усачева не было перепадов настроения, недостатков внимания и необоснованных истерик. Потому что мир не делится на флегматиков и женщин. Мир вообще не делится. Он целостный. - Илья? – Руслан сидит на диване с приставкой в руках и спокойно смотрит на Мэда. – Ты собрал вещи? - Нет. – Обзорщик сидит возле компьютера, с прищуром глядя в монитор. Его зрение становится все хуже, и даже сейчас приходится вглядываться, хотя на нем очки с приличными диоптриями, практически без оправы, в которых он выглядит уютно и по-домашнему. - Ты опять никуда не едешь, - хмыкает Руслан, снова обращая свое внимание на экран с игрой. - Если бы не было так лень, - со вздохом объясняет Мэддисон. – Зачем мне вообще куда-то ехать? Если не смотреть в окно, то можно и не заметить, что это твой блядский Питер. - Твоя нелюбовь к Питеру, кажется, больше любви ко мне. - Как и твоя нелюбовь к Москве. Они замолкают, каждый смотрит в свой экран. Возможно, это можно было бы назвать ссорой, если бы этот разговор происходил в первый раз. Руслан – это дождливый, грустный, интеллигентный Питер, а Мэд – шумная, переменчивая и неопрятная Москва. Черт знает, что за извилистые пути их соединяют, но они точно железнодорожные – потому такие крепкие. - Ты поставил семейное положение, - вспоминает Руслан и тут же хмурится. – Со мной. - И что? Если я влюблен в Руслана Усачева, то я, блять, влюблен. - До этого с Бродвеем стояло. – Усачев вскидывает бровь и чему-то ехидно улыбается. - Несмешные шутки несмешного жиробаса, - Мэд снимает очки, чтобы протереть уставшие глаза. Монтаж видео – дело довольно заунывное. - Со мной тоже шутки. - Куда более несмешные, - кивает Илья. – Охуительно серьезные. Руслан улыбается. Что ж, эта фраза – сродни признанию в любви, каковых в их отношениях не было совершенно. Потому что слишком уж они были неловкими. Эти два человека – не из тех, кто раскидывается признаниями в чувствах, если это настоящие чувства. И снова тишина. Эта тишина постоянно преследует их. А зачем что-то говорить? Они разные люди, и интересуют их разные вещи. Более того, у них совершенно разные взгляды на жизнь. Но когда одного нет рядом, молчащего и занятого своим делом – другому невыносимо пусто. Зато, когда они в одной квартире - все на своих местах. И этого хватает для комфорта. *** Мэддисон настолько привык к Руслану, что все остальные теперь – серая масса. Как будто только они с Усачевым на этой планете – люди, а остальные – декорации. Хотя Илья прекрасно понимал, что он сам – чья-то декорация, голос из динамиков, призванный развлечь и развеселить. Все люди – декорации друг друга. Ну и пусть. Мэд поссорился с Хованским, растерял часть аудитории. Он был этим доволен. Теперь он вдвоем с Русланом на своем клочке земли, где вокруг только пустая серость. И ему уютно в этом не одиноком одиночестве. Он открывает дверь и видит на пороге Усачева, раздраженно поджавшего губы. Да-да, ты не любишь Москву, милый друг. Ничего, проходи. Мэд не целует Руслана, их поцелуи редки, зато всегда неистово желанные. К чему эти ритуальные действия, когда вне ритуала они куда востребованнее? Они снова вдвоем и снова все правильно. - Ты не думаешь, что нам пора прекратить, то, что происходит? – Наконец, спрашивает Усачев. - Нет. Тишина – третья участница вечного полилога – подтверждает последнюю фразу своим звоном. Но Руслан снова перебивает ее реплики. - Это же ненормальная жизнь. Метание по городам, и вообще эта… - Любовь? - Любовь. - Ну и хуй с ним. Кого волнует нормальность? Главное, что все правильно. – Серьезно говорит Илья. Все равно ночью все разговоры забудутся. Они вдвоем снова утратят личности. Станут просто людьми, которые не только любят друг друга, но и подтверждают это чередой неясных прикосновений и сбивчивым дыханием. Они будут недостаточно внимательными собеседниками тишины, то и дело перебивая ее, и совершенно не слушая. - Пока. - Пока. Щелчок замка поставит новую точку в конце предложения. Неясно, будет ли продолжение. Вернется ли Руслан, увидятся ли они еще? Без него ни хорошо, ни плохо – никак. Теперь можно забыть вообще обо всем. О своей любви, необычных отношениях и прочей ерунде. Беспорядок в душе, как обычно будет ждать, когда же все станет правильно. Если станет. - Руслан, нахуй Москву. Я навсегда.