День Рождения и его последствия

      Бальзак проснулся от того, что что-то упало ему на лицо. Он, не открывая глаз, взял это что-то двумя пальцами и откинул в сторону, откуда это прилетело. Затем, нехотя открыв глаза, обнаружил, что потолок (который по идее должен быть белым) почему-то имеет подозрительную камуфляжную расцветку. Бальзак медленно поднялся и осмотрелся. Комната являлась некоторым подобием Мамаева побоища после коврового бомбометания: вещи разбросаны, повсюду валяются голые трупы... А нет. Постойте. Не трупы. Там что-то шевелится.       Есенин с ревом белуги встал на ноги. Поняв, что дольше двух секунд не простоит, он шлепнулся на место. Осмотревшись, он увидел Баля. Но его родственник почему-то был абсолютно нагим. - Баль? А..., - Есенин хотел было спросить, по какому такому празднику Бальзак стоит посреди комнаты раздетым (ну, как раздетым... на нем был носок), но был прерван репликой Баля, успевшего понять какой вопрос сейчас прозвучит. - На себя посмотри.       Оставив не до конца очнувшегося Есенина в еще большем ступоре, Критик продолжил поиски своих вещей, но поняв, что пока все не очухаются (и он в том числе) вряд ли он найдет что-нибудь из своего вчерашнего одеяния, решил просто лечь обратно под одеяло. Бальзак лег на, как он думал, прежнее место, но тут же вскочил от чьего-то пронзительного вопля. - Ну за что меня так ты наказал, неизвестный мне человек..., - простонал Гамлет, вылез из-под одеяла и бросил полный гнева взгляд на своего подревизного, - Нет. Известный. Пора тебе на диету садиться, слонопотам. Гамлет слез с кровати и собирался было пойти в направлении люстры, на которой висела его рубашка, но нога решила, что никуда он не пойдет и зацепилась за Габена, только выползшего из-под дивана на визг конфликтера. Через мгновение Гамлет лежал с распростертыми руками на Мастере, а последний прошипел что-то вроде "и тебе не мешало бы похудеть" и выполз из-под орущего что-то Гама обратно под кровать, решив, что там будет поспокойнее.       В это время Есенин, обвязав вокруг пояса рубашку второго "слонопотама", рыскал между телами в поисках своих труселей в цветочек, чтобы хотя бы чуточку поприличней выглядеть. Тут дверь открылась и вошел Жуков с Есенинскими труселями на голове и Наполеон. Дуал Маршала, обрадовавшись, что труселя вернулись, подпрыгнул, сорвал их с волос Жукова и незамедлительно напялил. Естественно задом наперед. И уже собрался благодарить дуала за помощь, как застыл в удивлении или даже смятении. - Что? Что ты так на нас смотришь? - настороженно спросили вошедшие агрессоры. Из-под одеяла выглянул Баль с намерением апеллировать к совести "гостей", но это намерение само собой исчезло, как только он увидел лица вышеупомянутых гостей. - С добрым утром... хи-хи, красавицы, - все, что Критик мог из себя выдавить после увиденного. Из-под кровати раздалось сдавленное хихиканье Гамлета и тяжкий вздох Габена. Последний вылез из своего убежища, вытолкав конфликтера, и направился в соседнюю комнату. Буквально через полминуты он стоял с двумя зеркальцами перед Маршалом и Политиком. - Кто. Это. Сделал?! - рявкнул Жуков, - Кто у нас такой отчаянный визажист?!       В то время как Жуков выяснял, кто же так их с Напом разукрасил, сам Царь всея социона привыкал к своему новому образу и уже консультировался с Дюмой, вышедшим на ор из кухни. В самый накал страстей в комнату влетел Дон Кихот на огнетушителе, снося по дороге всех, кто находился в стоячем положении (за исключением Дюмы), а из облака "пожарной" пены выбежал виновник сего погрома - потрепанный Гексли в черной рубашке Бальзака, в трусах с Микки Маусами и с джедайским мечом в руках. - Я сражусь с тобой, наглый монстр! – проорал Гексли и, выхватив у привыкшего к таким действам Габена подушку, бросился в "бой с наглым монстром", коим являлся его обожаемый брат-Дон Кихот. Высунувшись на очередной вопль, Бальзак, мягко сказать, ошалел от увиденного: его рубашка вся в пене летала над головами шестерых неких идиотов тоже в пене (какое совпадение!). Причем двое из них пытались вытянуть из всей этой кучи своих бешеных дуалов, так как все знали, что битва с Жуковым и Наполеоном (даже постановочная) ни к чему хорошему не приведет.       Но это, как потом оказалось, еще полбеды. В комнату под оглушительный вопль Гексли, которого наконец-таки удалось вытащить из этого орущего месива, влетел Гюго, в свою очередь не оставшийся в долгу, провопив на всю Ивановскую: “С Добрым Утром”. И, конечно же, как он мог упустить возможность плюхнуться на тот супермягкий комок одеяла на кровати и станцевать на нем танец маленьких утят. Уже в следующую секунду Гюго летел в сторону того заветного островка мягкости, а последующие две летел обратно к двери. Но не волнуйтесь, падать ему было мягко... в отличие от Робеспьера, на которого и свалилась эта реактивная туша.       Аналитик уже привык к таким “вылетам” своего дуала, поэтому лишь помог Гюго подняться на ноги и, встав сам, поправил очки. Но, не успев толком и слова сказать, Робеспьер был снова снесен, но на этот раз Джеком, который с воплями влетел в комнату и, быстро осмотревшись, влетел в ванную, откуда раздался истеричный хохот. Робеспьер решил уже больше не подниматься и, поправив очки, отполз в угол, как потом оказалось не зря. Буквально в следующее мгновение в комнату вбежал Драйзер. Его внешний вид был немного странный, так сказать. Лохмы Хранителя были по утреннему обыкновению растрепаны, лицо было равномерно замазано зубной пастой. Сам же агрессор был в своей темной мантии, но она была продырявлена на самом интересном месте. - Где этот... - хотел было спросить Драйзер, но услышав новый всплеск эмоций в ванной, он молча направился в сторону, из которой этот всплеск происходил. Дернув дверную ручку и поняв, что без применения какой-либо силы в ванную не войти, Драйзер прорычал что-то невнятное, а из вышеупомянутого помещения раздалось еще более истеричное хихиканье Джека.       Драй махнул рукой и направился на кухню, откуда послышалось бульканье вытекающей из крана воды. Дюма пожал плечами и тоже отправился на кухню, посчитав, что там будет спокойнее и вообще, у него там полно дел. Настенные часы оповестили находящихся в комнате, что неплохо было бы уже пойти завтракать, но так как Дюма еще не приглашал к столу, да и вообще только ушел, никто даже и не обратил внимания, за исключением... Дона и Гексли, которые тут же ринулись за Дюмой упрашивать его отрезать кусочек новоиспеченного пирога “на попробовать”.       В тот же момент, когда меч Гексли скрылся на кухне, в комнату зашел Максим Горький. Он, кажется, был единственным, кто полностью уцелел после массового празднования Дня Рождения его конфликтера. А, нет. И его не обошло это бедствие. Спереди Макс был вполне опрятным, аккуратным и даже вполне чистым, если не считать небольшого, почти на всю рубашку, кровавого… винного пятна чуть ниже воротника. Flashback. Вчерашний вечер. - О, ребят! А давайте в больницу сыграем! - только оторвав бокал от губ, предложил Гамлет, - Максик,- ор Гамлета заставил Максика продвинуться поближе к выходу, - ты у нас пациентом будешь, - Наставник схватил своего дуала за руку и потащил к столу. - О! А я чур доктор-убийца, - тут же оживился Бальзак. - А я... просто убийца! - с этими словами Гексли выплеснул остатки вина из своего бокала на рубашку Горького. End flashback. Но сзади его черный костюм был разукрашен во все цвета радуги. - Доброе утро, господа, - пробубнил Максим и тут же завернул на кухню, очевидно за бутылкой, дабы опохмелить свою и другие головушки. - Где Достоевский? Куда вы его дели? – с ором влетел в комнату Штирлиц. - Да вот он я! – вылезая из-под стола с маленьким пушистым комком в руках, ответил Гуманист, - котенка достать отсюда пытался с семи утра. - А что у нас в квартире делает котенок? - удивленно спросил Гексли, выбежавший из кухни при появлении там своего конфликтера, но тут же отвлекся на то самое животное, ласкавшееся к его ногам, - ути-пути! - Его Дост с собой взял, боясь, что он проголодается, пока нас не будет,- устало сказал Штирлиц и, решив проверить почту, уткнулся в телефон. - О, все собрались? – спросил Дюма, вышедший из кухни вместе с присутствующими там, - не так кучно, пожалуйста. - В шеренгу становись! – скомандовал Жуков.       Джек вылез из ванной и тут же оказался схваченным своим дуалом. Габен поймал свое рыжее торнадо. Бальзак, в суматохе таки не сумевший отыскать свои вещи, обернутый в одеяло, очутился в жесткой хватке Наполеона. Есенин ткнулся Жукову в руку и тут же был обнят. Достоевский обнял сзади Штирлица, глядя через плечо в его телефон. Гюго запрыгнул на спину Робеспьера. Гамлет был притянут Горьким за плечи. А Дон Кихот подлез под руку Дюме. Котёнок, удивленно оглядев всех присутствующих, был схвачен Гексли. - Теперь вижу, что все. Ну, что? Кто будет завтракать? – спросил Дюма, легонько потрепав волосы дуала.