Цена

Шерлок злится, ходит по комнате, поминутно взмахивая руками, и молчит. Молчание – верный признак высокой степени его раздражения. - Послушай, Шерлок. Это твой брат. Твой до чертиков невыносимый, занудный, все контролирующий брат! – Голос доктора становится громче с каждым предложением. Шерлок же поправляет воротник, словно возводит барьер между собой и Джоном. – И этот брат занял твое место! Это ты должен был… - Предлагаешь мне занять «свое» место? – вскидывается Шерлок, и Джон, представив себе последствия, испуганно отступает. - Нет, конечно, нет. Просто ты мог бы заняться расследованием сам, - опускает взгляд доктор и добавляет тихо, почти шепотом, - Пока ему не сняли голову… - Джон, четыре дня назад известный тебе глава городской стражи Грегори Лестрейд покинул город по торговому пути. Тайком. Учитывая их с братом «доверительные» отношения, я уверен, что он отправился по поручению Майкрофта за теми самыми доказательствами, которых ты требуешь от меня. - Шерлок даже прекращает движение по комнате, словно ему важно донести до компаньона важность и правильность своих выводов. Он складывает ладони «домиком», прижимает пальцы к губам и делает паузу, позволяя Джону все обдумать и понять. - Также, по его внешнему виду, когда он зашел в зал суда, я могу заключить, что это было обдуманное решение, а не, как ты любишь говорить, «выражение братской любви». Не решение, принятое под гнетом эмоций. Шерлок презрительно фыркает, заканчивая речь, и берет скрипку - у него был, в конце концов, отвратительный день. Джон смотрит в спину Шерлоку, изложившему свои аргументы и довольному собой. Он смотрит на то, как тонкие пальцы сжимаются на смычке, а видит другие, похожие пальцы, расслабленно лежащие на ручке трости. Он смотрит на сведенные к переносице темные брови и поджатые губы, а видит немного расслабленную, привычно высокомерную улыбку и холодный взгляд. У Джона болит сердце, и он по одной отсчитывает капли настойки: за обвинение Шерлока в преступлении против короны; за презрительный взгляд все предрешившего судьи; за молчание самого Шерлока, считающего, что оправдываться – ниже его достоинства; за долгие секунды тишины после слов обвинителя; за мерный стук трости по мраморным плитам; за полный королевского величия взгляд Майкрофта, которому даже не посмели связать руки; за равнодушие и неблагодарность Шерлока; за каждую минуту бездействия, которая приближает Майкрофта к казни. Настойка настолько горькая, что вышибает слезы, и Джон в какой-то мере сейчас ей благодарен за это. Спина у Майкрофта Холмса идеально прямая, а взгляд по-прежнему опасный. Даже сидящий в грязной камере, он внушает невольное уважение и безотчетный страх. Между стражниками расползаются слухи о «человеке со взглядом василиска», и уголки равнодушных губ Майкрофта иногда чуть дергаются в подобии улыбки, когда отголоски этих слухов долетают до него. Он не волнуется: все необходимые меры приняты до того, как его нога пересекла порог зала судебных заседаний. Все приказы отданы, наставления озвучены, просьбы выполнены, долги розданы. Ему не о чем волноваться. Глупое сердце, правда, иногда сбивается при воспоминании о глазах цвета крепкого чая, о мягкости седеющих волос под пальцами, о мерном уверенном биении чужого сердца рядом с собственным, но Майкрофт равномерными вдохами заставляет его биться ровно. Волноваться не о чем – до соседнего города четыре дня пути, столько же обратно, к тому же, как минимум, сутки на официальные расшаркивания – у него достаточно времени. Рассвет Майкрофт встречает стоя на эшафоте. Он смотрит на восходящее солнце, мысленно соглашаясь с Грегори: в этом зрелище есть что-то прекрасное. Толпа, совершенно непохожая на прибой, шумит где-то внизу – кто только придумал такое глупое и бессмысленное сравнение? Майкрофт опускает глаза и натыкается на удивленный взгляд Шерлока. Тот внимательно вглядывается, щурится, недоверчиво поджимает губы, потом в его глазах появляется уважение. Майкрофт пытается вспомнить, когда в последний раз Шерлок смотрел на него с таким выражением, и не может. Палач протягивает ему ленту – завязать глаза, но Майкрофт окидывает его высокомерным взглядом, и тот понятливо отступает. Палач, как оценивает Майкрофт, опытный – значит, все пройдет быстро, с одного удара. Он опускается на колени сам, без подсказки, осторожно укладывает на колоду голову, прощается взглядом с братом и в последний раз смотрит на розовое марево солнца. Он не желает закрывать глаза, даже когда над его головой взлетает топор и только поэтому замечает краем глаза движение – кажется, стремительно приближающийся всадник. Серая в яблоках лошадь, иноходец, у всадника темный плащ, довольно распространенный, кстати… Над площадью, на потеху толпе, разносится свист топора и глухой, немного чавкающий удар. Грегори Лестрейд прижимается грудью к шее чужого коня. Это не его верная умная Салли – это наглый и упрямый иноходец сеньора Мориарти, любезно «одолженный» ему. Не стоит, правда, вспоминать, как при этом улыбался сам Мориарти. И что коня он «одолжил» совсем не по своей воле. Конь бежит непривычно, иной поступью, и Грегори кажется, что и он смеется над ним, выстукивая копытами: «Май-крофт, Май-крофт, Май-крофт». Грегори кажется, что он сойдет с ума от этого страшного ритма. Сердце стучит где-то в висках, и ему кажется, что скоро что-то произойдет. Что-то страшное и непоправимое. Лестрейд в пути уже вторые сутки, он устал и хочет спать. Но ему кажется, что если остановиться хоть на мгновение, то уже не успеть. Он не знает, что должно произойти, но предчувствие ежом сворачивается у него в желудке, разрывая изнутри. Ему кажется-кажется-кажется, но он ничего не может сказать наверняка. Еще пару дней назад Грегори бы обязательно посмеялся над реакцией Шерлока на свои предчувствия, а сейчас может лишь надеяться на чужого коня. Он пытается обогнать солнце, что звучит невообразимо романтично. Майкрофт в его голове насмешливо фыркает, заявляя, что романтика – это лишь человеческое соглашение о том, какие вещи считать приятными, а какие – недопустимыми. Грегори влетает в ворота города к началу третьих суток. У него холодные руки и настолько безумный взгляд, что стражники даже не пытаются его остановить. Они лишь провожают знакомую фигуру начальника в темном дорожном плаще недоуменным взглядом и негромко строят догадки, в честь чего такая срочность. Грегори нащупывает левой рукой за пазухой конверт – соглашение, которое так было нужно Майкрофту, - когда конь выносит его на площадь. Грегори натягивает поводья, бегло оглядывает толпу в поисках серо-голубых глаз с вечно самодовольным прищуром, но натыкается лишь на потерянный взгляд Шерлока. Понимание приходит еще до того, как он видит коренастую фигуру палача, держащего в вытянутой руке отрубленную голову в ореоле светлых волос. Сердце бьется в груди так, что причиняет боль. Оно тоже, словно в насмешку над ним, отстукивает: «Май-крофт, Май-крофт, Май-крофт». На камни площади с серого в яблоках иноходца соскальзывает совершенно седой мужчина с пустым взглядом.