А в Надоре сыро и холодно

Если свернуться калачиком в кресле у камина - поздно вечером, когда сестры и мать ушли спать, слуги тоже покинули единственный протопленный зал - кажется, что все хорошо, что отец жив, что в замке есть достаточно дров и еды. Тепло огня обнимает за плечи, хочется доверчиво прикрыть глаза и расслабиться, потому что ладони огня - почти как его ладони на плечах. А когда его ладони на плечах, можно не бояться и доверять. Можно даже смеяться, можно представить, что безвкусная пища, которой кормили в Лаик - да, впрочем, которой продолжают кормить и здесь, у матушки, понимаете ли, эсператисткий пост - нечто изысканное, когда ощущение ладоней на плечах - получается фехтовать, удаются все занятия, а главное - получается не мерзнуть. Проклятый холод. Когда умер отец, холод словно воцарился в замке. Дик рос в нем, мечтая вырваться. Он так радовался, когда пришло время отправляться в Лаик, но и в жеребятнике тот же прогнивший серый холод встретил, принял в себя, вкрадчиво нашептывая, что уже никогда не выпустит. Начало казаться, что весь мир состоит из промозглой сероты, и никуда от нее не деться, все как-то в ней существуют, и ты существуй, забудь золотисто-красные дни - они не из этой жизни, они приснились тебе, забывай, забывай и спи... Однако огонь был золотисто-красным, огонь существовал и в Лаик назло серости, и однажды, когда унар Ричард задолго после отбоя прокрался к камину в общей комнате и сидел, пытаясь отгреться, его нашел Придд. Валентин Придд, граф Васспард. Существо со стальными-серыми глазами, идельно-невозмутимое, существо, которое Ричарду легче было просто не замечать, чем подружиться, хотя - вроде бы - свой. И правда был своим, потому что пришел к огню греться. Потому что спустя пару таких ночей - страшно было, что узнают, высмеют, ужасно стыдно будет - будто свидания, а на самом деле просто грелись вдвоем, грелись и говорили, - спустя пару ночей рассказал что-то - немного, пусть немного сначала, зачем много, просто нельзя молчать, нужно говорить назло серой осенне-зимней слякотной серости. ...Узнали, конечно, узнали. Лаик - не Надор, старый полупустой замок со множеством пустых помещений, в Лаик - унары, унары пролезут везде и пронюхают все. И когда Ричард, красный от возмущения и стыда, замерший посреди гостиной, схватившийся за тренировочную рапиру, не знал, с кем первым драться, Валентин просто молча подошел сзади и положил ладони на плечи. Такие же теплые, как ладони красно-золотистого. Впервые. И с невозмутимым лицом подтвердил, что да, свидания, да, встречаемся. ...Когда позже они снова сидели у огня, Дик спросил, зачем. "Им так проще. Они не поймут, что мы просто сидели и говорили. Ты против?" Дик вместо этого сполз на пол и решительно пристроил голову на коленках Придда. Давно хотелось, а раз тот сам заявил, что "да, встречаемся"... Потом были теплые ладони на плечах, тепло коленок - можно было пристроиться между Валентином и огнем, и тогда казалось, что серость отступала, иногда казалось даже, что ее совсем нет. Большего не было, да больше и не надо было - только говорить, говорить, пробираться между стен внутреннего Васспарда Валентина, неприступного и очень надежного, чего уж там. Осторожно, мягко отодвигать стены, давать возможность почувствовать тепло его, ричардовых, ладоней. Ричарду очень хотелось верить, что внутри он тоже золотисто-красный и теплый. Потому что хотелось платить теплом тому, кто спасал от серости. Стены Надора смотрели и смеялись - "а где же твой Валентин? А почему ты не привез его сюда?" Ричард сжимался от взглядов стен, придвигался к огню - тот, как всегда, гладил по плечам и ни о чем не спрашивал. Почему не привез... Дик знал, что графа Васспарда в замке приняли бы с честью и радостью. Матушка хорошо относилась к семейству Приддов. Почему не привез... Если бы мог, привез бы, приказал бы подготовить лучшее угощение, потратил бы последние деньги - не жалко. Только оказалось, что и Валентину, тому-кто-спасает-от-серости, нужно отдыхать от людей. Поэтому, когда унаров по прошествии трех первых месяцев обучения впервые отпустили по домам, на целую неделю, граф Васспад решил поехать домой. И это нормально, Дик. Люди едут домой, людям нужно отдохнуть от унаров. Тем более, что унары Валентина, кажется, раздражали, что, впрочем, понять можно было. Людям нужно отдыхать даже от теплого золотисто-красного. Ричард домой не хотел. Ричард с радостью отправился бы в Васспард, только Придд не пригласил, да и вообще семья спрутов вряд ли была бы рада его видеть. Со странным отупением, грозяшим смениться пустотой внутри - и только бы не пустотой, пустоту слишком быстро наполняет серость стен и дождя - Дик проводил глазами скакуна Валентина и отправился домой. И как же Ричард удивился, когда увидел скакуна, привязанного во дворе одной из хороших, достаточно дорогих гостиниц на окраине города. Проезжал мимо, а граф Васспард, спешившись, заходил внутрь дома, и слуга нес за ним немного вещей. Теплые ладони. Теплые ладони как никогда нужны сейчас, в промозглом, продуваемом всеми ветрами замке, да даже если бы ты не смог приехать сюда - не захотел, ты же смог бы позволить остаться рядом? Ты же был один, не с семьей, я бы с радостью отказался от поездки домой и приехал бы куда угодно, да я бы... Сквозняк шуршал по пустому и затхлому залу, Ричард, герцог Окделл, жался к огню и думал, думал, вспоминая, пытаясь запретить себе думать и вспоминать. Это эгоистично. Но мы встречаемся, вроде как! Старый камзол отца, широкий в плечах, с вытертым бархатом, несильно спасал от холода. Спасли бы руки... ...Дик заснул через полчаса, улыбаясь во сне и негромко бормоча. Наверное, задавая какие-то вопросы невидимому собеседнику у камина. Придду. Наверное, во сне Дика Валентин ему отвечал и еле заметно улыбался уголками губ. Когда они вернутся в Лаик, так и будет.