Эхо сказки

Белль раскладывала по полкам скопившиеся за два дня на журнальном столике книги, с улыбкой прислушиваясь к гомону из детской. Еще смахнуть пыль, да сменить занавески.... Неторопливые, по- домашнему уютные мысли прервал донесшийся в полуотворенную дверь звонкий голос дочки: - Нет, нет, "Золушку" мы уже читали! Почитай что-нибудь другое. Белль деловито вставила на место последние два увесистых тома и, проворно обмахнув пыль краем фартука, спрыгнула с табуретки. - Нет, - упрямо ответила на неслышный вопрос бабушки Флер. - Эту сказку я уже тоже знаю. Так, теперь осталось только взбить подушки на диванах и ... - Вот! - с триумфом воскликнула малышка, и послышался громкий хлоп, словно та с разбегу прыгнула на диван, чтобы свернуться клубочком возле бабушки. - Красавица и чу...чудовище. Эту ты мне еще не читала! Тишина. Словно вдруг захлопнулась дверь в детскую. Словно захлопнулась дверь, ведущая в настоящее, в ее жизнь. И отворилась та, другая. Белль тяжело опустилась на диван, прижимая к себе подушку. Смотрела на алый цвет наволочки. Темно- шоколадное пятно возле левого верхнего края. Забавную аппликацию сбоку. Там, за дверью читали вслух сказку, и с каждой фразой Белль все сильнее прижимала к себе подушку, все плотнее сжималась в клубочек. И ждала, затаив дыхание, когда отступит немая пустота, и вернется прошлое. Память. Боль. А она уже тут как тут, и нет сил отбиваться. Не когда удар так внезапен. Не когда прошло уже больше десяти лет. Не когда она счастлива, и любит мужа, и у нее малышка дочь. Все проходит, все лечит время. Белль точно это знает. Узнала тогда, десять лет назад, узнала позже, когда смогла сравнить между собой первые дни, первые недели, первые месяцы. Сначала боль была такой, что она не знала, сможет ли вздохнуть в следующий миг, сможет ли, стиснув зубы, удержаться от крика. Но шло время. Каждое утро оглушало воспоминанием о том, о чем и ночью во сне было не забыть. Каждый вечер наступала бесконечная ночь, когда она гадала, сможет ли не сойти с ума, глядя на застывшую на циферблате секундную стрелку. После стало отступать и это. Размываться, теряться... И было многое, прошли годы. Появился Джейсон. Он был хорошим человеком, добрым, любящим...любимым. ( О ее сказочном прошлом он ничего не знал, после закрытия портала Белль и еще несколько человек, оставшихся в этом мире, никогда не упоминали о своем происхождении.) Но в самые счастливые, безмятежные мгновения врывалась - как сейчас - память. Помнила даже не она, не Белль. Помнили ее пальцы - прикосновение к мягким, легким прядям волос. Влажные дорожки на лице. Помнили плечи- как он ухватился за нее, не в в силах поверить, что она перед ним, что она жива...Как позже обнимал, успокаивая, защищая. Мерцал перед ней свет, который струился из карих, еще и затемненных болью, наслаивавшейся столетиями, глаз, стоило ему взглянуть на нее. Вспыхивало последнее воспоминание о нем - там, у черты, когда он был - впервые, с тех пор, как она узнала его, почти свободен от боли, впервые смотрел в будущее с надеждой. Последнее объятие. И выстрел, отнявший у нее себя. Отнявший последние дни с ним. До приглушенного "спасибо, Белль". До оборвавшего все гудка. Белль аккуратно положила подушку на диван, но поднялась не сразу. Слышались его слова " я не могу потерять и тебя..." А вот она смогла. И смогла жить дальше и стать счастливой. Должна была стать ей. Наверху, за стопкой белья в шкафу спрятано крошечное саше, а в нем - небольшая фотография. Они так многого не успели. Да нет - всего. Прогулки, пицца у озера, льющиеся с зонта капли и остывший возле камина чай, расческа на двоих и ссоры из-за потерянного ключа от дома. И фотографии. Ни одно совместной, Только одна- его. Снятая почти случайно. Принесенная ей Руби - тогда. Через неделю после. Он стоит вполоборота, ветер развевает длинные темные волосы, полуопущены глаз, руки сжаты на трости. Это - на редкость безличная фотография. И ранит она тем сильнее. И все же Красавица счастлива. И никто, никогда не узнает, что в уголке ее сердца улеглась, чутко свернувшись в клубочек, всегда готовая приподнять голову боль. Даже не столько за себя ( так долго не умевшую, так долго учившуюся, как это - жить без него), сколько за него....Боль от того, что он столько потерял, от того, что столько было в его жизни тьмы, от того, что так и не забрезжил свет... Затихающая, но не затихшая. - Как "спать"? - раздается где-то совсем неподалеку жалобный детский голос. - Ну, бабушкаа, а ты мне потом дочитаешь? Хочу знать, чем все закончилось! Белль медленно, все еще чуть неуверенно поднялась, выдохнула. И, улыбаясь, вышла в детскую.