Вопросы, вопросы...

Когда-то давно Эмма Свон совершила одну из главных ошибок в своей жизни. Она отказалась от сына. Именно об этом я думала, развалившись на диване и время от времени поглядывая на увлеченного книгой Генри в соседнем кресле. У меня была, в некотором роде, идеальная жизнь. Здоровый, умный сын, прекрасные отношения с ним, успехи в работе, уютный дом… Год назад мы с Генри приехали из ниоткуда в эту самую квартиру, обставленную более чем аскетично. У нас не было никаких лишних вопросов и сомнений – мы переезжали из опостылевшего маленького городка в большой Бостон на постоянное место жительства. К сожалению, почти все документы были потеряны при переезде – пришлось восстанавливать даже метрику на ребенка, а сам Генри посреди года сдавал экзамены на знание основ школьных предметов, потому что его документов по учету успеваемости тоже как-то… нигде не оказалось. Несомненно, вся эта канитель доставила бы немало проблем, если бы не мои старые знакомые в государственном аппарате. Сложновато работать охотником за головами без нужных знакомств и бессрочного абонемента в разного рода архивы… Быта и хлопот по обустройству новой жизни и квартиры хватило на целых два месяца. Я бросила довольно опасную работу и устроилась в частную охранную компанию кем-то вроде инспектора со свободным графиком; Генри ходил в новую школу и радовал учителей, хотя ни с кем из детей не сближался. Но он был, как мне кажется, слишком взрослым для своих одноклассников… Да, два месяца жизненной идиллии, после которых всплыла одна из моих старых привычек. Эмма Свон нечасто задает вопросы, но не может не получить ответов. Сначала это были всего лишь неясные ощущения. Я помнила и знала себя заботливой матерью, а Генри – моим сыном, но я не ощущала этого в полной мере. Ответственность изо дня в день казалась мне чем-то непривычным, мне было странно подчас видеть Генри дома, в такие моменты я смутно понимала, что мальчик должен быть где-то в другом месте… с кем-то другим. Он и сам в это время становился грустным и отстраненным. Вопросы, вопросы… Что бы ни случилось, от тебя всегда остается какой-то след. Именно так всегда находились плохие парни – по следам. Странно, но, за исключением последнего года, когда я пропала непонятно куда, я жила и работала в Бостоне и ближайших штатах. Я совершенно не помню переездов. Генри и вовсе жил в несуществующем месте – одно название. Ни положения на карте, ни самого города – втихую я объездила окрестности Бостона, но так и не нашла ничего. Как я могла совмещать работу охотника за головами – и очень плодотворную, прошу заметить, - и воспитание ребенка? Логика и старые знакомые внятно говорят мне, что никак. Старые знакомые еще и добавляют – ой, у тебя есть сын?! Все чаще мне кажется, что кто-то взял мою жизнь и жизнь Генри и второпях склеил обе скотчем, попутно вырезав лишние куски. Вопросы, вопросы… Генри мой сын, тайно сделанный анализ ДНК – да простит меня мальчик – показал это абсолютно точно. Сходство несомненно как во внешности, так и во вкусах. Но воспитывала его не я – если уж на то пошло, то сейчас скорее он меня воспитывает. Его манеры отличны от моих в куда лучшую сторону, он, в отличие от меня, ловко обращается с кухонной аппаратурой, он даже более начитан. У него нездоровая страсть к выпечке, особенного к разного рода яблочным пирогам, он умеет красиво и вкусно есть и он привык так делать. В наши первые ужины неизменным гостем был взаимный ступор, будто бы мы делали одновременно и что-то привычное, и что-то совершенно новое. Генри всегда невольно косится на один из пустых стульев за столом. Иногда и мне чудится там неясная темная фигура, тогда я чувствую себя ужасно неловко – будто бы украла чье-то место. Забавно, что я никак не могла понять, почему назвала его Генри. Мне все время казалось, что это не моя идея. Я думала когда-то назвать мальчика Энди, или Дэвидом, или… Имени «Генри» точно не было среди вариантов. Я спросила его однажды: - Почему тебя зовут Генри? Он фыркнул и пожал плечами: - Не знаю… ты ведь меня так назвала, - почти незаметная заминка. Но она была. Также как и у меня в некоторых фразах – я говорю то, в чем уверена, но в какой-то момент вдруг проскакивает тень сомнений, будто бы часть меня знает, что сказанное не является правдой. Не знаю, сколько прошло времени между этим диалогом и следующим, но… Генри тогда уже почти засыпал, в очередной раз засиделся с книгой, и я, поддерживая его за плечи, провожала едва соображающего книгочея в его спальню. - И почему тебя все-таки зовут Генри? Стоило, наверно, назвать в честь писателя, Диккенса, например… - Ну в честь деда же, Эмма, - неожиданно внятно сказал он. - Что? – резко спросила я, разворачиваясь лицом к нему. Генри сонно потер глаза и нахмурился: - Что, мам? - Нет, ничего, - успокаивающе покачала я головой, хотя внутри меня всю трясло, и погладила его по голове. – Показалось… Мои родители бросили меня. Давно. Я помнила, что ужасно злюсь на них до сих пор. Я почему-то не могла этого делать – я чувствовала странное понимание и тепло, думая о них. Но, тем не менее, я все еще не знала никакого «деда». И – Эмма. Он назвал меня Эммой. И это неожиданно показалось таким правильным и логичным… Иногда я чувствовала себя слепым котенком, неподалеку от которого стоит заветная мисочка с молоком – стоит лишь только повернуться в верную сторону и сделать шаг… Меня раздирали противоречия, по утрам часто раскалывалась голова – не то потому, что я подолгу не спала, пытаясь понять, что не так, не то оттого, что это «не так» пыталось таким образом меня остановить. Генри, сонный Генри стал, как это ни смешно, моим главным путеводителем, хотя и часто говорившим всякие глупости. Вроде фразы про ребенка Белоснежки. К чему он вспомнил эту сказку, к тому же после вечера с Твеном в руках?.. Было глупо сходить с ума, имея идеальную спокойную жизнь, но… С каждым днем я чувствовала себя все хуже и хуже, по утрам от меня и вовсе не было никакого толку. Я забывала самые элементарные и очевидные вещи вроде посыпания корицы в какао. В тот момент, когда я была уверена – это край, в мою квартиру постучался неожиданный гость. Парень в клоунском наряде, попытавшийся меня поцеловать. Реакция была рефлекторной и вполне логичной, лишь спустя минуту происходящее дошло до меня в полной мере. Он говорил про мою семью, опасность, что-то про память… Это безумие, но, по-моему, это мой шанс. Я успокоила Генри, а сама тем временем думала. Мужчина довольно приметный, вряд ли ему удастся затеряться в Нью-Йорке, так что найти его не будет проблемой. Тем более что он и сам жаждет встречи. И… мне показалось, или у него что-то с рукой?