Лекарство

Кевин присаживается на край сцены и осторожно смотрит на Сухена, небрежно дергающего струны гитары. - Что, так плохо выгляжу? – бросает старший. - Уставшим, - негромко произносит Кевин и упирается подбородком в только что подтянутые к себе колени. На нем слишком большой свитер, который спокойно может спрятать узкие ладони в шерстяных рукавах. Сухен негромко усмехается и прикрывает на секунду глаза. В его голове слабым эхом отдается ненаписанная мелодия, терзая тихим, но навязчивым шелестом. - Это и есть творческий кризис? – Сухену не хочется спрашивать. Он не хочет ничего знать, он просто, как и раньше, хочет писать свои песни, не мучаясь бесконечной зубодробительной головной болью. Кевин закусывает губу и продолжает смотреть на старшего. На сеточку глубоких морщинок вокруг глаз. На опущенные уголки губ. На короткие, жесткие ресницы, прикрывающие шоколадные глаза. - Ты многого от себя ждешь, - аккуратно, не надеясь, что эти слова смогут хоть как-то помочь. - А можно как-то по-другому? – Сухен морщится и принимается тереть виски. Головная боль начинает возвращаться. И Кевин в очередной раз проглатывает свое обеспокоенное: «Может быть, сходим к врачу?». Он понимает: Сухен ни за что не признает, что ему нужна помощь. Очень уж он гордый, его Сухен. - Как твоя спина? – это тоже вопрос из серии запрещенных, но Кевин волнуется за старшего слишком сильно, чтобы делать вид, будто ничего не происходит. - Болит, - внезапно честно сознается Сухен и поднимает глаза. – Ты правда, думаешь что я просто устал? И Кевин не выдерживает. Он подается вперед и сгребает Сухена в охапку, утягивая к себе в объятья. Кевин чувствует, что его Сухен разбит и растерян. Он не знает почему, поэтому лишь крепче прижимает, зарываясь лицом в темные волосы, пахнущие чем-то древесным. - Послушай меня, - Кевин касается губами чужого уха. – Ты замечательный, невероятный, потрясающий. Я мечтал о тебе… ты хоть знаешь, как долго я мечтал о тебе?! Слышишь? Я искал тебя. Долго-долго искал. По всему миру искал. В разных городах. На разных улицах. Заглядывал в чужие окна, нарываясь на большие неприятности, между прочим! А потом нашел. Помнишь, ты пел, когда мы встретились впервые? На углу улицы. Была зима, как сейчас. Снежная. Красивая. У тебя чехол от гитары вместе с мелочью запорошило. - Ты весь вечер просидел на скамейке напротив меня, - Сухен сжимает шерстяной свитер пальцами и тихонько улыбается, пряча лицо на чужом плече. - А разве я мог поступить по-другому? – Кевин согласно кивает и тоже улыбается. – Тебе просто невдомек, как я себя тогда почувствовал. А я сразу понял, что вот он, тот самый ты. Я нашел тебя. И больше уже ничто не имело значение. - Ты в кого такой невероятно-наивный дурак, а? – Сухен чуть выпрямляется и уже сам подтягивает младшего к себе, забираясь пальцами под нелепый свитер с вышитыми на нем оленями. Кевин тихонько смеется и ведет худыми пальцами по больной спине, словно пытается унять боль. - Давай все-таки сходим к врачу? – шепотом. - Зачем? – Сухен и не думает шевелиться. Чужие прикосновения греют, почти прогоняя боль. - Я беспокоюсь, - Кевина едва слышно, но даже так Сухен различает, как дрожит голос младшего. - Хорошо, - сдается он. Меньше всего ему хочется заставлять мелкого волноваться. – Но ты же знаешь, что лучше тебя меня все равно никто не лечит. Кевин негромко фыркает, но не отстраняется, только поднимает голову и тихонько интересуется: - А потом напишем вместе песню, хорошо? - И о чем она будет? - глаза Сухена смеются, и он ни за что не хочет сейчас выпускать младшего из рук. - О том, как сильно я тебя люблю… - Ты все-таки дурак, Кевин Ву.