Даже ангелы порой ошибаются...

Достаёшь из кармана куртки телефон и вглядываешься в светящийся дисплей: 11.55. Твоя жертва, если ей присуща пунктуальность, должна появиться через пять минут. А ты, коротая время в ожидании, устремляешь взгляд вниз, на залитые светом фонарей и рекламными огнями, шумные даже в столь поздний час, городские улицы. Эта ночь уже готовит тебе очередное маленькое открытие; совсем скоро она вручит в твои холодные руки маленькую чужую душу… Поиграть и… оставить. И с хищным наслаждением наблюдать, какая последует реакция. Пробовать чужую жизнь на вкус. Упиваться чужими эмоциями. Обнажать чужие чувства, оставляя свои в тени придуманных тобой для этой игры ролей. Что может быть увлекательнее?.. Облокотившись на ограждение, разглядываешь из-под полуопущенных век город, огромным каменным лабиринтом раскинувшийся у твоих ног, как привычную, детально изученную, хотя и находящуюся в постоянном движении, картину любимого, несмотря на откровенную бездарность, художника. Картину, которая не может надоесть никогда. Которую можно изучать снова и снова, каждый раз открывая для себя что-то интересное. Вдыхаешь полной грудью прохладный ночной воздух, густо настоянный на столь привычных запахах дыма, ветра, бензина, дорогой и не очень парфюмерии и едва ощутимом запахе чужого страха... Здесь так много людей, и каждый из них чего-то боится. Тёмных переулков и подворотен, грабителей, поджидающих своих жертв под покровом темноты, начальника, конкурентов, маньяков, приведений, всадника без головы... Кто-то боится признаться в своих ошибках. Кто-то – своих тайных желаний. Кто-то – призраков своего прошлого. Кто-то – предательства близких, кто-то – одиночества; кто-то – предстоящего зачёта по химии; кто-то просто страдает клаустрофобией или арахнофобией… А кто-то боится жить… Страх имеет свой особый запах, любой хищник знает это… Страх делает слабым. Страх делает зависимым. Страх помогает выжить. Чужой страх даёт тебе власть… Мысли текут плавно, заполняя собой ожидание… С минуты на минуту должна появиться твоя очередная жертва... хотя... ты не любишь это слово. Скорее, просто игрушка. Или кукла… Забавный объект для интересной, хотя и несколько приевшейся уже игры. Та самая чужая душа, которую столь любезно, по старой дружбе, предоставляет в твоё распоряжение ночь. А вот и она – ты прислушиваешься к скрипу открывающейся двери и мягким, почти бесшумным, шагам. О!.. Тебя не так-то легко бывает удивить (именно поэтому ты так ценишь тех, кто на это способен). Объект поразил тебя одним своим видом. Игрушка не была очередной малолеткой с зашкаливающими эмоциями и болезненным блеском в глазах (а такие, надо признать, уже порядком успели тебе надоесть). На первый взгляд «объекту» можно было дать лет 25-27. По-видимому, иностранка. Вероятно, европейка. Первое слово, пришедшее тебе в голову при взгляде на неё – тень. Серая и безликая. Бесшумная. Возможно, она и была внешне привлекательна, но её бесцветность не давала этого разглядеть, делая её практически неотличимой от серой массы, ежедневно заполняющей городские улицы. Без сомнения, она осталась бы незамеченной в толпе. И без того бледное, не выражающее никаких эмоций лицо, обрамлённое тёмными локонами волос, в лунном свете и вовсе казалось мраморно-белым, похожим на застывшую гипсовую маску. Одежда простая, неброская, мрачных оттенков, но твой намётанный взгляд сразу и безошибочно определяет, что вещи явно недешёвые. Наверное, при свете дня единственным ярким пятном в её мрачной бесцветности могли бы показаться глаза, но и это совершенно не изменило бы общего впечатления из-за странной, какой-то даже неестественной, усталости в её взгляде. Таким, наверное, должна была бы обладать девяностолетняя старуха, прожившая исключительно трудную и безрадостную жизнь. Уголок тонких губ едва заметно вздёргивается в предвкушении: ночь обещает быть довольно интересной. Женщина останавливается в шаге от тебя, внимательно разглядывая. «Вы Накура?» Говорит с явным акцентом, что лишь подтверждает твою догадку. Англичанка? Американка?.. Скорее, первое. Ты киваешь в ответ. «Shadow, не так ли? – называешь её ник. – Простите, не знаю вашего настоящего имени» Усмешка. Едва уловимая, мимолётно тронувшая губы. Женщина отвечает не сразу, а лишь спустя минуту, всё это время она молча и безэмоционально вглядывается в тебя, будто пытаясь обнаружить для себя что-то важное. От этого взгляда тебе становится даже чуточку неуютно. Тщательно смакуешь такое непривычное ощущение. «Какое значение могут иметь имена для тех, кто решил распрощаться с этим миром?» – наконец произносит она тихо, глухо, ровно. «О, вы правы. Конечно же, никакого» «Значит, вы можете звать меня просто Shadow…» Что ж… «Вы уверены в своём решении, Shadow-сан?» Но вместо ответа женщина снова принимается изучающе рассматривать тебя. У ней странный взгляд. Мягкий, спокойный и даже ненавязчивый, но тем не менее… неуютный, отчего-то вызывающий ассоциации с остывшим горьким кофе. Ты любишь кофе без сахара, но в холодном виде он становится просто отвратительным… «Почему вы хотите сделать это вместе со мной?» – после продолжительного молчания вопросом на вопрос отвечает она. Хм… становится всё интереснее и интереснее. Теперь ты уже не скрываешь усмешки. Впервые подобный вопрос адресован тебе, никто из малолеток не спрашивал тебя об этом. Уперевшись локтями в ограждение, устремляешь взгляд вниз, на разноцветные стразы ночных огней. Она неспеша подходит и останавливается рядом с тобой, положив кисти рук на металлическую перекладину. Неотрывно смотрит на тебя своим остывшим неуютным взглядом. «Вы настолько боитесь одиночества?» «Одиночества?.. Смотря что называть этим словом. Впрочем, человек всегда одинок, в рождении и в смерти. Нет, я не боюсь одиночества.» – с нотками задумчивости в голосе произносишь ты. «Я подразумевала отсутствие свидетелей вашей жизни.» «Я сам свидетель чужих жизней. Как Бог. Ведь нет свидетелей его жизни, хотя сам он – свидетель жизней всех и каждого. Значит ли это, что он одинок? Как вы полагаете, Shadow-сан?» «Вы верите в Бога?» Ситуация начинает забавлять тебя: впервые самоубийца сама задаёт тебе вопросы, которые привык задавать ты. «Вы не ответили на вопрос, Shadow-сан.» «А вы не ответили на мой вопрос, господин Накура.» «Что ж, если вам угодно… Я не верю в Бога: глупо верить, что твоей судьбой управляет тот, чьё существование под большим вопросом. Но вы-то верите, не так ли? Так почему же вы решились на столь отчаянный шаг, если верите – а вы верите – что самоубийцам уготованы вечные муки в аду?» Ответ последовал лишь спустя минуту или две. «Вы правы, я верю в Бога… Но мне в любом случае не грозит Рай, не важно, умру ли я собственной смертью, или покончу с собой.» Вопросительно выгибаешь бровь, но женщина игнорирует твой невербальный вопрос, а только пристально вглядывается тебе в глаза. В полумраке ночи что она надеется в них рассмотреть? «Вы… вы не хотите жить. – наконец произносит она задумчиво, по-прежнему не отводя взгляда – По крайней мере, не хотите жить так, как живёте сейчас. Но и прыгать с этой крыши сегодня вы тоже не собираетесь. Это очевидно» «Откуда же такая уверенность… Shadow-сан?» «Ваш взгляд. Это не взгляд самоубийцы. В ваших глазах мало жизни и много холодной пустоты, но ещё в них… – она немного помедлила прежде, чем продолжить, как будто собираясь с мыслями – …искорка страха. А у потенциальных самоубийц страха уже нет. Они уже мертвы в душе к тому моменту, как оказываются у края крыши или за перилами моста. Бегут от боли… Эгоисты. …Вам тоже больно, но вы принимаете это как данность… как… наказание… как некое подобие справедливости. И… ваш голос, интонации… в них слишком много оттенков, едва заметных переливов. Он слишком живой. Самоубийцы не говорят так…» «Но… я не понимаю, зачем вы здесь?» – добавляет она. «Я отвечу на ваш вопрос, только если сначала вы сами ответите на него, Shadow-сан.» «Почему я здесь?.. – женщина неопределённо пожимает плечами – Моя жизнь закончилась четыре года назад.» «Боюсь, это нельзя считать ответом.» «Хорошо. Я расскажу вам всё. Но только вы не из тех, кому действительно нужно это знать, потому что вы не самоубийца, господин Накура. Я только не понимаю… Зачем вы пришли сюда?.. Но, надеюсь, вы сдержите обещание и ответите, когда я закончу свой рассказ. Четыре года назад умер единственный человек на этой земле, кого я действительно любила. Любила, только… моя любовь погубила его. …Я всегда была странной, так считали все, кто меня знал, так считала и я сама. Дочь богатого бизнесмена, никогда ни в чём не знавшая нужды… Ни в чём, кроме любви. Мне было 3 года, когда умерла моя мать. Я не помню её. Совсем. Отец вскоре женился на девице намного моложе его… Она не была плохой, она даже ему не изменяла, как ни странно. Возможно, просто была слишком труслива для этого… Просто обычная гламурная дура, одну половину жизни проводившая в салонах красоты, а другую – болтая по телефону с многочисленными подружками и пролистывая модные журналы. Типичная красивая кукла, которой обзавёлся отец, потому что того требовал его «статус»… Не знаю, любил ли он мою мать, но так или иначе, после её кончины в нашем доме никогда не упоминали о ней, как будто её и не существовало вовсе… Когда мне было 16, мы переехали сюда: отец вёл здесь дела… Он умер несколько лет назад… С переездом ничего не изменилось, абсолютно ничего. Он по-прежнему целыми днями пропадал в офисе, вечерами – на деловых ужинах, а приходя домой запирался в своём кабинете или в спальне с… ней. Ей, мачехе, по-прежнему не было до меня дела… Я к этому привыкла и даже не обижалась. Так как никто особо мной не интересовался, всё свободное время я была предоставлена самой себе. И меня это вполне устраивало. У меня всегда были деньги на карманные расходы, много денег – отец предпочитал таким образом компенсировать недостаток внимания… Я принимала это как данность и не возражала. Так вот… у меня была масса свободного времени, деньги и странные фантазии в больной голове. Меня с детства, ещё когда мы жили в Англии, не любили, опасались и старались обходить стороной сверстники. И правильно делали… Я никогда не старалась завоевать их расположение или произвести хорошее впечатление. Меня это устраивало… Мне нравилось играть другими (так я называла это про себя). Окружающие были для меня кем-то... чем-то… вроде кукол. Марионеток. Живых, интересных игрушек, которых можно изучать и которыми можно при должной степени цинизма и безразличия манипулировать. А во мне было предостаточно и цинизма и безразличия. Это бред, конечно, но я чувствовала себя кем-то вроде исследователя, экспериментатора. Иногда я стравливала кого-то между собой, просто так, от скуки, и наблюдала со стороны за их «разборками»… В общем, я была странной, я же говорила. …Мне было 18, когда я впервые увидела Его… Его звали... Впрочем, не стоит об этом… Я случайно сбила его на машине – решила прокатиться тайком от водителя отца… Тогда он отделался только ушибами. А я из прихоти предложила подвезти его до дома. На свою беду он согласился. И не просто согласился, а даже предложил как-нибудь встретиться. Из любопытства я не стала отказываться. Мы встретились. Раз. Два. А потом – всё чаще и чаще… Я думала, что это лишь забавная игра, мне хотелось влюбить его в себя... Но вместо этого влюбилась сама. Для меня это было… подобно взрыву. Невероятно. Волшебно. Впервые я что-то чувствовала к другому человеку, что-то настолько настоящее… такое… обжигающее. Человеческое. Как у всех. Понимание этого приводило меня в восторг. Оказывается, я умею! Как все… И человек этот не избегал меня, он был рядом, пусть и не любил, но мне казалось, это лишь дело времени. …Я ошиблась. Через год он женился. На какой-то тихоне, своей бывшей однокласснице. Он женился. А у меня окончательно снесло крышу. Сказать, что я ревновала, значит, ничего не сказать. Я не могла спать, потому что во сне я видела их вдвоём, и ощущение их счастья причиняло невыносимую, почти физическую боль. Я просыпалась в слезах, судорожно вцепившись в подушку. Я не могла есть. Я не хотела выходить из дома. Я вообще ничего не хотела. Это продолжалось около двух месяцев… Даже мачеха при полном отсутствии наблюдательности и интереса ко мне заметила, что со мной творится что-то не то… и даже удосужилась сообщить о своих наблюдениях отцу, который заботливо пригласил для меня психиатра… Не буду утомлять скучными подробностями, но покинув стены частной психиатрической клиники, я решила превратить в ад и их жизнь тоже. В отместку за свои страдания. Мне казалось, что это будет… справедливо. Почему они должны быть счастливы, когда мне так плохо?.. – рассуждала я. Как смеют они быть счастливыми, в то время, как моё сердце разрывается от боли?! Как смел он быть счастлив не со мной?! Нет, я не караулила его возле дома и не устраивала сцен. Это было бы слишком банально, рассуждала я. Нужно было полностью разрушить его жизнь, до основания, а на руинах – строить совместное счастье. …Ни на одну секунду я не пожелала задуматься о том, что, возможно, не права. Начав, я уже не могла остановиться… Из-за моей прихоти он лишился работы. Нечем стало платить за жильё, он влез в долги. А его жена к тому моменту уже ждала ребёнка, что ещё больше осложняло дело, ведь было ясно, что как ни старайся я разбить их семейную идиллию о бытовые проблемы, но так легко он с ней не расстанется. Поэтому, я постаралась создать им как можно больше проблем, но особого результата это не дало. Тогда я решилась на крайние меры... Она возвращалась с работы, я следила за ней, стараясь держаться чуть поодаль и не попадаться на глаза. Я собиралась позвонить ей и сказать, что я якобы любовница её мужа, но мне просто необходимо было видеть её реакцию в тот момент, поэтому я и следила за ней. Она как раз шагнула с тротуара на дорогу, намереваясь перейти улицу, когда я позвонила и сказала то, что собиралась. Ни она, ни я не видели того автомобиля до последнего момента… В общем, её не удалось спасти. Она умерла по дороге в больницу… Это окончательно сломило его. Через 4 дня после её гибели он покончил с собой. Спрыгнул с крыши пятнадцатиэтажного здания. Ну а с ним умерла я…» – добавляет она просто, как будто говорит о самой обыденной вещи, устремив невидящий взгляд куда-то в пространство. «…А сейчас, спустя четыре года, я придумала себе смысл существования. Я регистрируюсь на сайтах потенциальных самоубийц, нахожу тех, кто готов покончить с жизнью вместе со мной. Прихожу на встречу и пытаюсь переубедить. Вот и всё… Вы пятый. Предыдущие четверо живы и больше не появляются на форумах... Но вы не хотите умирать. Вы пришли сюда не за этим. Зачем, господин Накура?» Усмешка привычно растекается по твоим губам. «Вы когда-нибудь смотрелись в кривые зеркала, Shadow-сан? Нет? Вы заблуждаетесь. Вы смотрите в кривое зеркало прямо сейчас, в этот самый момент. Мы с вами – кривые отражения друг друга. Мы играем в одну и ту же игру, только по разным правилам. Смотрите же внимательнее, ведь больше вам не представится такой возможности: больше мы никогда не увидимся… Не увидимся здесь, на земле. Но если существуют Бог, рай и ад, мы с вами непременно встретимся в аду, Shadow-сан.» С этими словами ты поворачиваешься к собеседнице спиной, намереваясь уйти: здесь и сейчас игра окончена, ведь «ничья» – это почти проигрыш, а ты не желаешь быть в проигрыше ни при каких обстоятельствах. «Постойте.» Замираешь, не потрудившись обернуться на её зов. «Вы… хотите сказать… что… что намеренно провоцируете тех, кто приходит на встречу с вами?» «Вы удивительно проницательны, Shadow-сан» – интонации истекают ядом. Да и весь этот разговор начинает тебя потихоньку раздражать. Люди так предсказуемы. И даже она, исключение из правил игры в суицид, сейчас поведёт себя до крайности банально: спросит «зачем?». Но она в очередной раз удивляет тебя. Она не спрашивает ничего и не окликает тебя больше, позволяя в молчании покинуть крышу. А спустя несколько минут, когда лифт любезно распахивает свои створки, предоставляя тебе возможность беспрепятственно покинуть кабинку, твой телефон негромким звуковым сигналом оповещает о новом смс. «Господин Орихара Изая, полагаю, что Вы ещё не удалили мой номер… Я хочу, чтобы Вы знали: я не осуждаю Вас, хотя Вам это и безразлично. Но если мы с Вами – кривые отражения друг друга, значит, есть та, кого Вы любите, не так ли? И, может быть, это её боль отражается в Ваших глазах? И, может быть, причиняя боль ей, Вы мучаетесь сами? Но Вы вольны разомкнуть этот круг, если найдёте в себе силы преодолеть свой страх.» И ты бы привычно усмехнулся, прочитав её сообщение. Непременно усмехнулся бы, если бы в этот момент не покинул здание, на крыше которого провёл несколько часов этой ночи, и, повинуясь неясному порыву, не поднял бы голову вверх, желая разглядеть тёмный силуэт своей недавней собеседницы. Ты бы удалил её смс и спокойно направился к своему офису. Если бы не посмотрел вверх. Туда, где на самом краю крыши залитая призрачным лунным светом женская фигурка расправляла огромные белые крылья, чтобы в следующее мгновение взмыть ввысь подобно фантастической птице из детского сна. И даже когда она уже скрылась из виду, ты так и продолжаешь неподвижно стоять, глядя в ночное небо и думая о том, что даже ангелы порой ошибаются. Ей следовало написать «Тот». В смс. «Тот, кого вы любите», вместо «та, кого вы любите»… ...А потом ты ловишь такси и едешь в Икебукуро, по дороге размышляя о парадоксальности этого мира, в котором существование Бога - под большим вопросом, по городским улицам рассекает даллахан-байкер, ангелы являются завсегдатаями форумов самоубийц и по ночам на крышах небоскрёбов рассказывают о совершённых ими при жизни грехах, а грешники следуют советам этих ангелов... И ещё о том, дома ли Хейваджима Шизуо в столь поздний час, и где тебе найти такие слова, чтобы всё ему объяснить... если, конечно, он не прибьёт тебя прямо на пороге.