Надежды нет

Это был совершенно обычный день, как и многие другие до него. Она лежала в тесной, тёмной каморке среди своих подруг, вплотную прижавшись к ним хрустящими полами идеально-белого платья. Нет, она совершенно не отличалась от окружающих, даже одета была так же - ничего не могло поменяться, хоть она и видела их наряды всего единожды, как раз перед заточением. Почти всю свою жизнь она провела здесь, за исключением одного-единственного дня – когда родилась, наполненного прохладным воздухом и запахом заморских листьев, что оставался с ней до сих пор, был лейтмотивом всего ее существования, напоминал ей о мире, что был за границами пансиона, а для тех, у кого память покороче – и за границами сознания. Однажды она станет очень важной. Не исключено, что первой или последней для кого-то. Может быть, она станет хорошим психологом - скрасит чье-то ожидание, томление или боль, или помощником для работяги – единственным поводом отдохнуть. Если совсем повезет - прекрасной спутницей для веселого болтуна за пышной трапезой и рюмкой старого «Фин-Буа». По крайней мере, соседки перешептывались между собой, что в их пансионат еще никто «оттуда» не возвращался, и это ждало всех: яркая вспышка света, неведомая сила, что тянет тебя ввысь, чьё-то тепло... одним словом, неизвестность. Но это, право уж, лучше вечной темноты и трескотни товарок. А еще одна странноватая знакомая рассказывала ей совсем уж сумасшедшую легенду: - Тот, Извлекающий На Свет, не будет думать ни о чем, он поцелует тебя при всех, и твоя душа моментально загорится прекрасным пламенем, ты наполнишь его собой, и он тебя – своим дыханием. От вечного поцелуя ты станешь ярче и горячее солнца, он продлится всю твою жизнь. Близость сладка, а пространство беспредельно. Ради этого стоит ждать. - Ха, было бы на что надеяться, я весь свой век проведу в этой мрачной усыпальнице. Мечты рушат все! Не дразни меня своими бессмыслицами, подруга. - Как знать, кто из нас прав! Неоспоримо только одно – какую мысль ты унесешь во внешний мир, такие действия и породит твой вечный поцелуй. Все имеет свои последствия! - Какая ты умница. Вероятно, тебя где-то заждался молодой и красивый философ. Но у нас нет никакой надежды, – и, презрительно фыркнув, она повернулась к своей собеседнице спиной, в который раз поправив снежно-белый подол. Но не успела она обронить последнюю свою саркастическую фразу, как ослепительное сияние объяло головы всех вокруг, и кто-то, сжав ей виски, потащил наверх её тонкое тело в полупрозрачной одежде. Крышка когда-то ненавистного дома с шелестом закрылась, отрезая путь назад. Страшно. Как невыносимо страшно и свободно было лететь в ирреальном просторе, будучи ограниченной только безжалостными тисками, отработанным движением переместившимися от висков к глотке. Подруга не врала. Ощущение нервных, обветренных губ было странным, и ей чудилось, что больше ничего нет и быть не должно. Мир казался огромным. Но, к её разочарованию, это была такая же коробка, только больше. Она сразу же отчетливо вспомнила то место, где появилась на свет. Здесь были похожие беленые стены и серая блестящая плитка далеко-далеко внизу. Освещение, исходящее от гигантской крутящейся розы вентилятора, было неровным, и тени трапециевидных лопастей плясали на рябых внутренних гранях кубической комнаты. Устрашающие звуки приводили в трепет все её существо, и поток воздуха силился вырвать её из крепких объятий Извлекающего На Свет, а ведь раньше она полагала что цветы не могут кричать. Но это была железная роза, с железным голосом. То был другой мир. Тут же в её голове мягкой целлюлозой сжался ужас от той мысли, с которой она вышла в Мир: «Надежды нет». Так вот, что она подарит своим поцелуем жестокому существу, позвавшему её наверх? Неправильно, мелко, отвратительно. А как же помощь, веселье, мир в душе – то, для чего она была предназначена? Поздно, ведь её кружевную юбку уже лижет раскаленный язык пламени, она полыхнула рыжим заревом, и теплые губы опять приблизились к ней… Острое дыхание обиды – вот чем Она стала для того, кто теперь касается её губами снова и снова! Адское пламя пожирало её изнутри, стрекотали под платьем угольки и горький дым пронизывал тело от пят до головы. Он целовал её, он не мог остановиться. Он торопился к осознанию того, что надежды нет, а Она убивала и отравляла его. Щелкнул выключатель. Железный цветок прекратил свое вращение, полумрак поглотил комнату. От тела Сигареты не осталось и следа, и обугленный фильтр, долетев до гладкой поверхности плитки, подскочил по инерции последний раз, оставив в пространстве на одно короткое мгновение светящийся лисий хвост. Подошва ботинка раздавила Её голову, навсегда прекратив наивные мысли Вещи о веселье, крутящихся цветах и поцелуях.