Сказочка

Чертов снег уже заебал падать. Все только и видят романтику, белые пушинки-снежинки, но никто не выходит во двор корячиться с лопатой. И самое противное, что, только убрав, эта наволочь опять падает, будто издевается. Я уже битый час его отгребаю, чтобы хоть как-то пробраться к сараю за дровами. Целый час, словно чертов уборщик, пахаю и вот проделала тропу в какие-то несколько десятков метров. Хорошо хоть дрова осенью складывала близко, задницой чувствовала, что потом легче буде. Но вообще было бы много приятнее, если бы этот урод немного попотел. Так, матерясь и злясь, я, с горем пополам, добралась до сарая. Ну надо же, дрова даже не отсырели, молодцы поленца. Надо набрать побольше. В дом я буквально ввалилась, таща на себе охапку полен, словно ломовая лошадь. Пиздец, вся спина вспотела, рубашка аж к жопе прилипла. А этот придурок даже не перевернулся. Пидар! Ладно, сначала надо было растопить очаг, а то в холоде даже вдохновение ругаться не приходит. Руки так озябли, что еле удалось разжечь огонь. Опять пришлось подбадривать себя отборным матом. Наконец-то древесина потрескивала, что-то пылало, тепло медленно начало расходиться по комнате. Ну и чудненько. Теперь можно и пожрать. Конечно, из того, что у нас хранилось, состряпать что-либо приличное не было возможности, но хотя бы яиц хватило. Странно, что этот боров не успел всё сожрать. Я снова посмотрела на его тело, валяющееся на шкуре медведя. Сука. Эту шкуру добыл мой отец на охоте, славный был медведь, судя по россказнях, а теперь на ней дрыхнет какой-то болван, при чем каждую неделю новый. Смотря как быстро они ей надоедят. О ком я? О матери, конечно. После того, как в лесу отца сожрал кабан, она превратилась в местную шалаву, прости господи за такие слова, но это факт. Хотя, благодаря тем деньгам, что она получает за свои услуги, мы хоть как-то существуем. Но блин, ведь можно было пойти на какую-то работу, стряпать или убирать…черной работы всегда хватает, даже в нашем небольшом селе. Но нет. Иногда мне кажется, что ей даже нравиться. Но мне её не судить. Что бы она не делала, невзирая на то, что мы больше почти не общаемся, она была моей матерью, а я по-своему её любила. Ещё с нами жили мои браться и сестры – другие дети порока. Брат-начинающий-наркоша, или просто Джо (почти целыми днями он курил траву и шатался по деревне, но хотя бы никому не мешал), любопытная Рейн (любимая сестренка-малолетка, надежда семьи), и сестренка Патти (все видят в ней ангельское лицо, но я почти уверенна, что это будущая шлюшка). Да, нас много наплодилось, ведь траханье доступно и для бедных. Такой семейкой мы и жили. На самой окраине деревни, возле леса. Еще у меня была бабка, она тоже жила на краю леса, только на другом краю. Одни называли её сумасшедшей, другие ведьмой. Я верила, что она была и тем и другим в какой-то мере. Но мне было похуй. Бабульку я любила хотя бы за то, что она не читала мне лекций о жизни, как это любила делать мать и за то, что она часто подкидывала деньжат в придачу к своим советам. Наверное, стояло бы рассказать пару слов о себе. Мне уже перевалило за двадцать. Не-не, я то считаю себя молодой девкой, даже ребенком (если бы не похотливые желания в моей голове), но по деревенским меркам, я уже была старой девой. Конечно, ведь каждая вторая уже вышла замуж по залету, а первая просто со скуки. О, простите, забыла представиться, меня зовут Красная Шапочка. Ахах, да, слегка пафосно, ну, вообще-то меня зовут…ай, кому какая разница, как меня зовут – это чертово прозвище уже давно заменило мне имя. Почему? Все та же бабка, спасибо ей, на мои 18 подарила мне незамысловато связанную шапочку, красную естественно, если кто еще не допёр. Это, типа, чтобы мне ухи не мерзли зимой, ну и, по её мнению, это было модно и красиво. Сначала я, конечно, возмущалась (про себя естественно) и забросила шапку куда подальше, но потом стукнула гребанная зима. Вот тут-то я и поняла, что когда уши отмерзают, то насрать на то, красиво-некрасиво, шапка пошла в ход только так. Какие-то лохи в деревне сразу же окрестили меня Красной Шапкой, эта хрень сразу прицепилась, с тех пор я и Красная-Мать-Её-Шапочка. Чего-то я отвлеклась, как-то…простите. Вернусь назад к своей истории, к тому гребанному дню. Так вот, я уже похавала, этот хряк всё еще спал (видно пришлось много потрудиться ночью), малые тоже ещё дрыхли (только за брата не могу ручаться, боюсь, он придрачивал с утреца), а вот мамка уже встала. - О, какая ты у меня умничка, уже натопила. Ебать, как же меня бесила эта её любовь наигранная. Лучше бы пожрать приготовила. - Слушай, Шапочка, - меня аж перекосило от этого, с каких пор она меня так называет, - у меня к тебе очередное дельце наклевывается. - Понятно, - протянула я, - опять сгонять за чем-то в деревню? Только деньги вперед, я не собираюсь тырить барахло. Мать подошла к очагу и поставила кастрюлю с водой. У меня уже появилось плохое предчувствие. - Что за слова, Шапочка, - типа возмутилась она, - кто учил тебя манерам? Впрочем…не об этом. С деньгами у нас как раз не в порядке, поэтому - К бабушке? – перебила я её. Мать сделала удивленное лицо… в ней умерла большая актриса. - Ну, я не это имела в виду, хотя к бабушке тоже не мешало бы заглянуть. - Эмм, хорошо, - в общем, перспектива уйти из дому хоть ненадолго была неплоха, - вот только с пустыми руками идти как-то не торт, надо бы что-то взять с собою. - В чем проблема? Напеки чего-то там. Можешь яблок набрать немного. Только надолго не засиживайся там. - Ну что ты, мамочка, я ведь у тебя умничка, не дам вам сдохнуть с голоду. Только вот прикинь сама, пока я напеку, туда-сюда, то уже вечер будет, ты ведь не вытолкаешь доченьку валить через лес на ночь глядя? - Ну что ты, - мамочка опять поиграла в актриску, сделав перепуганное лицо, - конечно, я буду за тебя переживать, поэтому ты уж поторопись, раньше напечешь, раньше выйдешь, раньше дойдешь. Бляяяя, я поняла, что мне не отвертеться, мысленно послав всех нахуй, плюнула на все и пошла месить тесто. Понятно, что делать надо было в несколько раз больше, ведь когда младшие проснуться, то сожрут не меньше половины. Но вдруг я решила извлечь хоть какую-то пользу из этой жопы. - Ма, знаешь, я тут подумала, все же надо доплачивать за риск. В этот раз мама удивилась уже по-настоящему. - Что ты имеешь в виду? - То, что я напеку и поволокусь к бабуле, но ты вытолкаешь этого вонючего борова из дому. Странно, но мать даже не возмущалась. Видно, из мужика уже ничего не выдоить, надобность в нем отпала, поэтому она не долго думая, разбудила его и вытолкала за двери. При чем, в чем он был, то есть ни в чем. Ахах. Его рожа в тот момент, когда мамка выкидывала его шмотки и крыла его матами, стоила того, чтобы рисковать дальним забегом. Нечего долго растягивать рассказ о том, как я пекла эти гребанные пирожки и как их всё-таки сожрали мои «любимые» братишки-сестренки. Как я и предполагала, пришлось выбираться из дому уже под вечер. Ну как вечер, зимой вечер уже днем. Словом, вы поняли. Мама, как то странно вздыхая натягивала на меня шапку. Черт, можно было даже поверить, что она волнуется. - Ты же знаешь, как себя вести? – поучала она меня, - не гляди по сторонам, не ходи по сторонам и с дядьками со стороны не разговаривай. Поняла? - Ма, мне уже не 10 лет. Умножай на два, как бы. Не пропаду. Все. Пока. И я поспешила вон, поправляя шапку по дороге. Уже очень скоро я поняла, что сильно ступила, уступив матери и на этот раз. Лучше бы слушала её нытье дома, чем сейчас переться по холоду. А ведь я еще и половины дороги не прошла, но успела и вспотеть, и замерзнуть. Самой смешно. От того, что снега навалило немеряно, а дорогу ещё не протоптали, пришлось делать нечеловеческие усилия, преодолевая заносы. От этого я запарилась еще больше, чем с утра. Чего уж там рубашка, прилипшая к телу, у меня уже и шуба начала прилипать к некоторым местам. А то, что оставалось неприкрытым изъеденной молью шубой, почти отморозилось на ветру. В придачу ко всему, уже почти совсем стемнело. Пиздец, товарищи – больше сказать нечего. В какой-то момент я уже подумала, что меня здесь заметет и накроет чернотой ночи, а на утро никакая дрянь даже не откопает, так и буду лежать до весны. Блядь, аж покоробило от этой мысли. Но кто-то сверху услышал мой дотошный ной и я увидела огонек. Харе Кришна! Хоть что-то. Когда я туда шла, мне даже было посрать на то, что это могут быть опасные люди. В тот момент мозг твердил мне, что лучше быть изнасилованной, чем мертвой. Но к счастью, я не увидела банды мужиков с надписью «извращенец» на лбу. Сперва мне вообще показалось, что там сидит волк, склонившись над костром. Но слишком уж он был проворен для волка, пришлось разуть глаза и рассмотреть, что это все же был мужик. Причем мужик был весьма хорош собой. Несмотря на то, что он был добротно закутан, было видно широкие плечи и сильные руки. А закутан он был как раз в волчью шкуру, даже скальп служил ему шапкой, потому-то мне и померещилось, что это тварь. Волчьи клыки будто впивались в его черные волосы. Но самое впечатляющее – глаза: черные, хищные, звериные. В одно мгновение мне показалось, что я даже не против, если этот меня и изнасилует. Агрррь. Черт! Опять отвлеклась. Ладно, на такое можно. Но продолжу. Так вот, чувак тоже меня заметил. Даже удивился немножечко. - Погреться или так просто в гости? – властно спросил он. Я аж обомлела: - Не, ну это…погреться, если можно, - пробубнила я. Волк кивнул в знак приглашения. Я умостилась возле огонька, поближе к волку, коленки подкосились. Растяпа. Хотя нечего удивляться, в деревне так мало приличных мужиков, что увидев хоть кого-то более-менее привлекательного контролировать себя нереально. Волк не просто грелся, он запекал на костре зайчика. Беленького. Ну, когда-то беленького, а теперь уже румяного, почти готового. Кроме всего остального, у меня потекли еще и слюни. Волк заметил и отрезал кусок мяса и протянул мне. Я туповато улыбнулась и приняла подачку. А хули мне? Кушать ведь хочется. Волк засмеялся своим приглушенным грудным голосом. Так мы просидели больше часа, за это время я успела пожрать и повтыкать на прекрасный образец мужского пола. - Куда идешь? – спросил Волк. - Ну, это…к бабке, - ответила я, стесняясь. - В смысле? Отворот-приворот? - Не-не, - засмеялась я, - к бабушке своей. Проведывать. Пирогов принести. Такое что-то. Волк понимающе засмеялся. - А с чем пироги? - С капустой? Те дать попробовать? - Не, фу, - поморщился Волк, - я такого не ем, я мясо больше люблю. Далеко тебе топать? Я смутилась. Несмотря на то, что Волк был чертовски обаятелен, подобные вопросы меня всегда смущают. - Прилично, она живет на опушке с западной стороны. - Ого, - подмигнул Волк, - так это почти на противоположной стороне. Ты можешь и не успеть, придется ночью идти. Я это знала и от этого меня морщило, но возразить мне было нечем. - Да, но делать особо нечего, сказано идти, надо идти. Волк помолчал, посмотрел на меня, слегка покосился и сказал, словно исподтишка: - Слушай, есть одна тропа… - Волк снова посмотрел на меня, оценивая, заслуживаю ли я быть посвященной в большую тайну, - маленькая, старая, тропа охотников старых, о ней почти никто не знает, слишком неприметная. Если не знать, что она там есть, то и найдешь. Но, идя по ней сократишь дорогу почти вдвое, ведь тракт рассчитан на повозки, он идет в обход оврагам и труднопроходимым местам, а моя тропка тянется по прямой. Волк резко вскочил, в его глазах зажегся какой-то дьявольский огонек. Он подошел к чаще, возле старого вяза отодвинул несколько веток. Я заметила едва различимые углубления: без сомнения, это были его собственные следы, следы огромного тяжелого зверя. Волк отошел в сторону, а потом назад присел возле меня. - Если ты пойдешь прямо сейчас, то успеешь к полуночи. Но идти надо осторожно, ведь в темноте так легко заблудиться, - Вол подмигнул мне, немножко шаловливо. - Я, пожалуй, не настолько рискованная, как ты мог подумать, - ответила я, немножко краснея. Волк будто чувствовал мое смущение. Он пригнулся ко мне, почти вплотную. Черт дело пахло трубой. От него пахло сосной и орехами, и конечно же, дымом от костра. Дыхание Волка было частым, но ровным, испускал едва уловимый пар. Я почувствовала прикосновение теплой руки. От этого у меня по коже пробежала толпа мурашек. Я даже не заметила, как он пробрался под рубашку, только вздрогнула, когда он провел рукой по хребту. Потом его рука скользнула ниже. Черт, я начала терять самообладание. - Значит ты достаточно рискованная, чтобы позволять незнакомому мужчине лапать тебя, - заулыбался Волк, обнажая свои резцы, - но недостаточно, чтобы сократить дорогу. После этого он отстранился и громко засмеялся. Меня слегка обидел этот смех. Но еще больше меня обидело то, что он просто поиграл со мной, а я, дура, уже понадеялась на что-то. Но идти на ночь глядя по неведомой дорожке было бы слишком тупо, даже в моем случае. - Извини, - робко произнесла я, - я оценила твою щедрость, но все же буду придерживаюсь своей собственной дороги, пускай она и будет длиннее. Волк с огорчением закивал головой. - Тогда пока что наши дороги расходятся. - Куда же ты пойдешь? – спросила я. - Кто знает, возможно, в деревню. Поищу еды и ночлега, может девку. Не сидеть же здесь всю ночь. Мне стало немного грустно. Волк потушил костер, собрал свои скудные пожитки. Я тоже встала. Подошла к нему. Как же мне хотелось прижаться к крепкому телу. Пофигу, что это было: похоть или любовь, но если бы Волк сейчас захотел трахнуть меня прямо здесь, то я бы только спросила, как прогибаться. Но он не захотел. Он всего лишь кивнул и был таков. Почти пропал, если бы не следы на снегу, то я бы подумала, что Волк был всего лишь плодом моей недотраханной фантазии. Я еще разок посмотрела на спрятанную тропку, сомневаясь, не пойти ли по ней. Но все-таки зассала. Пацан, конечно, один секс, но это не значит, что надо слепо идти по его наводке. Неееет, пойду-ка я по дороге нашей, ну его к чертовой матери, рисковать зазря. Ладно, я пошла по дорожке. Идти, конечно, было хуево. Постоянно казалось, что я тупанула, не решив идти по тропе, ведь ебанная дорога была заметена и от холода отнюдь не спасала. Вот так вот, чертыхаясь, я наконец дошла к западной опушке. Домик бабули стоял заснеженный, словно сказочный. Большое крыльцо было заметено, но деревянные брусья все же проглядывали сквозь снег. В свете луны все блестело, сверкало, создавало впечатление драгоценности. Это было невероятно красиво. Раньше я никогда не приходила ночью, тем более зимней ночью, когда полнолуние. И зря. Бабушка никогда не запиралась, но она любила хитромудрые штуки, типа замков с секретом, загадок-шарадок и прочее. Это простительно, нет, это даже хорошо, ведь грустно было бы дожить почти до сотни и заниматься только вязанием носков. Рано или поздно нужно немножечко свихнуться. Я постучала, но ответа не последовало. Я поколотила в дверь, но все так же ничего. Понятно…опять её игры. Вдруг я увидела колокольчик возле двери. Раньше я его не видела. Отлично. Подергаем. Как и следовало ожидать: где-то что-то защелкало, завизжало, заскрипело и дверь открылась. Не то чтобы мне казалось это нелепым, но учитывая состояние древесины, дверь и так можно было сломать не напрягаясь. Ладно, потом похвалю бабулю, ей будет приятно. - Ба, ты дома? – крикнула я, входя в дом. Ничего не изменилось: деревянные половицы скрипели, из потолка свисали сушеные травы и корешки, всюду пахло яблоками, в камине полыхал огонь. Всюду витал уют и тепло. Поэтому я и любила ходить к бабушке. - Бабуля, - крикнула я погромче (ведь она могла уже немного оглохнуть), - это я пришла, твоя Шапочка. Я тебе пирогов принесла покушать, ты где прячешься? Твою мать! Вскочила я. Не знаю даже, вскрикнула я это вслух или про себя. - Что это ты подкрадываешься, - поругала я её, - я почти умерла от страха. - Моя любимая, - обняла меня бабушка, - моя Шапочка. Я уже и не ждала, что кто-либо припрется ко мне так поздно. Как там Роза, все еще трахает всех подряд? Беспардонность – наша семейная черта, но у бабушки она обострена до предела. - Сегодня выгнала последнего псевдомужа. - О, кое-кто опять просрал все деньги и нихренашеньки не заработал на своем траходроме? Ахах, Роза всегда была такой наивной. Ладно, дай угадаю, она послала тебя попрошайничать у меня? - Ну, бабушка… - протянула я, - ты же знаешь, что мама никогда не просит напрямую. - Да, хоть и шлюшка, но гордая. Почему-то мне тоже стало смешно. Мы немножко похихикали и бабушка пошла заваривать мне чай. Один бог знает, какие травки она кидает, но запах, как впрочем и вкус, просто восхитителен. Это уже традиция такая: пить чай и сплетничать. У бабушки дома всегда ощущаю себя оторванной от обычного мира, будто находясь в сказке. И сейчас было так же. Её глаза лучились светом, а улыбка была наполнена теплом. Так мы просидели почти до рассвета. Потом бабушка постелила мне на чердаке и я пошла спать. О, этот запах душистого сена и травы. Усыпаешь почти мгновенно. Но как ни странно я проснулась очень рано. Несмотря на то, что я редкая соня, меня подорвало ни свет ни заря. Уже через несколько секунд я поняла, что столь ранний подъем не чудо тела, а результат систематического стука из непонятного места. Черт побери! Что за хрень. Я даже рассердилась на бабушку, она ведь знает, как мне тяжело по утрам, зачем стучать. Я закуталась в халат и спустилась вниз. Очаг уже погас, но жар все еще держал тепло. На столе лежали остатки пирогов со вчерашнего ужина. Но меня интересовал только этот несносный стук, периодичный. Я пошла на звук, стук доносился из подвала. Я спустилась. Дверь заперта. Ну конечно – не была бы это бабушка. И опять висела какая-то веревочка с колокольчиком. Это уже было смешно. Я подергала и дверь скрипя отворилась. Ну надо же, подвальная дверь была крепче входной. Я заглянула внутрь и ужаснулась. Ебать! Сука, что же это происходит? Меня аж стошнило от увиденного. Повсюду были раскиданы кости и зубы, в углу аккуратно сложены топор, нож мясника и какие-то инструменты, которых я не знала, - все до блеска вычищены. На крюках висели куски мяса, а на полках стояли банки с «тушенкой». В ужасе я осознала, что это все не просто кролик, мясо было человеческое. В этом не было сомнений. О господи. Как же это было страшно. У меня внутри все застыло. Ну не ассоциировались у меня человеческие останки и бабушкина улыбка. Что здесь происходило? Какая хрень? И главное: знала ли бабушка о том, что было у нее в подвале? И вот, я увидела источник раздражающего стука. В углу, прикованный к полу, сидел Волк. Сукасукасука. Пиздец полный. Я была в шоке, хотелось обосраться кирпичами. Какого хрена он там делал? Я быстро выбежала и захлопнула дверь. Надеюсь, он не успел меня увидеть. Скоро вернулась бабушка. - О, ты уже проснулась? Так рано, - посмотрела она на меня, - плохо выспалась? - Нет, бабуля. Наоборот, выспалась хорошо, потому и встала. А ты где была? - О, в погреб спускалась, взяла вот баночку варенька, сейчас позавтракаем. Бабушка намазала хлеб клубничным вареньем. Пахло сногсшибательно. На вкус тоже соответствовало ожиданиям. Вот только насладиться, как прежде, у меня не получалось. Слишком ярко засело в голове увиденное утром. Когда бабуля жевала, я слышала клацанье её зубов. Мне стало тошно, хотелось обрыгать все вокруг. Видно, бабуля это заметила. - Ты чего это? – спросила она меня, - С тобой все в порядке? - Да, бабуля, конечно. Просто думаю о семье. - Аа, мамка не идет из головы. Не беспокойся. Я поставлю её на место, если будет сильно доставать. В этот раз я выкрутилась, но сохранять самообладание становилось все тяжелее. В какой-то момент мне стало жутковато. Но бабушка не делала ничего такого, что было бы странно. - Шапочка? С тобой точно все в порядке? – нет, бабушку так просто не проведешь. - Бабуль, у тебя такие глаза светлые. Никогда не замечала. - Нууу, благодаря этому я у тебя такая проницательная, - захохотала она. Я выдавила подобие смешка. Обстановка начала накаляться. Я встала мыть посуду. - О, милая, - обратилась ко мне бабуля, - ты сегодня так странно пахнешь? - Аха, да у тебя не только зоркий глаз, но еще и нюх, что в пору духи делать. Бабушка промолчала. Блядь, похоже, не смешно прозвучало. - Ну хоть слух у тебя должен быть востер. - Это да, - проглотила бабушка, - потому-то я и слышу всех, кто шастает там, где не положено. Ебать, что это было? Просто шутка или у меня уже едет крыша и я всюду вижу непонятные намеки? Я обернулась лицом к бабушке, она улыбнулась мне. Почему-то только теперь я заметила, что зубы у неё подгнили и приобрели желто-серый оттенок. - Бабуль, - черт дернул меня за язык, - а чего это у тебя зубы так подпортились? Бабушка подошла ко мне вплотную, улыбаясь. Больше не было надобности тянуть кота за хвост: она поняла, что я была в подвале, а я поняла, что она поняла. - Ты сама знаешь, зачем зря спрашивать? - Я хочу поговорить с ним. - Ну и зря. От этого ничего не изменится. Только хуже станет, сама понимаешь. - Ты мне запрещаешь? – возмутилась я. - О, что ты, дорогуша, - бабушка обняла меня, - ты же знаешь, Шапочка, семья – это святое, даже такая ебанутая, как наша. А ты моя любимица. Для тебя я стараюсь и только тебе никогда не жалею ни денег, ни сил, ни любви, - бабуля провела рукой мне по лбу, откидая волосы. Я знала, что она говорит правду, но легче не становилось. О, блядь, я словила себя на том, что начала плакать. - Но зачем? – спросила я её. - Не знаю. Вообще это удобно, потому что жрать зимой нечего. Или ты считаешь, что я питаюсь божьим духом и корешками. Не будь наивной, деньги я тоже не наколдовываю. Хотя, знаешь, как бы страшно это не звучало, но похоже мне это надо… Она замолкла. Мне не надо было продолжения. Дальше стало бы только хуже. Поэтому я спустилась в подвал. Волк все еще сидел прикован. - Я думал, ты уже не вернешься, - обратился он ко мне, даже не подымая головы. Мне стало стыдно. Я подошла к нему. Видно было, что Волк уже обессилел, но держался он крепко. - И как тебя угораздило? Зачем ты сюда пришел? – спросила я. - О, так это единственное, что тебя волнует? Не то что, у тебя бабка маньячка-каннибалка, а то что я сюда пришел? - Это не ответ, - возразила я, хотя надо было признать, что Волк был прав. - Может я пришел повидать тебя? Вдруг ты мне понравилась? – ответил Волк. Мне даже смешно стало: почти сдох, а все заигрывает. Я была польщена. - У меня есть версия поправдоподобнее. Ты приперся, чтобы обчистить мою бабулю, а может и прихлопнуть, а потом и со мной то же самое сделать. - У меня тоже есть правдоподобная версия, - ответил Волк, - Ты приперлась ко мне не для того, чтобы помочь, а для того, чтобы попрощаться… или поиздеваться. Может ты тоже в этом замешана. Девочка-завлекалочка бабушкиных жертв. Я аж покраснела от злости. Как он мог такое сказать. Во мне перемешалось все: угрызения совести, ярость, обида, отчаяние. - Ты что, издеваешься? – спросила я обиженным тоном. - Тогда помоги мне, - ответил Волк без тени просьбы, - ты ведь знаешь, что так будет правильно. Да, знала. Но бабушку я любила очень сильно. Что, блядь, делать? Придется чем-то пожертвовать. Не знаю, что именно: гормоны или совесть, но я сделала то, что сделала. Кинула ему топор. Когда я поднялась наверх, бабушка готовила свой особый чай: пряный, с нотками цитруса. Мы сидели на кухне, молча, слушая стук топора из подвала. Почему-то мне стало грустно. Бабушка смотрела на меня с любовью, без укора. От этого хотелось рыдать и становилось еще более тошно. Чувство вины меня убивало изнутри. Когда стук прекратился и послышались шаги, бабушка подошла ко мне, крепко-крепко обняла и попрощалась. Она не плакала и не горевала. Я поражалась такому мужеству. Или такой дурости. - Шапочка, - обратилась она ко мне, - моя любимая, иди отсюда. Ты не должна это видеть. Я заплакала. Блядь, ну почему это так больно. Я молча поднялась наверх. Как только я забралась на чердак, Волк вышел из крова и послышались глухие удары. Не знаю, сколько я там просидела, рыдая и закрывая уши. Но что-то поменялось. Я поняла, насколько бабушка была права. Семья – это святое. Честь семьи тем более. Но больше всего мне хотелось отдать должное бабуле. Ведь я не буду помнить её зло. Я буду помнить её безграничную любовь ко мне. И остальные помнить то же самое. Детей ведьмы могут не любить, но детей людоедки будут ненавидеть и в конце концов стравят. Я спустилась вниз. На полу были огромные лужи крови. Волк уже успел спрятать тело и топор, по ходу, тоже запрятал. - Она в подвале. Я сжег там все, что мог и завалил. Волк подошел ко мне вплотную. Я опять ощутила теплое дыхание и запах леса. - Спасибо, - прошептал он. Я опять заплакала. Ебать, как же тяжело это было. Я обняла его и прошептала ему ответ «Прости». Руку сразу облило горячей кровью. Нож крепко впился Волку в грудь. Если вы думаете, что зарезать мужика так легко, то вы сильно ошибаетесь. Я словно быка на себе держала. Это было до усрачки тяжело. А жизнь, как назло, выходила из него так медленно, будто дразня меня и издеваясь. Какого хуя я творила. Сама толком не понимала. Но я точно знала, что это был лучший способ уберечь бабушкино имя. Это было символично, ведь я все же закончила дело своей бабушки. Но легче, опять же, не становилось. Столько вопросов было, столько дел надо было сделать. Почти сутки ушли на то, чтобы оттереть кровь и убрать дом. Потом пришлось попотеть еще больше. Я сама не верила, что творю. Запихала останки людей Волку в горло. Вдобавок запихала ему бабушкино кольцо и части своей красной шапочки, чтоб наверняка. Теперь для всех я буду мертва. И бабушка тоже. Хоть что-то в этой истории будет правдивым. Волка найдут. Не просто Волка. Найдут каннибала, который нахально напал на беззащитную бабушку и её внучку. Конечно, проверят дом, подвал не найдут, Волк добротно его затолкал. Но нас тоже не найдут. Прости меня Волк. Я ухожу на свободу. Я ухожу в мир, который меня не ждет и который не знает о Красной Шапочке. Я ушла. Но, блядь, как жаль шапку, хорошая была.