Полночь на Бейкер-стрит

На Бейкер-Стрит было тихо. Не только в старых домах, дышащих чопорной английской изящностью, но и на улице – редкие машины казались чем-то инородным в этой тяжелой, бархатной тишине. Вышедший прогуляться в этот поздний час, скорее всего, поднял бы ворот одежды, спасаясь от колючего мороза, и невольно решил: это пушистые хлопья снега вбирают в себя все звуки, в момент, когда ложатся на землю. Не может же в центре Лондона, пусть и ночью, быть так тихо? Царящий покой забирался лапами в дома людей, в магазины, забегаловки, беззвучно просил не тревожить тишину. Но никому и в голову бы не пришло нарушить эту просьбу: кто-то спал, кто-то привычно дрейфовал в интернете, а кто-то… Казалось, что не только звуки, но и время замерло в квартире 221B по Бейкер-Стрит. В самый неподходящий момент, не спрашивая разрешения. Заставая обретающихся тут мужчин в нелепой, неестественной ситуации. Шерлок сидит в своем любимом кресле, поза его расслаблена, взгляд рассеян. Он спокоен, одет в свои мягкие домашние штаны; длинный халат распахнут, открывая голую грудь. Даже странно, что застывшее время сумело подловить его в момент бездействия. Джон стоит перед Шерлоком на коленях, он полностью обнажен. При желании можно разглядеть каждую деталь: мышцы, плавным рельефом выделяющиеся на теле; грубоватые светлые волосы на смуглой коже; белеющие шрамы; морщинку, пролегающую между бровями. Его спина прямая, несмотря на коленопреклоненную позу. Но чувства надежности это напряжение не оставляет. Наоборот – кажется, еще немного и позвоночник надломится с хрупким, стеклянным звоном. О том, что время все же течет в этой комнате, говорит тихое, размеренное дыхание обоих мужчин, диковатое и инородное на фоне бездействия. Но статичная композиция рвется с первыми движениями: Джон глубоко вдыхает, прикрывая глаза; Шерлок переводит на него взгляд. Происходящее дальше – ритуал. Он кажется четко выверенным действом, каждый участник которого прекрасно знает свою роль и не может от нее отступаться. Это является правдой только отчасти – у них не бывает постоянных сценариев. Джон тянется вперед в слепом жесте, его глаза полуприкрыты, а ресницы подрагивают. Сначала он едва ощутимо касается губами прохладной кожи на тыльной стороне ладони Шерлока. Движение это быстрое, мимолетное. Оно может показаться случайным, но побелевшие костяшки пальцев и мурашки на спине Джона говорят, что ничего из того, что он сейчас делает, не является случайностью. И хотя его первые действия робкие и неуклюжие, постепенно он расслабляется, набираясь уверенности. Он нависает над чужой ладонью на какие-то доли секунды, раздумывая, что сделать дальше. Раздается тихий скрип зубов – так Джон пытается прогнать мысли. Сейчас важно действовать, а не думать. И он закрывает глаза, вновь целуя руку. Потом еще. И еще. Сухая потрескавшаяся кожа губ слегка цепляется за ладони, это создает ощущение грубости, но оно - обманчиво. Никто не в состоянии касаться Шерлока с той нежностью, с которой это делает Джон. Он обводит иссушенными морозом голодными губами каждый плавный изгиб бледных рук Шерлока, не оставляет вниманием ни один шрам. Он прижимается к ним как заблудший в пустыне к водному источнику. В его движениях – все. Желание, возбуждение, восхищение, нежность, уверенность. Калейдоскоп эмоций, которые, казалось, невозможно испытывать одновременно. Джону это удавалось. Это чем-то похоже на прикосновения рыцаря к руке своей прекрасной дамы. Вот только Джон не рыцарь, Шерлок не дама, и то, что происходит между ними, гораздо большее, чем средневековый ритуал. Какой-то частью сознания Холмс отмечает, что способность передать через простые поцелуи рук столь многое – удивительна, но молчит. Со стороны может показаться, что он вообще не присутствует в этой комнате, и только расширившиеся зрачки и участившееся дыхание говорят о том, что он неотрывно наблюдает за Джоном. И ему это нравится. Джон не оставляет на ладони Шерлока нетронутого места. Он смакует каждый жест, наслаждается каждой секундой этого контакта. Его лицо горит. В податливом, собачьем жесте он подныривает под руку и с блаженным выдохом прижимается разгоряченным лбом к прохладным подушечкам пальцев, рассеянно целуя ладонь. Потом - ниже, к выделяющейся на бледной коже венке на запястье. Будто в издевке, он не использует язык - только сухие, жадные касания. Шерлок сам не замечает, как сжимает зубы, демонстрируя напряженные желваки. Это, конечно, иллюзия, но он чувствует, как дыхание Джона обжигает кожу. Тяжелое, глубокое, несдержанное – тот отдается происходящему без остатка, даже не задумывается о том, чтобы прятать эмоции. «Наверное», - отстраненно думает Джон, наконец, приоткрывая рот и позволяя себе провести языком вдоль ладони, - «Мне хватило бы только этих рук». Он и сам понимает, что это ложь, что насытиться Шерлоком невозможно и происходящая между ними странноватая, такая целомудренная прелюдия, - всего лишь попытка как можно дольше смаковать Шерлока. Это последние внятные мысли, которые посещают его затуманенное сознание. Теперь его ласки - уже не только поцелуи, а к чистому, голодному восхищению примешивается животная похоть. Джон обхватывает губами указательный палец Шерлока, обводя его горячим языком, останавливается, мягко прикусывает утолщение костяшки, ведет головой ниже, беспрепятственно позволяя коснуться мягкого неба. Теперь его глаза открыты, и в них нескрываемое желание. Но он не позволит себе идти дальше ладони, пока Шерлок не разрешит. Или пока он сам не будет просить об этом сбивающимся шепотом. Джон посасывает чужие пальцы с удивительной развратностью, узнать в которой обыденного, простодушного доктора нет никакой возможности. Он хочет запомнить каждый момент этого вечера, увидеть, как Шерлок прекращает контролировать себя, насладиться удивительным сочетанием власти над Холмсом и осознанием полной невозможности что-то сделать без его разрешения. Джон хочет принадлежать Шерлоку, он хочет трахаться с Шерлоком, он хочет самого Шерлока. В его затуманенном возбуждением и безмолвной податливостью сознании исчезает почти все, кроме сидящего перед ним человека. То, как губы Джона скользят по влажным от слюны пальцам, напоминает только одно и ассоциация эта отнюдь не целомудренна. Подчеркивает ее наливающийся кровью член. Даже хладнокровный Шерлок не может устоять перед этим зрелищем. Вернее – не хочет. Он все еще неподвижен, напоминает античную статую в своей холодной отстраненности. Но чем дальше, тем меньше спокойствия в его позе. Он пожирает глазами Джона, жадно ловит каждое его движение, собственная грудь тяжело, размеренно вздымается и шелковистые края халата издевательски ее поглаживают. Мягкие домашние штаны совсем не скрывают эрекции, не такой сильной, как у Джона, но Холмс всегда заводится медленнее. Наконец, плотина его отстраненности дает трещину. Шерлок сам начинает двигать пальцами во рту Джона, мягко поглаживать чужой язык, иногда поворачивать ладонь, чтобы провести единственной сухой подушечкой большого пальца по щеке. Джон не сопротивляется, только едва заметно вздрагивает и шумно выдыхает – он сам уже на пределе. Еще несколько движений, и он насилу отстраняется от руки Шерлока, утыкаясь лбом в ладонь и сбивчиво шепча. - Шерлок… дай мне… Тот молчит. - Пожалуйста, я… Джону не надо объяснять, чего он хочет - они оба это знают. Шерлок чувствует порыв искривить губы в усмешке, сказать, что самоконтроль Джона смехотворно слаб, но лицо отказывается его слушаться – каким бы асоциальным он ни был, он не мог не оправдать доверия. В наступившей тишине сбившееся дыхание и шелест ткани кажутся оглушительными. Джон поднимает опущенную голову и останавливается взглядом на источнике звука – Шерлок быстрым движением спускает штаны до середины бедер. Где-то на задворках сознания он чувствует легкий укол смущения – освобожденный от ткани ствол налит кровью, показывая насколько ему понравилось то, что делал до этого Джон. Но лицо Шерлока все так же безэмоционально. Так и не раздеваясь до конца, он шире разводит ноги. Эта поза не располагает к паузам и Джон придвигается ближе, прикасаясь, наконец, к члену Шерлока. Сначала просто прижимается губами к натянутой уздечке, осторожным касанием языка пробуя солоноватую кожу на вкус. Эти осторожные, изучающие движения кажутся спокойными, хотя Джон зверски возбужден: в ушах гулкими ударами отдается собственное сердцебиение, а напряженный ствол почти прижимается к животу. Но он не может позволить себе двигаться быстрее – Шерлок сейчас выглядит совершенством, холодным, недостижимым, которое по собственной прихоти позволило касаться себя. Джон не знает, действительно ли это так, или это все фокусы его сознания, плавящегося от жара возбуждения. Однако просто бездумно отсосать он не сможет при всем желании. Поэтому двигается плавно, мягко, пытаясь продлить каждое прикосновение. Пройдясь смоченными слюной губами по бархатистой коже ствола, он останавливается на головке, обдавая ее тяжелым дыханием. Приоткрывает глаза, встречаясь взглядом с Шерлоком, и не сдерживает тихого стона – тот смотрит на него с диковатой смесью любопытства и животного желания. Холмс может долго наблюдать за тем, как смакует прелюдию Джон, но иногда его собственное возбуждение, ощущаемое таким неправильным и чужеродным, берет верх. Глубоко, прерывисто выдохнув, он проводит пальцами по волосам на голове Джона, останавливается на затылке и мягко надавливает. Это не приказ, это ненавязчивая просьба, которую не заметить даже легче, чем проигнорировать. Но Уотсон, слишком напряженный сейчас, чуткий как натянутая струна, вздрагивает и прикрывает глаза. Сопротивляться Шерлоку не просто нет желания. Это невозможно. Джон обхватывает губами член и плавно ведет головой вниз, сжимая пальцами шелковистый халат – собственное возбуждение кажется невыносимым и он пытается хоть как-то ослабить напряжение. Прозрачная капелька смазки, выступившая на головке, размазывается по языку, оставляя во рту солоноватый привкус. Это заводит еще сильнее – Джон не выдерживает и прижимается ближе, стараясь как можно больше касаться Шерлока. Поначалу его движения плавные, изучающие. Он доходит губами до середины ствола, сильными движениями языка обводя головку, потом ведет назад, шумно выдыхая через нос. Рука Шерлока так и не убирается с затылка и, хотя он и не думает подгонять Джона, тот буквально дрожит от ощущения, что отстраниться не получится, даже если бы он захотел. Джон начинает двигаться смелее, прикрывает глаза, будто отключаясь от реальности, но на самом деле – впитывая ее с пугающей остротой. Он возбужден настолько, что какие-то нормы, правила, смущение, кажутся ненужной, бессмысленной шелухой – он хочет отсосать Шерлоку и делает это, совершенно не скрывая своего удовольствия. Его движения пошлые, развратные, он изредка постанывает, когда получается заставить себя отстраниться от детектива, но эти звуки больше напоминают тихий скулеж. Обычное спокойствие Шерлока трещит по швам от того, что он видит и чувствует. Лицо его все еще остается спокойным, но детектива с потрохами выдаёт испарина на лбу, неестественно расширенные зрачки и перекатывающиеся под кожей мышцы. Он каждый раз убеждает себя, что ничего особенного Джон не делает и минет в его исполнении отличен от мастурбации только присутствием языка. Но сдерживать себя с каждой минутой все сложнее. В момент, когда Джон вбирает член почти до основания, Шерлок откидывает голову назад и приглушенно, низко стонет. Такое проявление эмоций болезненно бьет по самолюбию, но короткий взгляд на Джона говорит о том, что тот уже давно плевать хотел на чью-то сдержанность и гордость. То, что Шерлок перестает себя контролировать, только сильнее его распаляет, и он подается ближе, в неосознанном желании плотнее вжаться. - Хватит. Голос Шерлока звучит неестественно громко и удивительно ровно для человека, которому до оргазма осталось всего несколько движений. Но он не собирается так кончать, слишком хорошо понимая, что послеоргазменная апатия испортит самую интересную часть сегодняшнего вечера. Услышав эту просьбу-приказ, Джон останавливается, переводит сбитое дыхание, и неохотно поднимает голову. От головки члена к его губам тянется тонкая ниточка слюны, он быстро ее слизывает, и этот жест выглядит настолько откровенно пошлым, что Шерлок не в силах сдержать шумный вздох. Его пах неприятно ноет, мышцы подрагивают, стремясь к долгожданной разрядке, но он игнорирует этот дискомфорт. Он осторожно оглаживает короткие волосы на затылке Джона и молча укладывает свободную руку к себе на колено. Джон понимает этот жест сразу же, с силой закусывает губу. В его взгляде предвкушение и животная, мутная похоть. Он медленно встает с колен, не обращая внимания на тихий хруст суставов; неловко балансируя усаживается на Шерлока – собственные поджатые ноги размещаются впритык к чужим бедрам между подлокотников кресла, и опирается руками о спинку. Он замирает, борясь с желанием сжаться под внимательным взглядом Холмса, но не предпринимает никаких действий – дальше балом правит Шерлок. Вряд ли Шерлок когда-нибудь признается, что сильнее расследований любит смотреть, как Джон выгибается от наслаждения в его руках. Даже удивительно, что психосоматик столь ярко выражает свое удовольствие, но Шерлок ни за что бы от этого не отказался. Сначала он мягко проводит ладонями по торсу Джона – несмотря на то, что в комнате прохладно, кожа того буквально горит; задевает подушечками пальцев напряженные соски. Затем одна рука спускается ниже, проводит по светлым завиткам волос на лобке и, наконец, смыкается у основания члена, вторая – все так же рассеянно гуляет по телу. Шерлок двигает ладонью быстро, с силой, безжалостно сминая пальцами нежную кожицу, скользящую по головке. Джон совсем не против этой грубости, он приоткрывает рот, но рвущийся наружу стон на выдохе становится сухим хрипом – он слишком напряжен, чтобы издавать внятные звуки. Ненадолго Холмс останавливается и продолжает уже мягче, издевательски лаская пальцами каждую венку, вздувшуюся на члене Джона. Тот готов то ли материться, то ли умолять, чтобы Шерлок вернул прежний темп, но молчит – Холмс не даст ему кончить, пока не наиграется. Но как чертовски приятно он это делает. Он с издевательской методичностью чередует быстрые, грубые прикосновения и едва ощутимые ласки. Он не отрываясь наблюдает за Джоном, жадно ловит взглядом каждое движение, наконец-то забыв про безэмоциональную маску, старательно удерживаемую на лице. Но чем дальше, тем ближе Уотсон к разрядке, тем ярче реагирует – прикусывает губу, тяжело прерывисто дышит, жадно трется о ноги. И тем меньше времени остается детективу, чтобы наблюдать. В конце концов, Джон тихо, едва слышно стонет, подается вперед и опускает одну руку, касаясь члена Шерлока. Его почти трясет, в глазах горячая, мутная дымка, но он чертовски хочет посмотреть на оргазм Шерлока. Впрочем, у того другие планы. - Не трогай. Джон вздрагивает, переводя взгляд на Шерлока. Эти слова вызывают глухую досаду, но не подчиниться он не может: с неохотой убирает ладонь и нетерпеливо ерзает, не зная куда направить жажду деятельности. Шерлок решает эту проблему по-своему: не прекращая ласкать член Джона, он переводит свободную руку тому на шею, смыкая пальцы железной хваткой. Первое желание резко отдернуться проходит, стоит Шерлоку сжать ладонь на напряженном стволе. Джон глухо стонет, подаваясь ближе и запрокидывает голову – Холмс постепенно усиливает давление на шею. Подача кислорода нарушается первой – дыхание Джона становится хриплым, медленным, но не останавливается. Потом кровь - голова начинает кружиться из-за пережатых артерий, а в глазах темнеет. Потом сквозь завесу животного возбуждения прорывается боль – пальцы слишком сильно сдавливают незащищенное горло. В этот момент стоило бы оттолкнуть Шерлока и вырваться из хватки, но Джон не хочет и не может этого сделать. Он тихо, судорожно хрипит, сильнее прижимаясь к напряженной ладони и выхватывая силуэт Шерлока в темных кругах, плавающих перед глазами. Он хочет кричать – ему дрочат быстро, грубо, принося диковатое удовольствие, подводя к самому краю перед оргазмом. Но из горла вырывается только сип – ладонь, сомкнувшаяся железной хваткой не только не дает выдавить звука, но добавляет и без того болезненному возбуждению ирреальный оттенок. На мгновение хватка на шее ослабевает, позволяя сделать вожделенный глоток воздуха. Слишком быстро, слишком резко – Джон ощущает, как вестибулярный аппарат не выдерживает подобного и прекращает сообщать телу где верх, а где низ. Но это уже не важно, для Джона есть только Шерлок, заставляющий его балансировать на грани между оргазмом и обмороком. То, что происходит сейчас, совершенно не похоже на Джона: он хватает губами так и не поступающий в легкие воздух, дрожит от напряжения, толкаясь бедрами в ладонь Шерлока. Он безумно хочет разрядки и откровенно трется задницей о чужой, все еще влажный от слюны член. Ускользающее в условиях удушения сознание просто опускает такую незначительную деталь, как смазка или подготовка – сейчас Джон просто хочет больше. Как можно больше ощущений, звуков, удовольствия - он хочет наконец кончить. В этом возбужденном, предобморочном мареве он не замечает, как Шерлок отстраняет его и обхватывает рукой уже оба члена. Не видит, как тот кусает губы, прогибаясь в кресле и скребя пальцами ног по полу. И не слышит стона, сорвавшегося с губ Холмса, потому что к тому моменту теряет всякое ощущение реальности, изливаясь в чужую ладонь. Шерлок кончает чуть позже, когда чужая сперма, стекающая вниз, размазывается между кожицей крайней плоти и головкой. Он резко вздрагивает, кусает губы и неотрывно наблюдает за Джоном: за тем, как тот ловит остатки удовольствия, как его мышцы обмякают, как в глазах появляется что-то отдаленно напоминающее сознание. В это мгновение он готов признаться себе, что может смотреть на такого Джона целую вечность, но мысли стремительно покидают голову, оставляя Шерлока наедине с острым наслаждением. Джон приходит в себя долго. Ослабевшая рука Шерлока уже давно соскользнула вниз и слабо удерживает сидящее на коленях тело от падения на пол. Но вот дыхание Джона никак не станет ровным, а зрение и вовсе отказывается приходить в норму. Не в силах поддерживать себя прямо, он подается вперед, утыкаясь носом в шею Холмса и отсчитывает секунды, когда перед глазами прекратят плясать яркие вспышки. Шерлоку проще – несколько глубоких вдохов и он вполне отдает себе отчет в происходящем. В том, что надо бы встать и отмыться от спермы. В том, что чужое тело сильно придавливает его к креслу. В том, что произошедшее только что не должно было случиться, но повторялось уже в который раз. В том, что он опять показал себя слишком живым и человечным и от этого хочется остаться одному и сжаться где-нибудь в углу. Шерлок переводит взгляд на подрагивающего, изредка постанывающего от остатков удовольствия Джона. Он прикрывает глаза. Его прохладные руки уютно устраиваются на талии Джона. Чем глубже ночь, тем тише становится на Бейкер-Стрит. Может быть, это редкие полуночники отправляются наконец спать. Возможно, еще более густой снегопад вбирает в себя любой звук, посмевший раздаться этой ночью. А может это тот непривычный покой только сейчас заглянул в каждую квартиру и попросил людей не шуметь? Причина была не так важна. Гораздо важнее то, что эта тишина пробудет здесь до утра, не позволяя никому и ничему беспокоить тех, кому повезло жить на этой улице.