Попался

Цуна недоверчиво смотрит на Занзаса в игровом центре и трёт глаза. Хмурится, закусывает губу. Мысли о плюшевых зайцах для Кёко и Хару из автомата «Достань игрушку» и о прочих развлечениях вылетают из головы. За спиной что-то громко восклицают Гокудера и Рёхей. Их голоса теряются в чужих воплях, перемежаются с однообразной незатейливой музыкой и сообщениями о «Game Over». Цуна искал возможность приятно отдохнуть во время каникул, а нашёл Занзаса в разноцветных брызгах света, пятнами растекающихся по залу, как стайка морских рыбок. Только пистолет в руке босса Варии игрушечный, хоть и внушительных размеров. Скорость и ловкость, с которыми он укладывает бандитов с Дикого Запада, уже собрала толпу праздных зевак и радостно визжащих девчонок, подпрыгивающих на месте. А над ними всеми – невидимая для большинства Маммон со скорбно поджатыми губами и кителем босса в руках. – Вот же хвастливый сукин сын, – отчётливо произносит Гокудера над ухом, и Цуна не может не согласиться. Но Занзас всегда стрелял первоклассно, так что внимание и восхищение окружающих – его по праву. Цуна качает головой и делает шаг в сторону, чтобы перейти в другой зал, а может, даже уйти в кафе на соседней улице. Представление вызывает пугающую пустоту в желудке и сухость во рту. Цуна помнит бой с Занзасом; воспоминания отдаются дрожью в коленках, и совершенно не хочется думать о том, что это не от страха. Но Цуна договорился встретиться с друзьями через полчаса именно здесь и просто взять и уйти не может. Срочно звонить всем и менять место встречи – глупо. Ямамото ещё не подошёл, задержавшись на тренировках, Рёхея унесло в сторону зала с файтингами, а у гоночных автоматов стоит Сквало – и Цуна, вздрогнув, слышит, как тот громогласно приглашает Хаято с ним сыграть. Добром это точно не кончится, и приходится спроваживать Гокудеру в сторону симуляторов – после опытов Спаннера Цуна относится к таким играм настороженно, но не лишать же из-за этого развлечений остальных. Не успев толком выдохнуть, он, как намагниченный, разворачивается. Яростно выкрикивая «куда, с-сука?! Мусор, убью нах!», Занзас палит с обеих рук поочерёдно, то выплёвывая «а-а, блядь», то смеясь. Цуна смотрит на это неистовство, вздрагивает и холодеет, но экспрессивные выражения на итальянском никто не понимает, и, когда Занзас начинает стрелять по-македонски, Цуна уже бесконтрольно улыбается, а в груди тяжело, как при беге, стучит сердце, и от волнения покалывает кончики пальцев. Шум вокруг превращается в монотонный гул. В зале душно, воздух с трудом проталкивается в лёгкие, и Цуна часто сглатывает. Не может отвести глаз. Слишком демонстративно Занзас двигается – откровенно красуется – и Цуне это нравится. Нравится представлять, как напрягаются мышцы на спине, на бёдрах и ягодицах, нравится видеть, как Занзас мягко переступает с ноги на ногу, смещая центр тяжести, стремительно и небрежно меняет позы, большинство из которых можно увидеть только в кино. В настоящем бою никто так не дерётся, Цуна слишком хорошо об этом знает, и его это… Не раздражает. Он удивлённо смаргивает, словно отгоняя морок. Занзас оглядывается через плечо, обжигает насмешливым взглядом и, не целясь в мишень, стреляет. Цуна вспоминает: «Я его победил». В бою за Кольца Вонголы. Окатывает жаром стыда за острый и пряный, как имбирь, вкус победы, опоздавший на несколько лет, за непристойные мысли, возникающие при взгляде на смуглые запястья в рукавах белой рубашки с небрежно расстёгнутыми манжетами, на прямую спину и взъерошенный чёрный затылок. За чужой азарт, перелившийся в его кровь, и за собственный стояк. «Стреляй ещё», – произносит Цуна одними губами. Занзас, полуприкрыв глаза, медленно разворачивается к экрану и, хмыкнув, вдавливает спусковой крючок до упора… Сверху кто-то валится белым кулём, визг и крики обрушиваются на Цуну волной со всех сторон, оглушают, разбегающаяся в панике толпа куда-то теснит его, пока в плечо не вцепляется Сквало. Он жестикулирует и что-то орёт. У Варии здесь дело, понимает Цуна и мотает головой, отвечая на вопрос: вмешиваться он не будет. Цуна не знает деталей операции, он вообще не в курсе, зачем тут независимый отряд убийц Вонголы. Как бы ни хотелось вмешаться, он просто влезет не в своё дело, сделает хуже. Именно это сообщает ему интуиция, иглой кольнув между рёбер. Цуна видит, как Занзас сбивает с ног долговязого типа с залитым кровью лицом и тычет береттой тому в зубы, – а потом Сквало захлопывает перед ним дверь подсобки. С мыслью о том, что он с удовольствием облизал бы горячий от пламени металлический ствол, Цуна делает шаг и обессилено сползает на пол. В паху ломит так, что перед глазами мутится, в горле першит, и дышать по-прежнему тяжело. Цуна непослушными пальцами расстёгивает ремень и с трудом поддающуюся пуговицу на джинсах. Обхватывает член, суетливо сжимает его пару раз и дрочит, быстро и жёстко, захлёбываясь воздухом, возбуждением, пристальным взглядом в упор, отпечатавшимся на внутренней стороне век. Представляет жёсткость упирающегося под челюсть дула и запахи пороха, раскалённого железа и лёгкого пота, от смеси которых кружится голова. Наверное, от стрельбы на ладонях Занзаса несходящие мозоли, на указательных пальцах точно есть… – Будда… – беспомощно шепчет Цуна, зажмурившись и выгнувшись так, что стукается затылком о стену, и изливается в кулак. Через несколько минут в голове медленно проясняется. Цуна заставляет размякшее тело шевелиться, кое-как вытирается носовым платком, натягивает на себя джинсы и поднимается. Вываливается на подкашивающихся ногах из подсобки и сразу врезается в кого-то. От рубашки пахнет кровью, потом, порохом и железом, как он и представлял, и в голове становится пусто-пусто. А потом Занзас обхватывает Цуну за поясницу одной рукой, больно стискивает, а в щеку ему упирается ствол беретты. – Попался, Савада? – хрипло смеётся Занзас, и Цуну встряхивает как от удара током. Ничего не соображая, он слегка поворачивает голову и прижимается губами к гладкой чёрной поверхности пистолета. Горячий и острый запах стали щекочет ноздри, будоражит. Под растерянным взглядом Занзаса Цуна касается дула кончиком языка и медленно обводит им по срезу. «Да».