If would

Над Северной столицей не слышно чаек. Скорее всего, зима уже наступила, и, несмотря на отсутствие снега, они уже не кричат, порхая на высоте Петропавловского ангела, а ошиваются где-то в Приморском районе, переворачивая мешки с объедками в мусорных баках уснувших спальных кварталов. Вихлянцев натягивает ворот пальто до ушей и озирается по сторонам, неспешно идя по Садовой. Петербургские люди все-таки другие, замечает он, иные существа. Московский контингент ему совершенно не нравился: он не видел в них искр. Тех, которые периодически вспыхивали, а то и взрывались в питерских жителях. Северная столица была для него привычнее, что ли. Впрочем, Миша, например, не понимал этой отчаянной любви к городу на Неве. Вечно промозглый, с сильными ветрами и этой давящей холодной влажностью - что можно было любить в этом северном городе? Зонты, расцветающие почти каждый день на улицах? Или архитектуру, которая год за годом не менялась? "Законсервированный город" - отшучивался Руслан, когда, сидя в каком-нибудь очередном московском баре с Кшиштовским и Поперечным, речь вновь заходила о том, что питерский хасла не испытывает особой радости часто приезжать в столицу. Данила считал, что это лишь петербургская надменность, которой Руслан периодически подпитывал свои слова. Миша, однако, знал, где собака зарыта. Дело в нем, Руслане. И в его слабости оставлять что-то, что цепкими объятиями сжимает его прошлое. Два города словно скрепляли эту дружбу между закаленным холодом Русланом и разнежившимся теплом Мишей. Иначе это были бы уже не те отношения. Не те возвышенные ночные разговоры на кухне за чашкой чая. Не стоящие в углу прихожей тимберленды цвета охры и висящее на крючке серо-черное пальто, усыпанное редкими снежинками. И ночами, сидя на квартире у Кшиштовского, Вихлянцев признавался, что ему тяжело делить себя на две части, половину даря ненасытному городу на Неве, а вторую вручая в руки Миши, чтобы тот не дал ему, Руслану, потеряться. Кшиштовский не мог переехать, а Руслан не мог оставить. Словно оба друга ненавидели город другого. За то ли, что город отнимал самое ценное, что было в близком человеке, или же за то, что вместе им будет хуже, потому что кого-то одного город все равно не примет. Выход был один: бросить оба города ради того, чтобы быть недалеко друг от друга, чтобы их не разделяли сотни километров в ледяные зимние ночи, чтобы телефон Руслана всегда лежал рядом с телефоном Миши, а на фронтальной камере появлялось все больше и больше совместных фотографий. Европа дарила им несколько дней настоящего счастья, умиротворения. Они просыпались вместе, были вместе, пока камера стояла на паузе и искренне радовались тому, что хоть какое-то время ни на одного, ни на другого не давит это чувство отторжения Москвы или Петербурга. Глубоко в пальто звонит телефон. Руслан закусывает перчатку, чтобы снять ее с руки и достает мобильный, на котором высвечивается номер Кшиштовского. - Привет, Миш. - Я переезжаю, - слышится из трубки голос Кшиштовского. Голос потрепанный, уставший, слегка заплетающийся. Скорее всего, Миша только проснулся после долгого ночного эфира. Или визита Спуна, который имел наглость частенько задерживаться до пяти утра, пока не начинало работать метро. - И куда же? - стараясь быть равнодушным, спрашивает Руслан. - К тебе. В этот проклятый город, который тебя не отпускает ко мне. Вихлянцев молчит. Мимо проходят люди в горнолыжных куртках, пуховиках, шубах. Коричнево-белое месиво под ногами, красные носы и сверкающие в свете новогоднего убранства города глаза. Те самые искры, готовые взорваться огромным фейерверком под удары курантов в далекой столице. - Искры, - произносит Руслан. - Что? - Я говорю, приезжай хотя бы просто посмотреть на это. На то, что я действительно люблю здесь. Миша что-то добавляет, начинает спорить с Русланом, но Вихлянцев прерывает его на полуслове: - Просто отметь в этот раз Новый год в Питере. Со мной. Хотя бы один раз. Кшиштовский мямлит, что этот Руслан опять сорвал ему все планы, но все равно соглашается. Через два часа на телефон приходит сообщение, что билеты куплены, и поезд приедет в шесть утра. Петербургский холод кусает Руслана за нос. Пар висит рваной пеленой от каждого теплого выдоха. Город и в этот раз не примет Мишу, Вихлянцев это знает. Но, что бы не произошло, в этот Новый год все будет иначе. Потому что в Петербурге все всегда иначе. И именно это Руслану хочется показать Кшиштовскому больше всего.