Ломая стереотипы

— Тебе не стоило так просто сбрасывать меня со счетов… — ледяной голос человека напротив проникал в трепещущее сердце. Я чувствовала, как тело сковывало ужасом, и с нарастающей паникой понимала, что не могу сдвинуться с места. Хотелось закричать, сорваться с места, кинуться прочь или хотя бы подойти ближе, чтобы увидеть лицо своего врага, но ноги будто вросли в рыхлую землю, которая затягивала меня все глубже. Я знала, кто это был. Знала, но не хотела верить, потому что… нож в моей руке оказался не случайно. Замахнувшись, я встретилась с ухмыляющимся Егором взглядом. Кто-то закричал. — Тихо, тихо, успокойся… Тяжело дыша, я уставилась в потолок, стараясь скинуть с себя вязкое оцепенение. Оно всегда настигало после кошмаров — было страшно пошевелиться, потому что, казалось, каждое движение было способно вернуть те ночные ужасы, от которых я просыпалась в холодном поту. — Извини, я разбудила вас?.. — голос Насти дрожал — кажется, она плакала. Егора рядом со мной на кровати не было, и я была рада этому. Не хватало еще ему увидеть меня в подобном состоянии. Я резко села в кровати, устало проводя по лицу ледяными руками. Несмотря на горячий воздух, температура тела понизилась от обострившихся в плохом сне эмоций. Наверняка снова напоминаю призрака. Очень-очень уставшего призрака, который понемногу начинал злиться. — Нет, Алиса спит, — голос Егора звучал глухо из-за прикрытой двери моей спальни, но из-за непроницаемой ночной тишины я четко слышала каждое слово. — Шел на кухню курить, увидел, как ты тут мечешься в бреду. — Прости… — произнесла Карамзина почти шепотом. Я подавила желание встать с кровати и подслушать у самой двери. В груди отчего-то кольнула обида на столь искреннюю участливость Арабского, и я невольно разозлилась на себя. Что, давно на жизнь никто не покушался, отвыкла от заботы окружающих? Так, может, стоит повесить себе на шею табличку «я наследница Шерементьева» и пойти гулять по улице, чтобы какой-нибудь случайный рояль упал мне на голову? — Егор, я так боюсь его. Он… — всхлип прервал предложение, и девушка снова заплакала, заставляя меня плотно сжать зубы. В душе появилось мерзкое ощущение неприязни к Насте, и я не понимала, почему она вызывает у меня такие эмоции. Туманный отголосок школьной ненависти или же Егор все-таки был прав? Ревность? Я поморщилась, не желая соглашаться с подобной версией. Мне не пятнадцать лет, я уже могу держать себя в руках и не верить в подобную ерунду. Телефон на тумбе завибрировал. Уже отойдя от кошмара, я зевнула и потянулась к нему, чтобы проверить, какому идиоту взбрело в голову звонить мне в пять часов утра. «Папа» — мигнул экран. Я вздрогнула. Это не похоже на него. Папа ни за что не стал бы звонить мне посреди ночи. Он знал, что я работаю сейчас в клубе, и надо было видеть выражение его лица, когда я сообщила ему, куда устроилась. Он все еще тешил надежду, что я приду работать к нему. Отец знал, что сегодня я отдыхаю, и никогда не побеспокоил бы меня ночью. — Что-то случилось? — без приветствия произнесла я, напрягаясь. Пульс стучал в висках, только отогревшиеся руки снова похолодели. — Извините, что беспокою так поздно… — незнакомый мужской голос. Кажется, я даже не дышала. — Я нашел этот телефон на улице, вы указаны в последних вызовах как «доченька» владельца. Я могу как-нибудь передать его вам? — Да… — голос прозвучал хрипло. Я откашлялась и повторила. — Да, конечно. Завтра в девять утра у четвертого полицейского участка. Я буду в синем пальто. — Сдадите меня сразу на месте? — на этот раз слышалось, что собеседник улыбался. Я не могла определить его возраст — ему могло быть и двадцать, и пятьдесят лет. — Возможно, — я холодно улыбнулась, но мужчину это ничуть не напрягло. — Мне взять с собой деньги для вознаграждения? Незнакомец рассмеялся. Возможно, я себя накручивала, но мурашки ужаса на руках появились сами собой. Марьина, какой же ты параноик. Скорее всего, папа просто обронил телефон, с ним ничего не случилось, завтра утром я просто заберу его и навещу родителей дома. Полгода ничего не происходило, с чего бы сейчас должно было произойти? — Увидеть вас, Алиса, — уже вознаграждение, — насмешливо ответили мне. Егор с Настей сидели на диване. Он приобнимал её за плечи, она дремала, уткнувшись лицом ему в плечо и поджав под себя обнаженные ноги. Стоит признать, даже заплаканной она выглядела привлекательно, когда я напоминала в таких случаях опухший труп утопленника. Свет ночника отбрасывал на лицо Арабского глубокие тени, и он не спал. — Куда собралась? — Егор не скрывал своего удивления, глядя, как я обуваюсь. Я тоже кинула на него взгляд. Хотела ответить правду — что мне позвонили, что мама не отвечает на звонок, что я волнуюсь за папу и еду проверить родителей к нему домой… — Не хочу вам мешать, — процедила я и сама подивилась яду в своем голосе. — Не мог же я оставить девушку наедине со своими кошмарами, — вскинул брови Егор. Голос отчего-то звучал язвительно, и у меня перехватило дыхание. Хотелось накричать на него — да, вот так, без повода, ни за что. Было очень обидно, хотя я никогда не давала Арабскому понять, что едва ли не каждую ночь просыпалась, боясь пошевелиться. Вспомнился сегодняшний сон. Не может же быть, что… Телефон тихо тренькнул, оповещая меня, что такси уже подъехало к дому. Я застегнула пальто и привычно засунула в карман паспорт, в обложке которого лежали деньги и пластиковая карта. Сумка, преимущественно исполняющая роль косметички, в этот раз осталась дома. В этом случае я была уверена, что уж точно не усну до утра — тем более, что до рассвета оставалось не так много времени, — так что обновлять макияж мне не понадобилось бы. Без него я все еще чувствовала себя крайне некомофортно. Не всем же повезло с лицом так, как… Настеньке. — Куда ты потащилась посреди ночи? — в этот раз голос Егора звучал уже гораздо злее. Он попытался встать, но Карамзина у него под рукой заворочалась, что-то сонно промычала и еще сильнее вцепилась в его ладонь. Я молча вышла из квартиры, тихо прикрыв за собой дверь. Такси стояло припаркованным у подъезда с включенной аварийкой. Я залезла на заднее сидение, поздоровалась. Водителем, как ни странно, оказалась миниатюрная девушка с копной каштановых кудряшек. Она глянула на меня через зеркало, вежливо улыбнулась и с легкой вопросительной интонацией озвучила адрес. — Что-то случилось? — мягко вдруг спросила она, когда мы стояли на светофоре. Я оторвала взгляд от окна и удивленно глянула на неё. Заданный вопрос оказался неожиданным. — Извините, если влезаю, куда не просят. Вы выглядите печально, а мы все равно больше никогда не увидимся, так что если вы расскажете мне, потом не придется краснеть. Я невольно улыбнулась. Боря, мой коллега по барной стойке, практически слово в слово говорил так приунывшим клиентам, раз за разом прикладывающимся к крепким напиткам. Из него наверняка вышел бы неплохой психолог, но после окончания школы жизнь занесла его не в высшее учебное заведение, а в клуб. Стоит сказать, бармен из него получился просто замечательный, и он еще ни разу не пожалел о своем решении и работу обожал до безумия. — Я наследница огромного состояния, из-за которого кто-то собирается меня убить; отец живет с сумасшедшей женщиной, которая по случайному совпадению является моей матерью, которая когда-то чуть не принесла меня в жертву своим демонам; мой начальник, у которого я живу, сейчас успокаивает ревущую падчерицу своего друга, который неизвестно зачем строит козни против меня, — скучающим тоном проговорила я, разглядывая почти пустую дорогу, по которой мы ехали. Девушка звонко рассмеялась. И не страшно ей по ночам выезжать на вызовы? А вдруг вместо меня тут сидел бы какой-нибудь мужик преступного вида? Такому ведь не сложно ударить невинную девочку по голове чем-нибудь тяжелым. Смех звучал на удивление заразительно, и, несмотря на волнение за отца, я тоже улыбнулась. Озвученные мною слова и правда звучали безумно, если не знать, что всё это – истинная правда. — Несчастная любовь, значит… — пришла таксистка к своим выводам. Я хмыкнула, но для вида согласилась с подобной версией, коротко кивнув. Пусть будет так. Невзаимная любовь череды неприятностей к моей скромной персоне. На всю оставшуюся дорогу я поставила телефон на автодозвон. С каждым неотвеченным вызовом, я невольно начинала все больше волноваться. У мамы не было причин не отвечать, она сама названивала мне каждый день, а трубку обычно брала уже после пары-тройки гудков. Она постоянно носила телефон с собой, потому что каждый день обязана была отчитываться перед своим психиатром о самочувствии. Хоть мама и прекрасно чувствовала себя все эти месяцы, и ничего в её поведении не давало повода для сомнения в адекватном состоянии, я все равно не могла избавиться от своей паранойи. Перед глазами каждый раз проносились воспоминания из детства, потому что никто из окружающих не знал о сумасшествии мамы так, как знала о нем я. Отец все время находился на работе, психиатр приходил даже не каждый день… Так выходило, что я была единственным человеком, по которому её болезнь ударила со всей своей силой. У меня было право не верить ей. Расплатившись с девушкой, я вышла из машины и почти бегом забежала в подъезд. Лифт в доме по обыкновению не работал — когда я жила с папой, я даже и не пыталась вызывать его, предпочитая добегать до шестого этажа своим ходом. Когда мне было пятнадцать, я застряла в лифте на несколько часов. К сожалению, застряла не одна, а со своей соседкой-ровесницей, которую уже тогда недолюбливала, а в старших классах даже один раз дралась с ней. Тогда меня можно было довести до бешенства парой фраз, но я с удивительным терпением продержалась эти три часа, взаимно делясь язвительными замечаниями. Последней каплей была фраза Майи о том, что если бы кое-кто сбросил пару десятков килограмм, то мы не застряли бы здесь на такое долгое время. Когда лифт отремонтировали, удивленные мужчины без труда разняли двух взбешенных малолетних девиц, готовых выцарапать друг другу глаза. С того дня Майю я возненавидела окончательно, но её слова все-таки повлияли на меня и спустя три года я уже могла гордиться тем, что сбросила добрую половину своего веса. Увы, переехавшая в другой город девушка увидеть этого уже не могла. Достав из кармана связку ключей, я чуть прищурилась, выискивая нужный. Лампы в подъезде по ночам отключали вредные и крайне экономные бабушки с первого этажа, но из окна уже проникал лёгкий свет — солнце появлялось где-то на горизонте, постепенно осветляя небо. — Пап, ты дома? — я практически влетела в квартиру, прикрыв за собой дверь, и, не разуваясь, пробежала первым делом на кухню. На плите стояла кастрюля, под крышкой алел борщ. Я метнулась взглядом по тесному помещению и почти машинально схватила со стойки у раковины нож, резко оборачиваясь. В квартире было тихо, слишком тихо. Пульс стучал в горле, в висках, в кончиках пальцев, сжимающих деревянную рукоятку. Медленно шагнув в коридор, я свободной рукой тихо отворила дверь в свою бывшую комнату, в которой сейчас жила мама. Её там не было. Кровать была аккуратно заправлена, и ничего в этой комнате не говорило о недавнем присутствии кого-либо. Плохое предчувствие, которое до этого момента лишь слабо покусывало сознание, затопило всё тело. Не нравилось мне всё это. Совсем не нравилось. Сглотнув, я шагнула к комнате отца, стараясь не шуметь и как можно тише ступать по полу. Половица подо мной тихо скрипнула. Я остановилась, глубоко вздохнула и… В следующую секунду всё произошло молниеносно. Дверь передо мной распахнулась, я отскочила назад, вскидывая руку с ножом, чтобы начать защищаться и при случае полоснуть им по шее недоброжелателю, кем бы он ни был, а мне в грудь ткнулось дуло пистолета. Тяжело дыша, я уставилась на отца, выражение холодной решимости на лице которого постепенно сменялось на искреннее удивление, а после перевела взгляд за его спину. На расстеленной двуспальной кровати испуганно таращилась на меня заспанная, чуть взлохмаченная мама. — Доброе утро… — пробормотала я слабеющим голосом. Теперь хотя бы понятно, в кого я такой параноик.