Power Play

      — Мастер, можно попросить вас об одной услуге? Я понимаю, что это наглость с моей стороны, но…       Квай-Гон прервал его, не дослушав:       — Падаван, ты можешь просить меня о чём угодно. Пора бы уже это запомнить.       — Я знаю, но, — Оби-Ван Кеноби со вздохом обвёл взглядом кипу схем, графиков, выписок и распечаток, заполонивших всю их гостиную, — не могли бы вы, пожалуйста, принести один датапад из моей комнаты. Мне очень нужен полариканский словарь.       — Конечно, Падаван. Где именно он лежит?       — М-м-м, кажется, в среднем ящике стола, — Оби-Ван оторвался от своего исследования по истории Полариса и ослепительно улыбнулся Квай-Гону: — И, Мастер...       — Да, Падаван?       — Спасибо!       Квай-Гон поднялся и, осторожно перешагивая через плоды интеллектуальной деятельности Оби-Вана, направился в его комнату.       Он подошёл к столу у дальней стены и выдвинул средний ящик. Царивший там бардак удивил Квай-Гона — это было так не похоже на его безупречно аккуратного падавана. Он вздохнул и принялся разыскивать нужный диск. Взгляд его упал на тетрадь в чёрном кожаном переплёте — настоящую тетрадь, с настоящими бумажными страницами. Наличие у Оби-Вана такой вещи невероятно заинтриговало Квай-Гона: падаван никогда не отличался любовью к антиквариату, предпочитая цифровые носители печатному, а уж тем более написанному слову.       Любопытство вынудило Квай-Гона взять тетрадь в руки. Мягкая кожа была приятной на ощупь. На обложке не было никакой надписи, так что Квай-Гон раскрыл тетрадь. На первой странице на хрустящей белой бумаге острым почерком его падавана была выведена единственная фраза: "Собственность Оби-Вана Кеноби".       Внутренний голос Квай-Гона немедленно завопил: "Нет!" Не важно, что это за тетрадь. Она — личное дело Оби-Вана и не предназначена для чужих глаз. Он не имеет никакого права даже брать её в руки. Ни при каких условиях он не станет читать и не обманет доверия между ними. Он не станет переворачивать страницу, не станет, ему не интересно.       Он ещё продолжал ругать себя за попытку вторгнуться в личную жизнь Оби-Вана, а руки уже сами перелистывали страницы.       ***       "Отныне только мой" — приказ Его?       Благословение? Уже не знаю…       И, приближаясь к сладостному краю,       Не чувствуя, не помня ничего,       Я отдаюсь во власть Его касаний.       …Не в силах удержаться, я кричу —       В предчувствии бальзама наказанья,       Предоставляя выбор палачу.       Шрапнель ударов плети по спине       Каскадом выбивает дрожь из тела,       И удовольствие кипит во мне,       Не ведая ни страха, ни предела.       Я добровольный пленник этих рук —       Горячих, властных. И в изнеможенье       Теряю волю по Его веленью,       Прильнув к цепям запястия вокруг.       Моих зубов касается металл —       И взнуздывает, словно ездового:       Я жду объезда, как ещё не ждал,       Молю навзрыд с отчаяньем немого.       Карающая плеть рождает вопль,       Что слёз потоком рвётся из грудины,       Но, не желая больше середины,       Я весь Его! Как сладко быть собой…       Миг откровенья золотой стрелой:       Его любовь ко мне не знает правил,       Моя — запретов, — навсегда оставил       Под сердцем след, наполненный Тобой,       О, Мастер мой!       ***       От этих слов, что Оби-Ван доверил бумаге, сердце Квай-Гона бешено застучало. Могло ли это быть правдой? Образ связанного и умоляющего о любви Оби-Вана затопил его сознание, и Квай-Гон потерял способность здраво мыслить. Он несколько раз глубоко вдохнул и перевернул страницу.       ***       Я прикован к кровати, мои глаза завязаны, мышцы напряжены до предела, возбуждение мучительно. Каждый нерв взведён и ожидает Его прикосновений. Я слышу, как Он ходит по комнате, но не могу понять, что ещё Он делает. Спустя, кажется, вечность, Он возвращается и проводит рукой по моему телу. Я выгибаюсь навстречу Его ладони, но Он немедленно отходит. Я слышу, как Он стучит чем-то, наверное, выдвигает ящик. Возвращается к кровати и садится рядом со мной. Его пальцы играют с моими сосками, дразня их, пока они не становятся болезненно-напряженными. Он берёт один, затем другой в свой горячий влажный рот, посасывает, словно младенец, теребит их между пальцами, и, несмотря на Его приказ, я больше не в силах молчать. Я умоляюще, беспомощно твержу Его имя. Пощечина, другая — напоминание, что я должен вести себя тихо. Он протягивает руку к прикроватному столику, и следующее, что я чувствую,— холодный металл на моём правом соске. Зубчатые края зажима впиваются в набухшую плоть, я вскидываюсь и кричу от боли. Это восхитительно. Он кладет ладонь на живот, удерживая меня, и на втором соске оказывается такой же зажим.       ***       Квай-Гон заставил себя оторваться от тетради. Здравый смысл вовсю распекал его за чтение. И за надежду, что, быть может, фантазии Оби-Вана — о нём.       Но Квай-Гон уже не мог остановиться и перелистнул дальше.       ***       — Мастер, простите. Я не хотел. Прошу вас.       — Молчать! — рычит Он, швыряя меня в стену, и, распластанного, удерживает там Силой. Я уже раздет — когда мы наедине, мне не разрешено носить одежду. Он не спеша снимает свою, и я наслаждаюсь видом Его великолепного мускулистого тела. Он пробегает длинными гибкими пальцами по каждому обнажаемому участку кожи: проводит рукой вниз по груди, задерживается поиграть с сосками, пока те не затвердевают. Его дыхание становится неровным. Долгим движением он проводит по животу, дразня меня, наказывая меня. Он знает, как мучительно я хочу дотронуться до Него. Свидетельство моего желания бесстыдно и очевидно, и Он ни на секунду не сводит с меня глаз. Не представляю, насколько ещё меня хватит. О, Сила, пусть Он сжалится! Он снимает штаны и теперь полностью обнажён. У Него заметно стоит, и Его внушительное достоинство приковывает мой взгляд. Он замечает это и уверенным движением берет свой член в руку, проводит большим пальцем по головке. Его дыхание становится быстрым и неровным, и я, больше не в силах сдерживаться, начинаю задыхаться, стонать, биться в жгутах Силы, удерживающих меня у стены. Я смертельно хочу дотронуться до Него, смертельно хочу ответных ласк.       ***       Квай-Гон спохватился, что в точности повторяет движения того, о ком написал Оби-Ван, что он запустил руку в штаны и сжимает свой член. И что он болезненно возбужден и отчаянно нуждается в разрядке. Он виновато огляделся вокруг, вытащил руку и перевернул страницу.       ***       Подо мной холодный каменный пол. Я не могу ни видеть, потому что глаза мои завязаны, ни шевелиться — из-за кожаных ремней. Всё тело опутано ими: один вокруг лодыжек, один под коленями, другой — сразу над. Один — вокруг моих бёдер. Запястья связаны за спиной. Сразу несколько ремней фиксируют руки: один под локтями, над ними, и ещё один охватывает плечи. Можно подумать, я сумел бы их сбросить. Последний ремень перехватывает мою грудь, прямо поверх сосков. Конечно же, Он терзал их, пока они не стали невыносимо чувствительными, и только затем накрыл ремнём. От ощущения впивающейся в них грубой кожи кружится голова.       Я не могу пошевелиться. Я в Его власти. И Он может делать со мной всё, что пожелает.       Не знаю, сколько я пролежал до Его возвращения. Но теперь, когда Он снова здесь, мне остаётся только надеяться, что Он захочет дать моему телу то, чего оно так настойчиво требует. Он проводит по мне руками, намеренно избегая места, которое жаждет Его прикосновения. Он проверяет ремни, затягивая их ещё сильнее и заставляя меня стонать.       — Мастер. Квай-Гон, пожалуйста, — умоляю я.       Удар плети поперёк живота вынуждает меня выгнуться дугой, я почти плачу.       — Разве я разрешал тебе произносить мое имя?       — Н…нет, Мастер, — твою мать, что же я наделал. Вот ведь влип. "Мастер, простите, мне очень-очень жаль", — беззвучно заклинаю я. Потому что если произнести это вслух, то наказание станет только страшнее.       Наконец-то Его руки гладят внутреннюю сторону моих бедер. Я пытаюсь выгнуться навстречу прикосновениям, извиваюсь, силясь подтолкнуть Его к моему члену. Всё, что я получаю за свои старания, — ещё один хлёсткий удар по животу. Но Его руки всё равно тянутся к моему члену, эти прикосновения легки, едва заметны, и только ещё больше распаляют меня. Невероятным усилием я сохраняю молчание, и Его рука начинает двигаться быстрее и жёстче, доводя меня до грани. Я бьюсь в своих силках, стону и хнычу, и Он оставляет меня, отказывает мне в удовольствии.       — Открой рот, — требует Он. Ослушаться прямого приказа немыслимо, и я подчиняюсь. Он перехватывает мой затылок ещё одним ремнём и вталкивает в рот что-то большое и круглое, не давая ему закрыться. Воздух в комнате дрожит от того, что Он посылает моему телу волны силового убеждения, но я уже ничего не соображаю. Он защёлкивает что-то холодное и металлическое вокруг моей шеи, и тотчас же я оказываюсь отрезанным от Силы: ограничитель, чтоб его.       — Запомни, малыш, что ты — мой. Полностью мой. И я уверен, ты почувствовал, как я дал твоему телу один очень простой приказ: пока я не разрешу, ты не сможешь кончить. А пока ты не кончишь, возбуждение не пройдёт. Ты в моей власти, малыш.       ***       В голове Квай-Гона пульсировала единственная мысль: "Я? Оби-Ван пишет обо мне? Оби-Ван хочет меня! Мой падаван, мой самый прекрасный во всех галактиках падаван хочет, чтобы я делал с ним такое… О Сила, пусть это окажется правдой!"       И он перевернул следующую страницу.       ***       Его малыш. Так Он зовёт меня. Никогда "Оби-Ван" или даже "Падаван", только "малыш". В этом обращении есть что-то постыдное и унизительное, но меня оно заводит. И то, как Он владеет мной, подчиняет меня, связывает для новой сексуальной пытки, каждый жест, каждая деталь — бесконечно чувственны и эротичны.       Эх… Я бы всё отдал, лишь бы Квай-Гон захотел вот так обладать мной. Я бы добровольно подчинился Ему, отдал бы всего себя без остатка.       ***       — Мастер, что вас так задержа... — Оби-Ван в ужасе застыл в дверях комнаты. Слова замерли на его губах, краска сошла с лица, когда он увидел в руках Квай-Гона свою тетрадь. Квай-Гон медленно повернулся к нему, но тот уже пятился из комнаты и отчаянно тряс головой, словно не веря своим глазам.       Мастер протянул ему руку:       — Иди сюда, мой малыш.