"Memoria"

      Напротив Уильяма сидела женщина, выглядящая старше своего возраста, или просто на свой возраст. Ни грамма косметики на лице, морщины вокруг глаз, бледные губы и тонкая бледная кожа подходили к глазам, в которых застыла печаль. Скорбь, горе, боль. Уильям вздрогнул и отвел взгляд.       Черная одежда, платок на стянутых в пучок волосах — она в трауре. Глубоком, печальном трауре, и пришла сюда, чтобы избавиться от печальных воспоминаний. Уильям видел подобную картину уже много раз, поэтому рад был сейчас работать в отделе продаж. За последнее время на него накатила усталость, потому что невозможно пропускать через себя горе стольких людей и оставаться безучастным.       — Мадам, это отдел покупок. Давайте я провожу вас к нужному специалисту, — он начал вставать из-за стола, когда женщина решительно мотнула головой.       — Нет, — хрипло сказала она. Прокашлялась, стиснула в руках белый матерчатый платок и продолжила уже ровным голосом. — Я ищу воспоминание.       — Да? — неуверенно переспросил Уильям. — Простите меня, тогда все верно. Меня зовут Уильям, и я буду вашим консультантом. Как мне к вам обращаться?       — Миссис Эспозито, — представилась клиентка.       Она сидела очень ровно, неестественно ровно. Чаще всего люди, покупающие воспоминания, приходят в “Memoria” ради развлечения, для поиска новых ощущений, для исполнения давних желаний. Они не выглядят так, словно вот-вот рассыпятся на кусочки.       — Я предоставлю вам полный каталог доступных воспоминаний. Все воспоминания для удобства рассортированы по категориям и ценам, имеются краткие описания. Воспоминания анонимны. — Уильям протянул ей планшет, но когда клиентка не подняла руку, то просто положил его на стол.       Миссис Эспозито посмотрела на экран планшета, где крутилась эмблема компании: буква М словно расправляла крылья, чтобы взлететь и унести своих клиентов на ранее недоступные вершины. Мерцала кнопка «начать». Клиентка так и рассматривала экран, пока тот слегка не потух.       — Мне нужно кое-что конкретное.       — Хорошо! Дайте описание, и я сам найду в базе, — тут же отозвался Уильям, которого молчание угнетало.       — Есть ли у вас… — голос миссис Эспозито становился тише с каждым словом. — Роды. Или момент после них.       Она закрыла глаза и отвернулась, по ее лицу проходили волны, и Уильям видел, каких усилий ей стоило не расплакаться. Он как завороженный смотрел на бледное лицо, а в голове появилось болезненное осознание ее горя. Ему не хотелось быть правым, хотелось, чтобы домыслы и пришедшие образы были ложными.       Уильям открыл базу и сделал запрос «роды». Весьма специфичный. Лично ему за время работы еще не приходилось сталкиваться с клиентами, готовыми вырезать такое знаковое для жизни воспоминание. Роды, рождение ребенка, таинство жизни. Как мужчина, он не мог до конца осознать эти понятия, но все равно представлял их важность.       К его удивлению, нашлось три подходящих воспоминания. Среди них одно принадлежало отцу, что почему-то шокировало Уильяма. Из двух других Уильям выбрал воспоминание, где роженицей была женщина старше, чтобы клиентка могла сильнее погрузиться в эмоции.       — Есть, — оповестил он и вывел на экран необходимую информацию.       Миссис Эспозито, до этого застывшая словно истукан, принялась жадно читать описание, после чего посмотрела на выставленную цену и медленно кивнула.       — Я могу… прямо сейчас получить его?       — Да, как только оплатите, я отведу вас на процедуру. Это быстро и захватывающе.       Она кивнула и достала из старомодной черной сумки кредитную карту. Когда Уильям составил договор, дал ей расплатиться и поставить подпись, миссис Эспозито все делала машинально. Она была погружена в себя и, как показалось Уильяму, молилась.       Обычно консультанты объясняли новым клиентам механизм работы, пока те садились в кресло и закрепляли обруч на голове. Но миссис Эспозито выглядела такой сосредоточенной и погруженной в себя, что Уильям не отвлекал ее. Хороший работник тем и отличается от обычного, что подстраивается под нужды и потребности клиента, а не шпарит бездумно по методичке.       Когда женщина устроилась в кресле, Уильям заметил в ее руке сжатый листок. Во время просмотра воспоминания тело погружается в сон и расслабляется, листик все равно упадет, но Уильям не стал об этом говорить. Он запустил просмотр и увидел, как пальцы обмякли. Листик медленно соскользнул на пол изображением вниз. Уильям укорил себя за любопытство, вспыхнувшее в душе, и не стал переворачивать его.                     Все перед глазами расплывается от усилий. Тело измучено и требует отдыха, мне хочется лишь откинуться назад и закрыть глаза. Новый спазм боли исторгает изо рта хриплый крик, кажется тысячный по счету. Крики помогают терпеть боль.       — Тужься, девочка, тужься! Чуть-чуть осталось. — Голос врача звучит глухо, в ушах шумит кровь.       Сколько бы ни осталось — это слишком долго, сил больше нет. Это длится и длится. Добровольная пытка, на которую я сама себя обрекла. Пальцы сводит от усилий, с которыми я держусь за кровать.       Глаза закатываются, мир перед глазами темнеет, когда внутри вспыхивает огонь. Миллиарды женщин справлялись, чем я хуже. Для меня, для моего малыша. Нужно еще чуть-чуть постараться! Я смогу, смогу. Последнее усилие. Долгий крик. И я выталкиваю из себя эту боль.       Усталость сковывает руки и ноги, я безвольно лежу на кровати и не верю, что все закончилось. Снова эти крики, они мешают отдохнуть. Слабое осознание, что это не мой крик, доходит лишь через минуту. Я слабо приподнимаюсь на локте и смотрю вверх.       Врач вертит кричащего младенца и кивает головой, передает его медсестре, держащей в руках пленку. Она приносит его мне и аккуратно кладет на грудь.       Я ничего не вижу, только его лицо. Такой красный и страшный, на человека и не похож! Присматриваюсь лучше: смотрю в мутные глазки, считаю реснички на веках, заглядываю в приоткрытый ротик, изучаю широкий подрагивающий носик.       Неправда, совсем не страшный. Самый-самый красивый на всем белом свете.       Я боюсь его повредить, но прижимаю к себе крепче.       Улыбаюсь.                     Миссис Эспозито получила воспоминание, которого у нее никогда не было. Она встала с кресла словно в тумане и споткнулась на ровном месте, лишь рука Уильяма не дала ей упасть. По ее щекам текли слезы, на вопросы о ее самочувствии она лишь отрицательно качала головой и не отпускала его руку.       Уильям усадил женщину в обычное кресло и побежал за бутылкой воды. Когда он вернулся, она продолжала плакать и смотрела на листок, ранее выпавший из ее рук. Он невольно увидел.       Внутриутробный снимок младенца. УЗИ или другая технология, Уильям не разбирался. Он успел заметить фамилию Эспозито в левом верхнем углу. Для него младенец — или плод — выглядел нормально, как он бы себе и представлял, однако Уильям знал: этот малыш так и не увидел свет. Его несчастной матери пришлось покупать воспоминания, чтобы отдаленно представить, что такое рождение ребенка. Чужого, не ее собственного.       Люди приходят в “Memoria”, чтобы стать чуточку счастливее, но миссис Эспозито такой не выглядела. Она ушла, низко склонив голову и шаркая ногами, словно старуха.              Увидев миссис Эспозито вновь, Уильям был удивлен. Он же сам своими глазами видел, что “Memoria” ей не помогла, лишь разбередила еще не зажившую рану. Однако она была здесь в своем черном платке и еще более осунувшаяся, чем прежде. Миссис Эспозито потеряно сидела в зале ожидания, забыв взять талончик в очередь.       Уильям как раз закончил со своим предыдущим клиентом, поэтому поспешил к миссис Эспозито. Пусть Уильям и был профессионалом, чьи заслуги отметил мистер Парсонс и к которому с большим уважением относились коллеги, у него был один существенный недостаток: он принимал проблемы клиентов слишком близко к сердцу. Не всех, конечно, но иногда кто-то слишком сильно отпечатывался в памяти. Уильям не боялся этой особенности своего характера, он боялся, что однажды она уйдет.       — Миссис Эспозито, прошу вас, — Уильям помог ей сесть в кресло.       Женщина удивленно вскинула брови, когда поняла, что ее помнят. Она благодарно кивнула Уильяму и заметно расслабилась. Все же второй раз ей давался проще.       — Спасибо. Здесь поразительное отношение к клиентам. — Уильям был польщен. — Но воспоминания очень дорогие…       Сначала он подумал, что она хочет купить то же самое воспоминание, что и в прошлый раз. Так бывает, как и обычные воспоминания, купленные могут становиться блеклыми и постепенно забываться. Если клиенты ищут развлечения, то они предпочтут нечто новое, но у миссис Эспозито своя цель.       — Я хочу купить еще одно воспоминание.       — Что именно? — Уильям открыл базу.       — Не знаю… Первые шаги ребенка, — тихо произнесла она. — Или первое слово. Может быть, обычная игра на детской площадке. Или первый день рождения!       Она перечисляла варианты, а у Уильяма сжималось сердце. Сейчас он не помогает, а лишь удерживает несчастную женщину в ее подавленном состоянии. “Memoria” — потрясающий инструмент, который может помочь человеку достигнуть гармонии с самим собой, но им нельзя пользоваться бездумно. Такие воспоминания принесут миссис Эспозито лишь временное облегчение, а когда она очнется, то лишь отчетливее ощутит пустоту. То, чего у нее нет и не было, пополнится еще одним пунктом.       А что потом? Она будет приходить сюда и искать воспоминание о втором, третьем, четвертом дне рождения чужого ребенка; будет смотреть в череде родителей, как не ее сын или дочь впервые идут в школу; с трибун будет наблюдать за бейсбольным матчем неродного дитя, который по возрасту сейчас мог бы иметь уже собственную семью. Когда же миссис Эспозито будет жить, когда она заполнит свою жизнь чем-то иным, кроме горя?       — Услуги нашей компании очень разнообразны, — решился на попытку Уильям. — Помимо предоставление чужих воспоминаний, мы можем забрать ваши.       — Я вас не понимаю, — холодно ответила миссис Эспозито.       — Мы… — Уильям сглотну, почувствовав, что лезет не в свое дело и получает закономерный отпор. — “Memoria” может удалить болезненные воспоминания и любую связь с ними. Вы просто не будете помнить, что однажды пережили…       Бледное лицо миссис Эспозито впервые обрело краски. Ее щеки вспыхнули от гнева, она резко подскочила на месте и уперлась ладонями в стол, нависая над Уильямом. Гнев сделал ее живой, она перестала походить на заторможенную куклу.       — Вы!.. Мой ребенок даже не жил, даже не родился! И только я, я одна еще помню, что он существовал, пусть и во мне. Что его маленькая душа была здесь, — женщина коснулась ладонью своего живота. — А вы хотите забрать последнюю память о нем?!       Пристыженный Уильям не знал, куда деть свои глаза. Он шептал извинения, но они вряд ли могли помочь миссис Эспозито. Ее путь был намного сложнее, чем обычное Забвение. Уильям, возможно, лучше бы понял, будь он верующим, будь он старше или будь он родителем. Сейчас ему нужно было лишь не осуждать такой выбор и дать возможность несчастной получить долю успокоения.       — Еще раз простите, я был бестактен.       Он погрузился в изучение подходящих воспоминаний. Было бы вернее дать миссис Эспозито выбрать, но Уильям предполагал, что она захочет их все и не сможет остановиться на чем-то одном. Ей будет одинаково дорог сюжет, где ребенок повторяет за папой буквы и, наконец, отчетливо произносит «Мама», или где через подмышки годовалого малыша пропустили шарфик, чтобы поддерживать его во время первых шагов. Как бы она выбрала между днем рождения с гигантским тортом в форме Винни-пуха или между Хэллоуином, где круглого малыша обрядили в костюм тыквы.       — Я нашел подходящее воспоминание, — наконец сказал Уильям.       Пока он тщательно искал, миссис Эспозито успокоилась и вновь стала выглядеть безучастной и погруженной в себя. Она теребила молнию на сумке в ожидании, а когда Уильям отвел ее в уже привычную комнату для процедуры, то она с готовностью села в кресло.                     Я достаю из набора быстросохнущий пластилин розового цвета и даю Лиззи потрогать его. Сначала она боязливо касается пальчиком, а затем начинает мять его обеими ручками с сосредоточенным выражением лица. Она у меня такая серьезная, вся в папу!       Лиззи сидит у меня на коленках и возится с пластилином, по привычке тянет в рот.       — Нельзя, — особым запрещающим тоном произношу я и отодвигаю ее ручку. Лиззи сразу возмущенно агукает, а я легко дую ей на шею, чтобы отвлечь. — Нельзя, — повторяю для закрепления.       Оставляю Лиззи маленький кусочек, а сама разравниваю пластилин в толстую круглую лепешку. Приятный на ощупь и пахнет хорошо, а цвет какой! Я прерываюсь, чтобы потискать Лиззи и вновь не дать ей попробовать пластилин на зубок. Она смеется и роняет свой кусочек на пол. Глаза наполняются слезами так быстро, что я не успеваю опомниться.       — Все хорошо, смотри как много еще! Сейчас мы сделаем слепок твоей ладошки.       Я пододвигаю лепешку ближе, раскрываю ладонь и делаю вид, что сейчас надавлю.       — Вот так надо, только тебе.       Лиззи тянется к пластилину, но только за тем, чтобы забрать его. Я отодвигаю ее руку и еще раз терпеливо показываю, что надо сделать. Лиззи смотрит на меня голубыми глазами и хмурится, после чего я беру ее ладонь, сжатую в кулачок, и аккуратно раскрываю пальчики. Какие они маленькие и хрупкие! Ноготки ровненькие, а кожа мягкая. Не могу удержать, наклоняюсь, чтобы поцеловать любимую ладошку.       — Давай сделаем отпечаток.       Я сама подношу ее ладошку к пластилину, не даю согнуть пальчики и прикладываю. Лиззи наконец-то понимает, что я хочу, и сама со всей своей младенческой силой надавливает на пластилин. Убирает руку — слепок получился отличным, очень четким!       — Прекрасно! — восклицаю я и отодвигаю его в сторону, боясь смять. — Совсем скоро ты вырастешь, а это на память. Буду смотреть на слепок и вспоминать, какая маленькая ты у меня была. Маленькая-маленькая.       Я смотрю на отпечаток крошечной ладошки и не хочу, чтобы Лиззи когда-нибудь вырастала.                     После второго воспоминания миссис Эспозито выглядела еще более потерянной. В этот раз она уже не плакала, но в ее глазах застыла невероятная скорбь. Первое воспоминание было сильнее сконцентрировано на женщине, а вот второе — на ребенке: она не просто смотрела на заветный сверток в своих руках, а делала что-то и, самое главное, получала реакцию.       Ребенок на ее руках был личностью, он познавал мир, он пробовал что-то новое, он жил. Все то, что не досталось ее собственному дитя. Миссис Эспозито словно не только себя наказывала чужими воспоминаниями, но и его — ее нерожденного ангела. Что ж, на время она получила успокоение, но стоило снять обруч с головы, как реальность стала еще более пустой и серой.       Уильям хотел приглушить свою эмпатию на минимум. Не нужно было вырезать воспоминание миссис Эспозито об этих минутах и проигрывать себе, чтобы понять ее чувства. Если он ощущает лишь отголоски, то каково ей? А какую роль исполняет он сам? Дилер, который убивает наркомана новой дозой, который держит на крючке и не дает двигаться дальше.       Этические споры о “Memoria” очень многочисленны и многогранны, они не делятся только на две простые категории «можно» — «нельзя». Они и задаются вопросом, когда именно можно, а когда нельзя. Вот сейчас Уильям чувствовал необходимость в том, чтобы кто-то со стороны, кто-то более компетентный рассудил его и поддержал, запретив дальше мучить несчастную женщину. Человек не всегда может взглянуть на себя и свою жизнь со стороны, чтобы понять, что именно для него хорошо. Скорее, это большое исключение из правил.       Проводив миссис Эспозито до двери, в этот раз Уильям не сомневался, что она вернется. И он собирался найти лазейку в правилах компании, которая позволит ему отказать в предоставлении услуги.              Лазейки не нашлось. Миссис Эспозито была физически здоровой, не стоящей на учете в психологической клинике совершеннолетней дамой, способной провести денежную операцию по оплате воспоминания. И она вновь сидела напротив Уильяма в своем черном платке. Еще более бледная и осунувшаяся. Уильям боялся, что в следующий раз он увидит одну тень вместо человека.       Она бы пришла раньше, но копила деньги. Уильям навел небольшие справки и имел представление о доходе миссис Эспозито. Женщина, зарабатывающая старомодным пошивом одежды, не могла слишком часто покупать себе воспоминания, иначе Уильям видел бы ее чаще. Но нельзя сказать, что это шло ей в плюс, теперь миссис Эспозито брала намного больше заказов и шила днями и ночами, чтобы скорее скопить требуемую сумму. Наркоман и доза.       — Я хочу воспоминание, где он в первый раз пойдет в школу, — миссис Эспозито прикрыла глаза, явно рисуя эту картину. Скоро она получит отпечаток у себя в памяти и таким образом придаст объем своему воображению.       Так как Уильям работал с ней в третий раз, то ему не требовались объяснения. Он прекрасно понимал, что она хочет воспоминание, где ее ребенок идет в школу, но получает то, что получает. Недовольный тем, что приходится делать, Уильям открыл базу и не смог напечатать и буквы.       — Нет, — вдруг сказал он.       — Нет такого воспоминания? — расстроенно отозвалась миссис Эспозито. — Тогда, может быть, как он вступает в отряд скаутов?       — Нет, — с большим нажимом ответил Уильям. — Я не буду искать и проигрывать вам его.       Миссис Эспозито мгновенно ощетинилась. Она была способна на ярость и могла взорваться гневном, но сейчас ушла в глухую оборону. Ее действия кто-то осуждал, и она была недовольна этим, но не могла привести достойные доводы. Это сложно сделать, когда внутренне ощущаешь собственную неправоту, хотя и всячески поддерживаешь.       Уильям рисковал своей карьерой, репутацией компании и готов был выхватить судебный иск за отказ в оказании услуги, но был готов к последствиям. Он действовал спонтанно, но верно. С последствиями разберется потом.       — Миссис Эспозито, мэм. — Уильям осторожно встал и обошел стол, стараясь не врываться в личное пространство, но и не желая оставлять барьер между ними. Прятаться и закрывать глаза на чужое горе легко, тяжело соприкасаться с ним. — Вы убиваете себя, приходя сюда. Эти воспоминания… я же вижу, что вам только хуже!       — Да что ты понимаешь, мальчишка, — слабым голосом ответила женщина.       — Не понимаю, — согласился Уильям. — Но вижу, что вам нужна помощь. Другая помощь.       Миссис Эспозито дернулась вперед, чтобы сорваться, чтобы возразить, но у нее не оказалось на это сил. Она откинулась назад и закрыла глаза. По щекам потекли слезы. Уильям подошел и опустился на колени рядом с креслом, аккуратно взял в ладонь тонкую, высушенную горем руку.       Мать рисовала себе жизнь сына, какой она могла бы быть. Собирала по кусочкам из чужих воспоминаний, раскалывая каждым из них свою истерзанную душу еще сильнее. Она не отпускала горе, а жила им. Она не отпускала память, а приковывала себя к ней.       — Вы дали ему имя? — тихо спросил Уильям.       — Да, — также тихо ответила миссис Эспозито. — Марко.       — Марко Эспозито… гордо звучит.       Она улыбнулась и тут же всхлипнула, вытирая уголки губ платком.       — Что бы он любил, твикс или сникерс?       — Мятные жевательные конфеты, как мой дед. И нутеллу, все любят нутеллу.       — Ууу, мята с шоколадом — серьезный парень, — прокомментировал Уильям, вдруг хорошо представляя смуглого латиноамериканского парнишку с банкой нутеллы в руках. — А его любимая игра?       — Дженга. Марко очень любит конструкторы и интересуется строительством здания, может даже станет архитектором, если все-таки не выберет спорт. Он очень подвижный и спортивный, с самого детства увлекается бейсболом и болеет за Ред Сокс. — Миссис Эспозито выглядела очень отстраненно и смотрела явно не на Уильяма. В другую вселенную, где ее слова не были фантазией, а являлись реальностью.       — На какой позиции Марко играет?       — Питчер, — гордо ответила миссис Эспозито. — Ему нравится внимание болельщиков. Он часами тренировал свою лучшую подачу и теперь всегда в основном составе.       — Это круто!       — Да, поэтому он и получил спортивную стипендию.       Миссис Эспозито продолжила дальше, Уильям уже не задавал вопросов, а только слушал. Ему нарисовали полную картину жизни, какой она могла быть. Не понадобилось покупать воспоминание, чтобы заполнить пустоты. Марко родился, пошел в школу, завел друзей, стал звездой школьной команды. У него была привычка грызть ногти, ему не давалась английская литература, он мучился от аллергии на животных. В предвыпускном классе Марко завел себе подружку, но она бросила его ради студента колледжа, так что он тоже решил поступить. Стал-таки архитектором, но практически не работал по специальности, увлекся программированием.       Даже когда уехал, Марко не забывал звонить маме и поздравлять ее со всеми праздниками. Он долго сопротивлялся уговорам жениться, но в итоге познакомил родных с милой девушкой. Они долго жили вместе без регистрации брака, что очень сильно задевало верующую миссис Эспозито. Когда родился ее первый внук, она настояла на браке и крещении. Марко не смог ей отказать.       Марко стал отцом и дедом, он реализовал себя в профессиональном плане, а на пенсии с супругой они отправились в путешествие на круизном лайнере.       Он прожил счастливую жизнь.       Прожил бы.       Закончив, миссис Эспозито опустошенно молчала. Ни для кого, кроме нее самой, эта история, фантазия не имела значения. И пусть миссис Эспозито часто думала о жизни своего сына, она никогда не облекала ее в слова и не прорисовывала целиком и полностью. Никогда не выпускала из себя.       Разговор действительно имеет целебную силу. Когда Уильям выслушал — а он действительно слушал, а не делал сочувственный взгляд — ей стало лучше. Кому-то еще был интересен ее сын, у которого нет возможности выйти за пределы ее души, но наконец-то есть возможность отступить в сторону. Жизнь его матери еще не кончена, ей стоит лишь перестать жить прошлым и посмотреть на мир вокруг.       Уильям смог помочь, но не знал, окажется ли его помощи достаточно. Однако он больше не видел миссис Эспозито в “Memoria”. И был рад потерять постоянного клиента.