Тралики уже не ходят

- Ты трахаешься, как порнозвезда, - выдавил Ромка не своим голосом, отвалившись от распластавшегося по смятым и испачканным простыням парня, который так же тщетно пытался отдышаться. И додумался уточнить: - Это комплимент, если что. Сенька бессовестно заржал и закашлялся: все-таки воздуха в легких было еще не достаточно для таких махинаций. На Ромку уставились серо-зеленые с поволокой глаза, ясно дававшие понять, что их обладатель вряд ли понимает, что за херню он несет, и уж точно не готов к конструктивному диалогу. - Правда что ли? – снова фыркнул он и посмотрел тепло, растягивая истерзанные губы в широкой белозубой улыбке. – Тогда ты тоже. Мы вместе, получается. - Ага, - просто согласился Ромка и обнял подкатившееся к нему под бок тело. Кожа остывала, запятнанная подсыхающей спермой. Особенно радовала испачканная Сенькина щека, о чем Ромка приятелю сообщать не собирался. Да, сначала Тихонов довел его до оргазма ртом, а потом, снова возбудив и заставив его член в полной боевой готовности радостно торчать вверх, встал раком, прижимаясь грудью к жестковатому матрасу, и развел руками бледные ягодицы. И подмахивал, и вертел задницей… Да, трахался Сенька, как порнозвезда, если не круче. Но стонал он при этом, как недавняя девственница: тонко, влажно, глушил срывающиеся с губ стоны и мольбы в подушке или в собственной закушенной ладони. Сначала такое поведение даже где-то раздражало, а потом превратилось в игру: толкнись глубже, резче, чтобы вскрикнул, или замри, мучая и его и себя, чтобы захныкал жалобно. А когда Сенька терял всякий контроль и начинал выть на одной ноте, Ромка и сам сходил с ума и неизбежно падал в пропасть, утягивая за собой и партнера. - Надо ехать, - сонно промямлил Сенька ему в шею. - Я приму душ первым, ладно? - Куда ехать? - В общагу, куда ж еще. - И на чем ты поедешь? Поздно уже. Максимум успеешь до центра доехать, а там пересаживаться уже не на что будет. Такси – дорого. Так что оставайся. Душ примешь утром, все равно только к третьей паре. Сенька потерся щекой о его плечо, покусал губы и улыбнулся лукаво. - Признайся, ты просто хочешь потрахаться утром, - и засмеялся, чуть прогнувшись, когда Ромка возмущенно шлепнул по упругой ягодице, на самом деле не отрицая его слов. А кто не хочет, проснувшись с обыкновенным утренним стояком, не дрочить на чей-нибудь светлый образ или не идти в ванную, изгоняя возбуждение холодной водой, а присунуть отзывчивому любовнику? Тем более как легко и здорово будет скользить по оставшейся внутри с прошлого раза сперме… мммммм. - Как и ты, - сказал, наконец, Ромка и потянул на себя почти упавшее с развороченной постели одеяло. Укрыл их обоих и поцеловал рыжие вихры, когда Тихонов уютно и доверчиво засопел. – Спи. Все-таки иметь дело с Сенькой Тихоновым было по всем показателям очень приятно. Проснулся он, как ни странно, не от будильника и даже не от чужого ерзанья под боком, а от захватившего воображение запаха блинчиков. Или оладушек – так сходу определить было сложновато. Похоже, Сенька не только встал гораздо раньше него и уже привел себя в порядок, но и завтраком озаботился. А за удовольствие позавтракать не криво нарезанными бутербродами и не подгоревшей яичницей, он мог простить даже утреннюю неудовлетворенность. Ромка честно пообещал крепко стоящему члену, что всенепременно разведет Сеньку на секс, но чуть позже. - Привет, - улыбнулся Арсений, когда он зашел на кухню, промокая волосы полотенцем и ничуть не смущаясь своей наготы. Сенька уцепился взглядом за его пах, но быстро отвернулся, краснея кончиками ушей и продолжая домывать оставшуюся посуду. В центре стола высилась стопка аппетитных загорелых блинчиков на плоской тарелке. Рядом стояла открытая сгущенка. - Ты ходил в магазин? В тот, который в соседнем доме? - А? – Сенька обернулся через плечо и кивнул. – Ну да. Нужно же было мне зубную щетку купить. Я у тебя тут, конечно, частенько зависаю, но ночевал впервые, вот и столкнулся с такой проблемой. А сгущенка случайно на глаза попалась. Если хочешь, в холодильнике есть еще сметана. Просто я люблю именно со сгущенкой. Ромка опустился на угловой диванчик и в два укуса схарчил свернутый в трубочку блин. Было вкусно, даже очень. - Запасная зубная щетка есть в шкафчике над раковиной, - пробубнил он, набив рот и не озаботившись тем, чтобы сначала прожевать. Получилось невнятно, но Сенька, похоже, понял. Он вытер руки полотенцем, повесил то на крючок и развернулся, упираясь поясницей в стойку, а потом и вовсе запрыгнул не нее. Он сидел с раздвинутыми ногами, чуть отклонившись назад. - Ну, я не знал, - он кривовато улыбнулся. – Слушай. А ничего, что я здесь хозяйничаю? - Шутишь? – возмущенно воскликнул Ромка. – Да я не помню, когда последний раз нормально ел. Да еще и так вкусно. С ума же сойти можно! Спасибо тебе, серьезно. - Да не за что. Мне несложно. Сенька никак этого не показал, но было видно, что ему приятны и похвала, и благодарность. - Кстати. Ты и всякое другое готовить умеешь? - Конечно, - фыркнул Сенька. – У меня мама повар, я приготовить что хочешь могу. - Обалдеть просто! - искренне обрадовался Ромка. У него давно созрела одна идейка, но теперь он окончательно убедился, что речи о том, чтобы воплощать или не воплощать ее, даже идти не могло. Однозначно воплощать. – В таком случае у меня есть к тебе одно предложение, ты только не подумай, что это только из-за твоих кулинарных способностей. В общем. Не хочешь снимать со мной квартиру? То есть просто переехать сюда. Стой, - он вскинул ладонь, стоило Сеньке открыть рот. – Я договорю, ладно? Сенька растерянно кивнул, и Ромка продолжил. - Сам подумай, это же мега-удобно. Тебе не придется каждое утро ездить из общаги, стоящей на неведомых окраинах. Из-за того, что ты итак постоянно сюда мотаешься, тут уже дочерта твоих вещей. А еще мы классно подходим друг другу в постели, надеюсь, с этим ты спорить не собираешься. Ну, и, в конце концов, ты можешь приводить сюда парней. Я не буду против. Честно. Ты только предупреждай. Сенька молчал. Кусал губы, завесив глаза челкой, и молчал. А потом посмотрел на него прямо и серьезно. - Мне все равно не потянуть половину месячной платы. И в общаге мне нравится. - И не надо платить, - тут же взвился Ромка, но когда увидел, каким взглядом ожег его излишне самостоятельный Тихонов, поутух. Как будто не знал, что этот парень не потерпит зависимости от кого бы то ни было. – Хорошо. Плати столько, сколько сможешь, а остальное можешь отрабатывать готовкой, - примирительно предложил он. – Блинчики божественные. И если все остальное получается у тебя так же вкусно, то я тебе еще должен останусь. И не спорь, пожалуйста. - Хорошо, - осторожно произнес Сенька. – А насчет парней ты серьезно? - Конечно, - уверенно сказал Ромка. И не понял, почему Сенька будто помрачнел на мгновение. Да и не придал этому особого значения. – Так что, по рукам? - По рукам. Ромка улыбнулся и съел еще один блинчик. Сенька все еще сидел с раскинутыми коленками. В одних трусах. И можно было бы подумать, что это откровенная провокация, если бы не искреннее удивление в широко распахнувшихся глазах, когда Ромка поднялся из-за стола, все такой же обнаженный и не прячущий своего возбуждения. Сенька покраснел щеками и белокожей грудью, но лишь раздвинул ноги еще шире, на этот раз открыто себя предлагая. Ромка не преминул воспользоваться приглашением и первым делом стянул с несопротивляющегося Сеньки семейники. Сенька уткнулся ему в плечо и тихо-тихо прошептал: - Я не вымывал, так что если ты хочешь… Ромка задохнулся от этого беспомощного признания и подхватил Сеньку на руки, сжимая в объятиях так сильно, как это только было возможно. Это было лучшее утро из всех, что он мог себе представить. - Ты не поедешь на пары? - Неа, - прокряхтел застегивающий вечно заедающую молнию Сенька. Его ботинки больше всего напоминали невысокие берцы. Себе бы Ромка никогда такие не купил, но хулиганистому образу Тихонова они вкупе с торчащими в разные стороны непослушными прядками и насмешливыми взглядами очень шли. – Поеду в общагу, соберу пару шмоток, а потом подъеду к корпусу к последней паре. Он выпрямился и забрал из рук Ромки полупустую сумку. Все тетради он заранее выложил - все равно же сюда вернется. Самому Ромке выходить было надо только через час. - Не надо к корпусу, - Ромка заговорщицки (по крайней мере, он надеялся, что получилось именно так) подмигнул стоящему напротив парню, взял его руку в свою и вложил в нее запасной комплект ключей. – Приезжай сразу сюда. Можешь, кстати, приготовить ужин. - Спасибо, - сказал Сенька. – И ты, Орлов, из меня все-таки веревки вьешь. Будут особые пожелания? - А как же. Карто-о-ошечки можно? - Так точно, - Сенька шутовски отдал честь и, перекинув ремень сумки через плечо, вышел на площадку. Но не слишком спешил закрыть за собой дверь. - Что-то не так? – заметив его заминку, спросил Ромка. - Да нет, все нормально. Просто спросить хотел, как у тебя там с Настькой продвигается? Настька Тихонова на первый взгляд просто не могла состоять в каком-либо родстве с Сенькой. Она – натуральная платиновая блондинка, и он – рыжий чертенок. Но только на первый взгляд. Это уже потом, когда познакомился с Сенькой поближе, Орлов узнал, что они на самом деле родные, но только по отцу. И так уж получилось, что оба они были больше похожи на матерей, нежели на общего папочку. Вот и вся история. И так уж повезло или не повезло Ромке связаться с обоими. С Сенькой он регулярно проводил жаркие ночи, а в Настю, кажется, был влюблен. - Вроде продвигается, - пожал плечами Ромка. – Но я не уверен. А что? - Да просто так спросил. Ну, пока, - улыбнулся Сенька прежде чем захлопнуть дверь. - Пока, - сказал Ромка уже в пустоту. На первом курсе они учились в разных группах и были знакомы только заочно, пересекаясь лишь на потоковых лекциях. А вот на втором они оказались не только на одном профиле, но и в одной группе. Арсений и Настька Тихоновы, тогдашний Настькин парень, Никита Шутов, и он сам, Ромка Орлов. Шутов не понравился ему сразу. Он был из тех парней, что мнили о себе слишком много. Ну и еще он, конечно, встречался с Настей, что не могло не повлиять на отношение Ромки к Шутову. Настя же нравилась ему с самого начала первого семестра. Почти с первого дня. Она была высокой и стройной. С длинными светлыми волосами и аппетитными формами. А когда он познакомился с ней лично и понял, что Настя может похвастаться не только привлекательной внешностью, но и незаурядным умом, он будто бы влюбился. На Сеньку он первое время вообще внимания не обращал. Здоровался иногда. Ну, есть в его группе рыжий веснушчатый парень, ну и что? Он был высокий, всего на пару сантиметров ниже Ромки, но худее чуть ли не в несколько раз. Такая длинная тростинка. Хрен переломишь. Обычно такие люди бывают либо очень неповоротливыми, либо грациозными и гибкими. Сенька был из последних. А еще он не скрывал своей ориентации. Ромке было все равно. Но на вечеринке у юристов, о которой до сих пор ходили самые невероятные слухи, потому что никто не мог вспомнить, как оно было на самом деле, они оба здорово напились и оказались в одной постели. Главное, не смотря на нефиговое опьянение, оба были не только в полной боевой готовности, но даже пошли на второй заход. А утром, придя в себя, не стали строить комедию, мол, ничего не помнят и все произошедшее не было ничем иным, нежели глупой случайностью, пьяной выходкой. Просто сделали это еще раз, когда жесткое похмелье отошло на второй план. Ромка не скрывал от Сеньки чувств к его сводной сестре и даже советовался по поводу тех или иных планов и поползновений, которые начал предпринимать, когда стало ясно, что у Настьки с Шутовым с каждым днем не ладится все больше. Сенька не закатывал истерик и, казалось, был совсем не против. А Ромка, хотя и знал, что Тихонов не спит ни с кем, кроме него, верности не требовал. Они были друзьями. По крайней мере, Ромка верил, что это действительно так. Ромка влетел в квартиру и широко улыбнулся, почувствовав, как с кухни несет мясом и чем-то еще, не менее аппетитным. Жить с Сенькой оказалось здорово, просто обалденно. Теперь его каждый день ждали вкусный завтрак, обед и ужин. Сенька готовил, а он занимался остальными домашними делами, вроде уборки и походов в продуктовый. А еще Сенька никогда не ссылался на усталость и головные боли, когда он пытался залезть к нему в штаны. О нет, Сенька отвечал с не меньшей жаждой, что было очень приятно и в некотором плане даже лестно. Ромка был уверен, что ни одна неурядица не сможет испортить его сегодняшнее радужное настроение. Но понял, что был не прав, когда в ванной затихла вода и Сенька зашел в кухню. У Ромки кусок застрял в горле, стоило увидеть ссаженную щеку. Он взял Тихонова за запястье и заставил его подойти, дотронулся кончиками пальцев до покрасневшей содранной кожи. Сенька поморщился, но отдернуться не попытался. - Это что? – тихо спросил Ромка. - Упал. - Шутишь что ли? Не придуривайся. Я тебе не мамочка, не надо пытаться не беспокоить меня. Сенька улыбнулся, но тут же скривился, стоило коже натянуться, и бросил попытки неловко виновато искривить губы. - Правда, упал. Мы ночью залезли на автобусную стоянку и уже хотели сваливать, когда нас засек охранник. Ну, мы и рванули. Я споткнулся и полетел, приземлился на руки, но там был какой-то чертов то ли кирпич, то ли какая-то бетонная плита, которую я как бы задел. Скулой. По касательной. Если бы навернулся прямо на нее, точно бы кость раздробил. - Ты меня поражаешь. У тебя вечно все через задницу. Ну, как так?! - А у педиков не может быть иначе, чем через задницу, - сказал он преувеличенно бодрым тоном и ненатурально засмеялся. Пошутил типа, попытался разрядить обстановку. - Не смешно, - отрезал Ромка. – И с кем же ты ходил? - С Некитом, - просто и честно ответил Сенька, а у Орлова непроизвольно сжались зубы. Это была еще одна причина, по которой он на дух не выносил Шутова. Она появилась совсем недавно, когда Ромка узнал о вроде бы безобидном увлечении Сеньки. Любил он граффити и рисовал как практически полновесные картины, которые были близки к статусу произведений искусства, так и каракули, которыми и без его стараний пестрели все заборы и здания города. И «каракули» они выводили вместе с Шутовым, преимущественно гонясь за экстримом. Залезть ночью в автобусный парк? Пожалуйста. Пробраться на территорию пожарной части? Раз плюнуть. И Ромка точно знал, кто был инициатором этих вылазок, из-за которых Сенька частенько возвращался домой с такими вот «боевыми ранениями». - И почему я не удивлен? – саркастично произнес он, пододвигаясь и вынуждая Сеньку сесть рядом. – Знаешь, мне иногда кажется, что он тебя угробить хочет. Но тебе же смысла нет говорить? Ты же чуть ли не боготворишь этого Никиточку. Только вот я понять не могу, почему? Объясни что ли. - Не надо, - жалобно и жалко попросил Сенька, попытался ненавязчиво вытянуть ладонь из его пальцев. Ромка не пустил, сжал крепче. – Я понимаю, что ты беспокоишься за меня, но не надо. - Что значит, не надо? Ты мой друг, и это нормально, что я о тебе волнуюсь. По-твоему, должно быть иначе? - Нет, - Сенька совсем угнулся. Он был совсем на себя не похож. Из глаз исчез азартный провокационный блеск, губы все реже кривились в насмешке, и даже волосы будто потускнели. С ним всю последнюю неделю творилось что-то странное, но на прямые вопросы он не отвечал, неизменно сливаясь с темы, а самостоятельно Ромка как не пытался найти причину такого поведения и преображения Тихонова, особых успехов не достиг. - Как день прошел? – спросил Сенька после продолжительного молчания. А Ромка, испугавшись, что может надавить слишком сильно и сломать, просто не решился больше мучить его претензиями и расспросами, поэтому послушно подыграл. - Отлично. Вот, кстати, спешил домой, хотел поделиться с тобой радостью. - Правда? – Сенька вскинулся и снова попытался улыбнуться, но на этот раз не так рьяно, так что ему удалось приподнять уголки губ без особых мучений. - Ага. Миссион комплит, Сенька, - Ромка приобнял Тихонова за плечи и фыркнул в аккуратное ушко. – Сдалась твоя Настька на волю победителя. Завтра идем с ней в кино, а пото-о-ом… - многообещающе протянул Орлов и игриво растрепал рыжие волосы Сеньки, прижал его к себе, упираясь подбородком в вихрастую макушку. – Короче, она непрозрачно намекнула, что я могу ее не просто проводить, но и задержаться. - Рад за тебя, - глухо пробормотал Сенька. Особого энтузиазма в его голосе Ромка не уловил, но быстро убедил себя, что ему банально послышалось, ведь такого быть не может. Сенька же сам поддерживал его вот уже два месяца и стратегии и тактики подкатов помогал разрабатывать. Конечно, он тоже рад его успеху, просто слишком расстроен недавней почти ссорой и чем-то еще, что который день от него скрывает. - А я-то как рад, - пропел Ромка, стараясь не показывать своего недоумения и беспокойства. – Думаю, за это надо выпить. Кофе. Настоящего. Как тебе идея? Сделаешь? - Без проблем, - осторожно улыбнулся Сенька, выворачиваясь из его объятий. Вкупе с блестящими (похоже, ему все-таки было довольно больно говорить и улыбаться) глазами это смотрелось удручающе. - У тебя все хорошо? – спросил, не удержавшись, Ромка. – Ну, кроме щеки. - Да, конечно, - Сенька достал турку и отвернулся к плите. – Да и щека скоро пройдет. - Только не забудь чем-нибудь обработать. - Как скажешь, мамочка. Настя, как только они зашли в квартиру и избавились от верхней одежды, отвела его в гостиную, где проворно стащила через голову кофточку, под которой обнаружилась белая майка с глубоким декольте, не скрывающим прелестей девушки. А еще у нее не было лифчика, зато были торчащие соски. Ромка опустился на диван, наблюдая за разоблачением Настьки. Он не ожидал, что та окажется такой… прыткой, и был порядком растерян. Вот только Тихонова больше ничего снимать не стала и, не сказав ни слова, куда-то вышла. Ромка сидел как громом пораженный, если не сказать больше. Он только что видел такое, что ни в одной самой дикой реальности не могло оставить нормального парня равнодушным, и по всем правилам у него уже должен стоять так, что впору гвозди забивать. Но… не стояло. Вообще. Нисколечко. Наверное, ему надо не просто смотреть, а так сказать заняться накладыванием рук. И губ. И всего остального. Вот тогда-то он уж точно покажет, на что способен. Настька вернулась минут через пять с двумя дымящимися чашками в руках. Она открыла двустворчатую дверь бедром и, не отрывая сосредоточенного взгляда от содержимого кружек, мелкими шажками приблизилась к дивану. Присела на краешек и протянула ему кофе. С молоком или со сливками – это надо было проверять опытным путем. Ромка поставил кружку на колено, придерживая ее за ручку и стараясь не задевать пальцами обжигающие бока. Снова посмотрел на виднеющуюся ложбинку между грудей. И соски. И почему-то подумал, что у Сеньки соски тоже вечно торчат. Светлые, маленькие: такая твердая напряженная бусинка в крошечном ореоле. Стоило Ромке увидеть эти соски, как рот наполнялся слюной. Хотелось облизать и прикусить, а потом щипать и оттягивать, надавливать, дразнить, обводя по кругу и прижимая. Еще их можно было настойчиво и жадно сосать, строя из себя щенка, дорвавшегося до молока матери. Сенька тогда начинал дышать открытым ртом, вплетал пальцы в его волосы и запрокидывал голову, подставляя грудь и шею, добровольно и самозабвенно отдавая всего себя. А еще у Насти были загорелые спортивные, но по-женски узкие плечи. У Сеньки плечи были шире, хотя для парня все равно узкие. Белокожие, усыпанные веснушками плечи. Ромка кусал их, втрахивая Сеньку во влажные от пота простыни, и целовал, прижимая засыпающего парня к груди, вплавляясь ладонью с растопыренными пальцами во впалый живот. Сын и дочь одного отца, но разных матерей. Совсем не похожие друг на друга и абсолютно чужие люди. Ромка с ужасом отметил, что начал возбуждаться, но не от присутствия на расстоянии вытянутой руки сексапильной блондиночки, а от воспоминаний о том, как реагировал Сенька, если прикоснуться вот так и вот здесь… Настя тоже заметила его состояние и усмехнулась, махнув волосами, забранными в хвост. - Расслабься чемпион, секс-марафона не будет. - Да ты что? – вскинул брови Ромка, на самом деле не чувствуя и толики разочарования. И даже, что особенно странно, злости не было, что его вот так притащили чуть ли не в постель и прокатили в последний момент. – А какого черта я тут делаю в таком случае? - Воплощаешь в жизнь мой план, конечно. Я хочу заставить Никиту ревновать и вернуться ко мне. Я думала, ты понимаешь это и преследуешь схожие цели. Разве ты не хочешь, чтобы мой братик приревновал и после этого смотрел только на тебя? Ромка отставил кружку на стоящую рядом с диваном тумбочку и развернулся к собеседнице. - При чем тут Сенька? И почему Шутов должен возвращаться к тебе? Разве это не ты его бросила? - Я. Но я просто хотела проучить его, потому что он стал относиться ко мне, как к должному. А он вместо того, чтобы попытаться что-то исправить, начал подкатывать к Сеньке, представляешь? Вот, кстати, он при чем. - То есть Некит относится к Сеньке не только как к другу? - А ты что думал? Стал бы он его каждый день куда-то водить, если бы было иначе. Кино, кафе, бары, - Настька разве что не шипела, демонстративно загибая пальцы и хмурясь с каждым словом сильнее. Ромка тоже чувствовал, как в груди рождается и разрастается огромное и темное, жаждущее чужой крови. – Да он за мной так не бегал! И только попробуй сказать, что ты не в курсе. Вы же с Сенькой вместе живете, как можно было не замечать? - Да потому что я больше о тебе думал! Настька замерла, растеряв весь разъяренный вид, и посмотрела на него с недоумением. - Стоп. Так ты что, правда, в меня влюблен? Или что-то типа того. - До этого думал, что правда, - скривился Ромка. - А сейчас что изменилось? - А сейчас понял, что нет, - достаточно грубо сказал Ромка, но он хотел закрыть эту тему раз и навсегда, поэту некоторую резкость считал оправданной. - То есть по твоим словам получается, что прямо сейчас они могут быть вместе? Ромка заиндевел. Да, возможно, он и был готов подкладывать Сеньку под гипотетических парней, но теперь, когда появился вполне реальный Шутов... Ромка ясно себе представил: вот Сенька подмахивает, как шлюшка, и тут же смущенно стонет, как неискушенная девственница, и все это – под Никитой Шутовым. Захотелось убить. Внутренности окатило такой волной необузданной ярости, что Ромка испугался сам себя – это было совсем не похоже на него со всеми этими свободными взглядами на отношения. А после всего Сенька будет чуть застенчиво улыбаться и прижиматься, ища ласки и тепла. Но не к нему и не для него. Ромка вскочил и бросился в прихожую, судорожно натягивая верхнюю одежду. Он же сам дал Сеньке добро, разрешил приводить в квартиру парней. Идиот. - Ты куда собрался? – нервно спросила Настя, вышедшая вслед за ним. Она теребила шлевку джинсов и, явно, тоже не получала ни малейшего удовольствия от происходящего. А может, она тоже представила Никиту с Сенькой. - Домой. Уверен, если они вместе, то там. Некит живет с родителями, а Сенька знает, что я сегодня должен был остаться у тебя, так что квартира свободна. - Ром, тралики уже не ходят. Да и черт бы с ними. Он, если надо, пешком дойдет, и пофиг, что через весь город. - Такси вызову. Ты, если хочешь, пусти слух, что я у тебя провел всю ночь и все такое, я отрицать не стану. И пусть твой Никита хоть обревнуется. - Ладно, - сказала она, а потом вдруг обняла его. – Только ты там постарайся без лишних жертв. И, я не знаю, как, но если ты сможешь, то верни мне его, пожалуйста. И Ромка подумал, что она, наверное, правда любит этого придурка Шутова, раз не бросила его сразу, а постаралась что-то исправить. А теперь даже готова вернуться к тому, что было до, лишь бы быть с ним. Он сам не хотел ни к чему возвращаться. Хотел шагнуть вперед и увести Сеньку с собой. В квартире было тихо. Ромка в первый момент обрадовался и даже мысленно обозвал себя мнительным придурком, но зацепился взглядом за льющийся из-под двери на кухню свет. Его возвращение не могло бы незамеченным. Вот они, небось, и затихли. Дверь он открыл на одном дыхании, резко – если уж резать, то одним движением, а не пилить, принося мучительную ноющую боль. Они сидели на диване. Сенька – уткнувшись лицом в плечо Шутова, а тот обнимал его за сгорбленные плечи и смотрел не просто прямо, но с обвинением и презрением. Как будто он имел право в чем-то его обвинять! А еще перед ними стояла бутылка водки и пакет с соком. Что, напоить и поиметь? Ромка вздернул Шутова за шкирку и буквально выволок из квартиры, хотя объективно тот был сильнее, но сейчас в нем бушевали такие эмоции, что вряд ли его смогли бы остановить и семеро Шутовых. Да Некит особо и не сопротивлялся, что могло бы показаться странным, если бы Орлов был способен хоть что-то сопоставлять и анализировать. Ромка позволил ему натянуть ботинки, но потом сразу же вытолкал на лестничную площадку и впихнул в руки куртку. - И куда я сейчас? Пешком пойду? – иронично усмехнулся Некит. - А меня не ебет. Можешь и пешком. Но, если ты заинтересован, у подъезда стоит такси, - он уже почти закрыл дверь, когда между ней и косяком протиснулась нога в начищенном до блеска ботинке. - А ты спросил, у меня есть деньги на такси? Ромка едва не зарычал, но пихнул ему две смятые сотни. - Эй, до меня не хватит. - Зато до Настьки хватит. Очень советую наведаться, она тебя ждет. Шутов помрачнел. Прищурился и выплюнул ему в лицо. - Что, потрахалась с тобой, к старенькому захотелось вернуться? Ты ее не удовлетворил что ли? А он с Сенькой, интересно, успел потрахаться? Тоже, наверное, не удовлетворил. Тихонов хоть и отдавался полностью, но и всем своим существом требовал такой же отдачи в ответ. Тогда секс становился не просто приятным, но незабываемым, великолепным, восхитительным, лучшим, что с ним вообще могло случиться. Куда уж самодовольному индюку Шутову до такого безумия и самоотдачи. Ромка вызверился, практически рыча в набыченное лицо стоящего напротив парня: - Идиот, у нас ничего не было. За подробностями прошу свалить отсюда и сгонять до Тихоновой. И к Сеньке, кстати, больше не лезь. Вообще. Я серьезно, отвали от него и не отсвечивай, ясно? Шутов только независимо вздернул подбородок на прозвучавшее в его голосе предупреждение и сбежал по лестнице, скрываясь из поля зрения. Ромка вернулся в квартиру и, не дойдя до кухни, наткнулся в коридоре на прислонившегося к стене Сеньку. Тихонов опустил голову и завесил глаза челкой. Ромку разозлила эта его мнимая покорность. Как можно быть таким равнодушным?! Он впился пальцами в тонкие плечи и несильно, но зло встряхнул. Челка больше не мешала. У Сеньки были красные глаза и губы. - Ты чего ревел? – спросил он, не желая больше ходить вокруг да около. - Не хочу больше с тобой жить. Я тоже уйду прямо сейчас, отпусти, пожалуйста. С какого?.. Ромка встряхнул его еще раз и дождался, пока взгляд Сеньки не остановится на нем. Глаза в глаза. - Почему? Что тебя не устраивает? Скажи, я постараюсь исправить. - Я просто, - Сенька выдохнул, зажмурился на мгновение, и продолжил: - больше не собираюсь с тобой дружить. И жить, соответственно, тоже. - О чем ты? Можешь нормально объяснить? - Не могу. Отпусти, Ром. Или что, может, хочешь изнасиловать меня? Слышать подобное от родного Сеньки было больно. Что могло произойти в один день? В один вечер. Ромка заставил себя разжать пальцы, итак наверняка останутся синяки. Но не отступил, все еще преграждая путь. В чем могло быть дело? Ромка пригляделся к напряженно замершему перед ним мальчишке. Он был ласковый и нежный с ним, и Сенька отвечал тем же. А как здорово они подошли друг другу в быту. И просто болтать с ним, когда речь и не шла о постели, было сплошное удовольствие... А еще Сенька хранил верность и смотрел застенчиво или с тоской в серо-зеленых глазах, когда думал, что Ромка не видит. - Так ты, - снова попытался Орлов: - что-то ко мне чувствуешь? Сенька улыбнулся. И сказал тихо. - Уже нет. Разве так бывает? Вот оно было, а вот его нет. Вероятно, бывает. Например, когда он целую неделю смотрел, как его мальчик с каждым днем и часом угасает все больше, и после пары неудачных попыток выяснить, что с ним происходит, отступился, не проявив ни капли настойчивости. Предал его доверие. Ромка сделал шаг назад. Он не заслуживал, чтобы его простили и приняли обратно вот так просто. А Сенька просто ушел. Они не общались почти месяц. Сенька забрал вещи, подгадав момент, когда его не было дома, а ключи передал через сводную сестру. Без Сеньки... все было не таким, каким должно было быть. Он даже зимнюю сессию сдал без какого бы то ни было волнения и нервов, просто на эти бесполезные по своей сути эмоции его уже не хватало. Были другие, странные, удивительные по своей природе. Это чувство еще называли «светлая грусть». Светлая грусть - это когда вот он, Сенька, на первой парте на истории и на галерке на экономической теории, а в его постели Сеньки и вовсе нет. Но какой же он Сенька замечательный, и просто от того, что он есть и что на него можно смотреть, уже очень приятно, сладко, и тянет в солнечном сплетении. И вот через месяц Ромка решился. Он знал, что Сенька все еще совершает эти безумные вылазки, и с чего-то решил попробовать и сам. Хотелось понять. А еще от мысли, что он собирается сделать то, что так любит Тихонов, в груди привычно потеплело. Он написал это в тринадцатой эске на самом видном месте. Автобус ходил как раз от общаги до их корпуса. Сенька должен был увидеть, обязан был. Он всегда искал взглядом «каракули» и иногда смеялся или сверкал глазами, узнавая чью-то подпись. Ромка не умел выписывать все эти гротескные угловатые надписи, поэтому вывел баллончиком самые обычные русские буквы, как по прописям, разве что получилось неумело и оттого кривовато. «Сенька, я тебя люблю. Ромашка». Сенька сам назвал его Ромашкой. Правда, лишь однажды, как раз в их первую ночь. Он увидел его, Ромку, и, протиснувшись через нестройный поток людей у барной стойки, повис на нем, одной рукой зацепившись за его шею, а в другой держа полупустой стакан с ядерным коктейлем. «А вот и Ромашка пожаловала!» - прокричал он ему на ухо и тут же обслюнявил это самое ухо. Ромка вместо того, чтобы оттолкнуть, опустил руки на чужую талию, и так все началось. На следующий день после первой – и последней – в своей жизни вылазки он пришел в универ самым первым. Не было даже теть Тони в гардеробе, зато с подозрением поглядывал вахтер. Ромка улыбнулся ему, показал большой палец и уткнулся в распечатанный реферат, якобы увлеченно повторяя лекции. Он ждал. Леденел от самых невероятных и ужасных предположений, но честно ждал. Не увидит. Не поверит. Не ответит. Оттолкнет, посмеявшись в лицо. Нет, его мальчик не такой. А вдруг? И все начиналось по новой. Пока дверь не открылась снова и в холл не зашел вместе с порывом зимнего ветра Сенька, ранняя пташка. По его взгляду Ромка понял, что Сенька видел. И, когда шагнул навстречу и, шалея от собственной смелости, накрыл чужие холодные губы своими, чуть не умер, не получив ответа. И все-таки умер, когда губы под его прикосновением шевельнулись в застенчивой ласке, а замерзшие пальцы неловко и неуверенно пробрались под его свитер. Все началось еще раз, теперь уже точно правильно. Единственно верно. Ромка ехал домой к себе и Сеньке и лыбился, как душевнобольной. Не мог не лыбиться. Двери первого тралика изнутри украшала незатейливая надпись. «Ромашка, я тебя тоже. Сенька»