Lonely December and A Happy New Year

Это был определённо самый одинокий декабрь в жизни Кёнсу. Устало вздыхая, парень зачеркивает предпоследний день месяца, решая, что завтра будет точно таким же — скучным и однообразным. Как и тридцать дней до этого. Всё стабильно. Подумать только, ещё в прошлом году он мог спокойно провести вечер в компании парочки друзей, но теперь они все слишком заняты. Через несколько часов наступит новый год, и Кёнсу давно думает, что неплохо хотя бы один день провести иначе. Но... Да, всегда есть "но". И в данном случае это "но, увы". Кому нужен какой-то там До Кёнсу со своим одиночеством? Утро даже в последний день уходящего года не может быть добрым. Кёнсу думает так, заваривая себе последний пакетик быстрорастворимого кофе, и ищет в коллекции фильмов хоть что-то, что создаст воображаемую атмосферу вроде-как-праздника. Однако кроме "Самого страшного кино" ничего подходящего не находится. — Даже подумать страшно, откуда это у меня, — закидывая пару дисков в мусорное ведро, морщится парень. Когда часы показывают 12:56, звонок в дверь предупреждает о... госте? Кёнсу подскакивает на месте и мчится в прихожую, чтобы узнать, кого заносит в его обитель скорби и печали. Да, возможно, стоит обвинить в скучности бытия и самого Кёнсу, но он хотя бы пытается что-то сделать, в итоге всё равно оставаясь ни с чем. Как бы там ни было, кто-то сейчас стоит под его дверью и ждёт. Кёнсу смотрит в глазок и не знает, как ему реагировать на увиденную картинку. Возможно, "Какого чёрта?" было не самым тихим, потому что нечто за дверью хрипло смеется и звонит ещё раз. Незнакомец прекрасно знает, что его заметили, поэтому радостно спрашивает: — Эй, Кёнсу, хо-хо-хо, ты хорошо себя вёл в этом году? Ответом ему служит тишина. Потому что... — Санта? Серьёзно? — открывает дверь растерянный До. — О! А я уже думал, что забуду, как ты выглядишь, Кён-Кён! Парню очень хочется спросить, знакомы ли они вообще, но за искусственной белоснежной бородой Кёнсу узнаёт в Санте Лу Ханя. Как только выражение лица До меняется на шокированное, Лу Хань отодвигает хозяина квартиры и уверенно шагает внутрь. — Вау, — это всё, на что хватает Кёнсу, потому что он даже не знает, что сказать вроде-как-другу, которого не видел вроде-как-года-два-а-то-и-больше и который сваливается как снег на голову. Лу Хань быстро осваивается в квартире, ломает вешалку и поспешно извиняется. Хозяин, впрочем, осознаёт это долго, потому что слишком сложно связать всё в одно целое. Ему немного неловко наблюдать у себя на кухне нечто бородатое и очень странное. Лу Хань это почему-то понимает и, отвернувшись на пару секунд, снимает всё мешающее. — Я боялся, что ты переехал, было бы странно, если бы я вот такой завалился в квартиру к какой-нибудь тётеньке-кошатнице. С Лу Ханем Кёнсу знакомится на втором курсе, в то время как старший заканчивает четвёртый. Постоянные стычки на всевозможных встречах общих знакомых приводят их к внезапной дружбе. Но после своего выпуска Лу Хань уезжает обратно в Китай, и с тех пор о нём ничего не слышно. — Три года прошло. Чёрт, чувствую себя старым, — плюхаясь на диван, бормочет Хань. — Но ты и правда старый, хён, — мгновенно вернувшись из прострации, отвечает До, тем самым разрушая стену неловкости, возникшую между ними за всё это время. Поначалу Хань делает вид, что задет этим подколом до глубины души, и даже разыгрывает миниатюру, схватившись за сердце и падая на спинку дивана с притворным "Ах! Как жестоко!". Но в итоге ещё минуту не может успокоить свой смех. Лу Хань мысленно отмечает, что старый друг совсем не меняется за эти три года, и срочно требует что-нибудь тёплое, потому что воздух на улице холодный, его руками уже можно замораживать, а растаявший снег до сих пор стекает по спине. Хань всегда был выше где-то на десяток сантиметров, поэтому его забавляет то, как Кёнсу, стоя на носочках, перебирает пустые банки и ищет хоть что-то в заваленных мусором и старыми газетами шкафчиках. Хань успевает заметить маленькую свечку на столе в виде новогодней ёлки. Но, к несчастью, младший находит лишь банку с просроченным какао и пару пакетиков чёрного чая с корицей. — Давай я сейчас скажу, что этот какао стоит у тебя вот уже третий год и это его мы пили, когда я оставался, а ты выкинешь его, окей? Кёнсу смеётся и покорно выбрасывает банку, в то время как старший сломя голову носится по комнатам. Как только чайник закипает, Хань прибегает на кухню и послушно садится на стул в ожидании чая. Получив его, он моментально обхватывает чашку обеими руками, морщится, принюхивается, а после решается попробовать на вкус. Кёнсу внезапно вспоминает, что кажется, этот чай давался в подарок к двум чашкам в одном супермаркете на прошлое Рождество. После этой фразы старший давится и поспешно выливает всё оставшееся в раковину, задумываясь, какой у чая может быть срок годности, но всё же не решается рисковать. — Ты... живёшь здесь? Нет, серьёзно, я до сих пор помню мертвого шмеля и сломанный диск Das Palast Orchestra у тебя под диваном. Так вот, они всё ещё на своих местах! И пыли стало заметно больше. Кёнсу пожимает плечами и, шаркая тапочками по полу, идёт обратно в гостиную под недовольное луханевское "и как ты вообще умудряешься здесь жить". Ответ так очевиден, что До даже не озвучивает его: он просто существует. С тех пор как все его позабыли, звонит лишь мама (только по особому поводу или рассказать, как хорошо они с отцом отдыхают в Швейцарии), чтобы вскользь узнать, как поживает её сын. Но, видимо, даже у короля одиночества До Кёнсу есть человек, который спустя три года помнит не только самого парня, но и в каком месте похоронен под трёхсантиметровым слоем пыли шмель или что-то подобное. Это слишком сильно шокирует младшего, поэтому следующие несколько минут он усиленно обдумывает ситуацию и пытается понять, в каком месте этот сон больше всего похож на правду или с какого момента всё становится слишком нереальным. Лу Хань со всех ног несётся обратно на кухню за стулом, а потом что-то долго ищет на шкафу. Кёнсу медленно закрывает глаза и думает. "Лу Хань? Это невозможно. Он сейчас наверняка с какой-нибудь сексуальной китаянкой в своём чёртовом Пекине пьёт шампанское за ещё один успешно прожитый год. Да, этот исход более вероятен, чем то, что я вижу сейчас". Кёнсу решает во что бы то ни стало проснуться, чтобы эта пытка прекратилась, чтобы потом не было слишком больно и обидно. "Всё нормально. Я же привык быть один, со мной ничего не случится", — думает Кёнсу, до крови царапая ногтями тонкую кожу на запястье. • • • Мимолетная пустота, облегчение и умиротворение сменяются шумом в голове, болью и дезориентацией. Теперь Кёнсу в сотой степени ничего не понимает. • • • — Ты с катушек слетел, что ли?! Какого хрена ты вытворяешь? — слышит Кёнсу сквозь шум в голове. Он открывает глаза и видит перед собой нечёткие очертания взволнованного друга. По какой-то причине Кёнсу лежит на диване, под головой — подушка, на руке — пластырь, а в пятидесяти сантиметрах от его лица — встревоженные глаза и нахмуренные брови Лу Ханя. — Я жду объяснений, До Кёнсу! Язык младшего как будто прилип к нёбу, а рот отказывается раскрываться. Но как только Лу Хань встаёт, в голове Кёнсу звенит тревожный звоночек и слова вырываются сами собой: — Если ты здесь... Есть ли вероятность, что я больше не буду один? Слова отдаются громким эхом в пустой комнате, и Лу Хань на мгновение замирает, а потом улыбается. И отвечает: — Только если ты будешь хорошо себя вести и всё-таки приберёшь в квартире. Это был определённо самый одинокий декабрь в жизни Кёнсу. До этого дня. (Лу Хань не даст ему повториться).